Олег Измеров - Дети Империи
— Похоже, здесь вас хорошо знают.
— Их просто предупредили по радио. Вы любите пиво?
— Так себе. Не хочу полнеть.
— Здесь варят прекрасное пиво. К сожалению, в польских провинциях рейха после обострения отношений русских ненавидят гораздо больше, чем в Германии. Поэтому сейчас едем к Немецкому Центру, оттуда по переходу идем на вокзал.
"Фиат" вырвался из уличной тесноты на асфальтированную площадь, вытянутую вдоль огромного здания в виде пяти многоэтажных блоков, объединенных понизу большим вестибюлем в два и четыре этажа. Центральный блок был этажей в двадцать пять и напоминал уступчатую верхушку американского небоскреба, отличаясь от сталинских высоток грузностью и массивностью. Каждая из ступеней была украшена фальшивыми колоннами, облицованными гранитом, так, как будто бы они были сложены из больших прямоугольных камней; блок был увенчан ребристым стеклянным куполом, что навевало некоторые ассоциации с рейхстагом, а на самой вершине его примостился круглый купол обсерватории. С центральным блоком арочными мостами соединялись расположенные по углам четыре блока этажей в семнадцать или восемнадцать. Над главным входом в виде тяжелой романской арки, как и следовало ожидать, красовалась свастика в круглом лавровом венке, а на фасаде повыше висел огромный портрет Гитлера. Все это вместе чем-то напоминало рыцарский замок, разукрашенный бронзовыми скульптурами.
Дитрих лихо запарковался у входа. Виктор поспешил нацепить на куртку гостевой бейджик. В само здание они не пошли, а спустились в какой — то длинный подземный переход, у входа в который стояло двое полицейских и висела табличка "Breitspurbahnhof". "Станция "Большая дорога" или что-то в этом роде, что ли?" — подумал Виктор. Тоннель был обложен желтоватыми плитками и красным гранитом. Народу было не слишком много, какого-то страха и зашуганнности в лицах встречных прохожих Виктор не заметил. Обычные пассажиры, идущие с поезда или электрички. В одежде как-то побольше элегантности и изыска, особенно у дам, в пальто которых подчеркивались талии. Дамы рейха также выделялись профессионально сделанными прическами и более ярко накрашенными, чем в СССР здешней реальности, губами. Неясно, были ли это немцы или онемеченные поляки, однако, судя по внешнему виду, жизнь в рейхе эту публику вполне устраивала. На гостевой бейджик никто не пялился, и Виктор решил продолжить расспросы.
— А для чего Немецкий Центр?
— Для укрепления и формирования нации. Например, для того, чтобы дать каждому возможность приобщится к нашей великой культуре.
— Вы считаете, что у немцев самая великая культура?
— Зачем так упрощать? Но, согласитесь, государства не везде поощряют развитие культуры и не везде заботятся о том, чтобы она не деградировала. Я имею в виду не только богему, и даже вообще не богему, а, например, культуру для самых широких масс, для каждого рабочего.
— Массовую культуру? — спросил Виктор, поглядывая на украшавшие тоннель мозаики с идиллическими пейзажами.
— Можно и так сказать. Взгляните на то, что творится в НАУ. Вместо великих идеалов в их массовой культуре господствует культ теле- кино- и эстрадных звезд, погоня за сенсациями, за всем, что на рефлекторном, животном уровне привлекает внимание обывателя. Ради денег обывателей потчуют такими отвратительными зрелищами, как женский бокс, борьба в грязи, публичная демонстрация уродов. Шедевры их журналистики — выставлять напоказ родственников тех, кто совершил наиболее зверские преступления. Разве это — массовая культура? Массовая культура должна возвышать человека над животными инстинктами…
"Ну вот и нацистская пропаганда началась" — подумал Виктор, но тут же вспомнил, что издатели желтых журналов своим содержаниям как будто взялись подтверждать эту агитку Альтшлоссера. Культ звезд, грязные сплетни… Может, закрыть эти издания по законам о борьбе с экстремизмом?
— А деловая культура? Учебники, издаваемые в НАУ, до сих пор сводят экономику к законам спроса и предложения, хотя правительство вынуждено вмешиваться в экономику. Но вспомните деловую культуру Ганзы. Честность и порядочность! Вот то, что было несущим каркасом нашего ремесла и торговли — честность и порядочность! Плута пекаря, завышавшего качество своей муки, неоднократно окунали в чан с водой, да так, что еще немного, и он бы задохнулся или захлебнулся. Цены на хлеб не менялись четыреста лет! А представьте себе систему, где дела ведут только по закону спроса и предложения? Заводы начнут всучивать брак, делясь с управленцами торговых сетей долей выгоды, расцветет спекуляция, фиктивное предпринимательство, не приносящее обществу никакой выгоды, наконец — взятки.
