Виктор Тюрин - Ангел с железными крыльями
— У меня и то и другое очень даже недурственно получается.
— Значит, стреляете хорошо, господин Богуславский. Хм! Тогда с вашим навыком самое место на войне быть. Или вы так не считаете? — с нескрываемой издевкой спросил меня поручик — драгун с холеным породистым лицом аристократа.
— Уже был. Получил ранение, после чего признан негодным к строевой службе. Теперь давайте приступим к занятиям, господа.
— Где воевали? — поинтересовался светловолосый капитан — пехотинец с намечающимся брюшком.
Только я успел ему ответить, как капитан воскликнул: — Погодите! Так вы тот самый Богуславский?!
невольно привлек внимание всех остальных курсантов.
— Степан Васильевич, ты это о чем? — спросил его интендант.
— Это не мне отвечать, а господину Богуславскому, — ушел от ответа пехотинец, после чего внимание переключилось на меня, и я снова оказался в перекрестие девяти пар глаз. Рассказывать о том случае с немецкими офицерами у меня не было ни малейшего желания, поэтому я снова попробовал вернуться к занятиям:
— Господа, хватит вопросов. Время уходит.
Если остальным офицерам было просто любопытно, но поручик — драгун явно был из породы задир и любил, чтобы последнее слово оставалось за ним.
— Мне так думается, господа, что эта таинственность имеет под собой нечто такое, о чем стыдно рассказывать в приличном обществе.
Мне стало понятно, что поручика надо приструнить, потому что сам по себе он не успокоится. Тут мне вспомнились слова Пашутина о том, что армейское командование, отсылая их на курсы, по большей части избавляется от людей, которые оказались по тем или иным причинам ненужными или непригодными к службе в своих частях.
— Вы бы для начала представились, господин поручик. Или мама вас не учила в детстве элементарному этикету вежливости?
— Извольте. Граф Бахметьев — Кричинский, — в глазах поручика сверкнули злые искры. — Так мы вас слушаем, милостивый сударь.
— Погодите, граф, не торопитесь. Я тоже человек, а значит, любопытен и поэтому хочу узнать: какая извилистая история привела вас на эти курсы?
Честно говоря, я даже не ожидал, что последует такая резкая реакция на мой вопрос. Лицо графа буквально перекосило. Мне стало ясно, что сюда его привела какая‑то особенно грязная история. Глаза его вспыхнули ненавистью, а следом и рука скользнула к кобуре, но уже в следующую секунду он сумел взять себя в руки. Несколько секунд он еще вглядывался мне в лицо, пытаясь понять, насколько глубоко мне известно о его прошлом, а когда не получилось, постарался сделать вид, словно ничего не произошло.
— Из‑за дуэли. Вас устраивает такой ответ?
— В моем случае — личная месть. Вас устраивает такой ответ?
— Нет!
— Похоже, поручик, вы собираетесь свести все к новой дуэли. Я прав?
— Вы испугались?!
— Значит сейчас мы поступим так: идемте в тир и попробуем доказать друг другу, кто из нас лучше стреляет.
Поручик, видимо не рассчитывавший на подобное предложение, несколько растерялся.
— Вы что, господин Богуславский, хотите стреляться? Прямо сейчас?! — недоверчиво спросил меня капитан — интендант.
— Стреляться? Нет. Просто я с господином поручиком проведу практическое занятие. Вы готовы, граф?
— Готов. Только один вопрос: вы дворянин?
— Дворянин.
— Отлично! Я вызываю вас на дуэль, господин Богуславский!
— Господа! — обратился я к остальным офицерам. — Мы и так уже потеряли много времени. Идемте быстрее.
— Да вы с ума сошли, господа! Какая дуэль?! Никто никому не нанес оскорблений! — раздалось со всех сторон.
— Господа, время уходит! Извольте идти за мной!
После этих слов курсанты смотрели на меня как тронутого умом человека. Идет стреляться и при этом его заботит не собственная жизнь, а время, отпущенное на занятия. Увидев, что я, не обращая внимания на их возражения, иду к помещению, где располагался тир, офицеры растерянно примолкли и последовали за мной.
В подвальном помещении тира было просторно, сухо и светло.
— Господа, я не знаток в дуэльных правилах, поэтому предложите самые простые из них.
— Расстояние — 15 метров. Стреляете на счет три, — вдруг неожиданно подал голос до этого молчавший поручик — артиллерист.
— Согласен. Граф, вас все устраивает?
— Да.
Он был бледен, но держался молодцом. Мы разошлись на отмеренное нам расстояние. Встали на позиции.
— Господа, начинаю отсчет. Раз. Два. Три!