"Да, пожалуй и часть нашего бизнеса надо привлечь за пропаганду экстремизма своей практической деятельностью…"
— У вас окунают бизнесменов в чан с водой?
— Везде окунают, если выражаться образно. То-есть законы против обмана и у вас есть, и в НАУ, и в Японской империи. Но у нас, в отличие от НАУ, экономике учат, начиная не с закона спроса и предложения, а с законов честности и порядочности. Немецкая культура — вот столп, на котором держится все в рейхе. Поэтому в Немецких Центрах немецкую культуру не просто развивают — ею в них управляют. Культура, как показывает античный мир, может развиваться только в условиях строгой дисциплины и государственной организации.
— А обсерватория — чтобы в телескоп наблюдать за культурой?
— Вы большой шутник. Фюрер приказал везде строить обсерватории, чтобы снизить число умственных расстройств. Прошу вас…
Дитрих указал на лестницу, которая поднималась вверх из тоннеля на улицу.
"Вокзал, наверное. Посмотрим, что это за "Большая дорога" такая…"
10. Летучий корабль.
В этой реальности Виктор уже начинал привыкать к тому, что его время от времени возьмут, да и ошарашат чем-нибудь грандиозным, очередной шалостью человечества, возведенной ради того, чтобы показать остальным: "А не слабо нам и такое сваять!" Однако он не догадывался, что Немецкий Центр — это только начало.
На перроне, куда они вышли из туннеля, Виктор почуствовал себя лиллипутом. Перед ним на рельсах стояло что-то скорее напомигающее вытянутый в зеленую колбасу пароход, чем то, что по размерам все мы привыкли считать поездом. Высота вагона была где-то раза в полтора больше, чем советского, однако, отчасти из-за того, что габарит был квадратный, отчасти из-за двух рядов прямоугольных, вытянутых в длину окон зрительно с платформы поезд смотрелся едва ли не вдвое выше. На платформе не было видно снега или сырости — такое впечатление, что она подогревалась. Где-то впереди состав заканчивался большим красным газотурбовозом.
— Скажите, Виктор, у вас в России сейчас есть такие большие поезда?
— Нет. И во всем мире нет. Это невыгодно.
— Вот видите. А мы в рейхе можем себе позволить некоторые маленькие большие капризы, — произнеся это Дитрих коротко рассмеялся. — это и есть "Летучий баварец".
— Скоростной? Я слышал, у вас теперь есть скоростные линии.
— Да, двести пятьдесят километров в час. Больше не надо, потому что он не столько скоростной, сколько комфортабельный. Большие скорости мешают насладиться поездкой. Прошу вас.
Проводник, похожий на швейцара в форме с золотым шитьем, осмотрел их документы и пропустил в вагон через широкие автоматические двери.
Внутри вагона Виктор испытал ощущение, словно он попал на "Титаник". Коридор и ведущие на второй этаж лестницы были отделаны деревянными панелями. Разбираться в стрелках и надписях указателей не пришлось — Дитрих сразу повел его на второй этаж, в коридор, по обеим сторонам которого виднелись двери купе.
— Ширина вагона — шесть метров. Благодаря этому купе размещаются с обоих сторон. Вот наши.
У Виктора с Альтеншлоссером оказалось два одноместных купе, объединенных общим санузлом, как в спальных вагонах, только интерьер был немного побогаче — деревянные панели и кожаная обивка стенки над диваном. В купе также размещались столик, кресло, шкаф для одежды и туалетный столик с зеркалом.
— Ну вот. Вешаете сюда верхнюю одежду, цепляйте второй бейдж, умываемся, можете побриться, здесь в столике для мужчин одноразовые стерильные бритвы и кисточка, а также одеколон. Затем идем на первый этаж… как у вас в гостиницах называют комнату для завтрака?
— Ресторан или кафе.
— Можно и так. Идем завтракать в ресторан или кафе.
— А таких дорог в рейхе много?
— Пока шесть. Они очень дорогие. Даже до Италии и Испании нет, хотя там курорты для наших рабочих. Огромные пансионаты под солнцем вдоль побережья. Хотите туда съездить?
— А куда делся первый контактер?
— Хороший вопрос. У вас поручение это выяснить?
— Вы считаете, что меня это интересовать не может?