Долгие и упорные тренировки заложили в меня программу мгновенного срабатывания боевых рефлексов на любого рода опасность в любой обстановке. Вот и сейчас мое тело было "заряжено" на успешное выполнение задачи, которая стояла передо мной. Все словно произошло само собой. Пуля ударила по револьверу графа в тот самый момент, когда он только начал жать на курок. Поручик невольно вскрикнул, когда револьвер, выламывая пальцы, вылетел из его руки. Его крик приковал внимание зрителей только на мгновение, чтобы убедиться, что тот не ранен, после чего все уставились на меня. Так маленькие дети, смотрят на фокусника, после того как тот на их глазах достал из шляпы кролика.
— Господа, вам был сейчас продемонстрирован пример стрельбы, приближенной к боевым условиям. Поручик, я вам признателен за то, что вы помогли демонстрации наглядного урока, который без сомнения всем вам пойдет на пользу. Вы со мной согласны, граф?
Поручик, массажируя руку, ничего не сказал, только на губах появилась кривая усмешка, зато ухмылки, появившиеся на лицах остальных офицеров, были совсем другого рода. Они явно получили удовлетворение от унижения графа, которого, теперь это было ясно видно, недолюбливали.
Я повернулся к ним.
— Какие выводы, можем сделать из всего этого, господа? — я сделал небольшую паузу, привлекая еще большее внимание к своим словам. — Самообладание плюс постоянные тренировки и хорошо развитая или природная реакция. Это и есть три составляющих, на которые должен опираться хороший стрелок. Так какие приемы стрельбы вам показывал господин Маркин?
— Уж точно не такие, как вы, господин Богуславский, — с восхищением в голосе сказал офицер в звании штабс — капитана. — Где вы так научились стрелять, позвольте узнать?
— Извините, но у нас и так ушло много времени на пустые разговоры. Приступим, господа, к дальнейшим занятиям.
Выйдя из тира последним, я наткнулся на поджидавшего меня графа. Его поза и лицо выражали вызов, но при этом нетрудно было заметить, как из‑под этой маски гордой непринужденности просачивался страх.
— Мне не нужна милостыня, господин Богуславский!
— Вы горды и самолюбивы безмерно, а это грех. Так бы сказал мой один знакомый священник. Но не я.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что уже сказал.
— Я не понимаю вас. Извольте объясниться, сударь!
— Это вы зря, граф, — неожиданно раздался знакомый голос за нашими спинами. — Извините, господа, что вторгся в вашу беседу, но лучше сделать это сейчас, прежде чем дело дойдет до взаимных оскорблений.
Мы оба обернулись. К нам подходил Пашутин.
— Судя по всему, господин поручик, вы опять стали причиной очередной ссоры. Я прав?
— Как всегда, господин подполковник, — с оттенком вызова ответил ему граф.
— Вы чересчур самолюбивы и кичливы, господин Бахметьев — Кричинский, — граф горделиво вскинул подбородок и только открыл рот, как подполковник опередил его. — Не торопитесь мне дерзить, я еще не все сказал. Так вот. Из‑за этих вздорных качеств вы попали в очень неприятную историю, которая вполне могла закончиться уголовным следствием и несмываемым позором для всего вашего рода. С великим трудом это дело удалось замять. При вашем поступлении сюда, меня ознакомили с ним и просили хранить его в тайне.
— Вы мне угрожаете, подполковник?!
— Помилуй бог, граф. Наоборот. Спасаю вас от смерти.
— Мне не нужно ни вашей, и ни чьей снисходительности! Я всегда сам решаю, как себя вести и что мне делать! Я доступно объяснил?!
Пашутин поморщился. Похоже, что эта выходка у граф была далеко не первая.
"И не последняя. Чего он его терпит? Гнал бы в шею!".
Подтверждение моим мыслям было озвучено подполковником сразу, стоило мне так подумать.
— Господин поручик, у нас здесь не воспитательное учреждение, а военные курсы, но, похоже, тот, кто определил вас сюда, не видел в этом никакой разницы! Так я это исправлю! Прямо сейчас вы пойдете со мной в канцелярию, где я прикажу выдать вам документы на отчисление с курсов по состоянию здоровья. Следуйте за мной, поручик!
Татищев в Стокгольм поехал не один, взяв с собой секретаря — референта из министерства иностранных дел. Он его знал с того времени, когда пребывал в Берлине, в качестве личного представителя императора. Фонарин Леонид Феоктистович должен был запустить механизм встречи с немцами, явившись в русское посольство по прибытии в Стокгольм. Через него также должна была осуществляться связь с российским посольством, поскольку было решено, что на предварительной части переговоров не может быть официальных лиц. Это было сделано для того, чтобы в случае срыва переговоров или серьезной утечки информации никто не мог обвинить Россию в том, что она ведет переговоры за спиной союзников.
