Олег Измеров - Ревизор Империи
15. Путь на второй уровень
— Добрый вечер, Виктор Сергеевич! Никак, в гости собираетесь?
Голос Веристова раздался за спиной Виктора в тот самый момент, когда он, зайдя в парихмахерскую Ади Гитлера, озирался по сторонам, стараясь понять, где же хозяин заведения.
— У господина парикмахера внезапно кончился вежеталь, — продолжил Веристов, закрывая засов входной двери, — он пошел в лавку, и мы можем несколько минут спокойно поговорить.
— Тоже ваша агентура?
— Чем плохо? Куча клиентов и есть повод пооткровенничать. Так вы, стало быть, в гости?
— По делам. Но небритым неудобно.
— Допустим. Меня интересуют подробности про нервно — паралитические газы.
— Так это научный прогноз, я же так и сказал на "Мече и орале". Их же пока никто не открыл.
— Вы что же, решили спровоцировать убийц Прунса? Подтолкнуть их выйти на вас?
— Нну… можно сказать и так.
— Значит, можно и иначе. Вы упомянули хлорциан, или хлорангидрид циановой кислоты, который французы производят в глубокой тайне, и еще назвали голонит люизитом.
— Неужели? Ну, значит, оговорился.
— Забыли название, прекрасно помня свойства? Люис, кстати, тоже считает, что в отношении его ошиблись, и это он его открыл. Виктор Сергеевич, ну знаете вы больше, чем хотите показать. Чего вы боитесь? Вы же сами хотите поделиться с нами сведениями. И даже догадываюсь, почему. Потому что вы представляете себе, что такое газовая атака. Разве нет?
С одной стороны, конечно, приятно подарить предкам что‑нибудь такое, что позволит им, предкам, закатать врагов в асфальт. С другой стороны, нет гарантии, что тем же самым не закатают в асфальт предков более развитые страны. Тем более, что в ходе гражданской войны предки сами с удовольствием закатывали друг друга.
— Ладно. Боюсь того, что я не специалист. Есть только некоторые идеи, предположения. Сам не проверял, могу ошибаться.
— Тогда вот вам мой блокнот и карандаш, изложите, пожалуйста. Будет обидно, если мы потеряем вас раньше, чем вы решите поделиться с нами своими мыслями.
Виктор с некоторой опаской взял в руки никелированный, но уже потертый до латуни механический "Шарп". Хорошо в такой иголку с ядом встраивать, подумал он.
— Короче, вот, — и выдвинутый грифель зачеркал по листу, — вот две предполагаемых химических реакции для получения вещества, раз в десять ядовитей горчичного газа. Это — какие вещества требуются для синтеза. Тонкостей, увы, не знаю, но есть предположения, что в лаборатории можно получить. А лучше всего, если это будет бинарным оружием, то — есть, компоненты смешиваются перед… ну, вы понимаете.
Веристов внимательно прочел записи, шепча губами латынь формул.
— Спасибо, — произнес он, пряча блокнот в карман, — попробуем проверить вашу гипотезу.
— Только предупредите, чтобы не в Бежице, а то натворят тут Ломоносовы наши.
— Мы перешлем в Москву, к специалистам. Одного академика уже на этом деле потеряли. Если в формулах нет ошибки, можете считать, что петля вам больше не грозит. Ваш газ повлияет на ход грядущей войны.
— Каким образом? Надо же еще в промышленных масштабах наладить.
— Вы говорите, что эта штука раз в десять опасней горчичного газа. Если кайзер решится на газовую атаку наших городов, его остановит угроза терактов в Берлине, Гамбурге, Франкфурте, Нюрнберге и других местах, где небольшим количеством вашего вещества можно моментально отправить на тот свет целую толпу.
— Это что… это вы собираетесь уничтожать мирное население?
— А немцы в Бежице какое уничтожать собрались? Это война, сударь, а на Гаагскую конвенцию Германия уже плюнула и сапогом растерла. Обладая вашим веществом, Россия будет иметь хотя бы возможность ограничить химическую войну линией фронта. Ко мне у вас другие вопросы есть?
— Конечно. Отец Паисий должен был выйти со мной на связь?
— С чего вы взяли?
— Капитан сказал — он на вас работает.
— Он сказал вам, откуда у него такие сведения?
— Нет. Я верно понял, что допусков к спискам вашей агентуры ему не оформляли?
— Не будем об этом. Что вам сказал отец Паисий?
— Что должен помочь, но не сможет. Вот и ломаю голову.
— Ломать не надо. Скорее всего, имел в виду вашу работу на паровозном. Священник в нашей с вами игре не участвует. Наверное, свои теологические идеи излагал? У него такое бывает.
— Излагал. Похоже, он просто искал собеседника. Кстати, у вас тут не боятся, что вербовка священников оттолкнет народ от церкви?
— Вас это очень волнует? Вы же у нас миролюбивый атеист.
— Мне это кажется непонятным.
— Церковь, как опора монархии — вчерашний век. Народ в города уходит, место скученное. Сеть агентуры, добровольных помощников и "черная сотня" — с этим мы будем всевидящи, как боги. Отправка ненадежных в Сибирь — это наглядно и убедительно, не то что рассказы о жизни загробной. Мы возрождаем неотвратимость наказания отступника при жизни, как в языческие времена. Спросите, кто дал нам право? Совесть и любовь к отчизне. Мы не можем ждать, пока иерархи решатся и придумают что‑нибудь на новые две тысячи лет.
"Это что? Это выходит, массовые репрессии — потому что иерархи за церковное золото держатся? Не спешим. Он просто старается меня запутать."
— А что вы знаете о господине Александре Флукосе? Танцовщике из Бессарабии, партнере мадемуазель Суон, которого она зовет "Саша"? — при этих словах Веристов взглянул на вынутые из жилетного кармана часы. Видимо, лимит времени кончался.
— Ничего. Мадемуазель прозрачно намекнула на то, что он гей.
— Кто?
— Ну, этот "Саша" — гей.
— Это вы о чем? Как в английской песенке — "Sure, everyone was gay"?
— Короче — предпочитает ей мужиков.
— А — а, вы хотите сказать, что господин Флукос мужеложец? То — есть, что вам это намекнула Анни Ковач?
— Так точно.
— Великолепно. Тогда у меня к вам одна просьба…. Нет, не искать знакомства с Сашей, конечно; более того, раз мадемуазель Ковач так сказала, старайтесь избегать его общества. А вот при ближайшей встрече с самой мадемуазель, намекните ей как бы случайно, что тайная полиция нашла убийцу Прунса. Более ничего не говорите, вы сами услышали это случайно.
— Так вы подозреваете, что…
— Если я начну перечислять всех, кого подозревает гостапо, мы будем сидеть до вечера, — улыбнулся Веристов. — Пока что это все, что вам надо знать, и не стоит утруждать себя догадками, это только все испортит. И не переиграйте насчет Саши.
— А что… его теперь посадят, что ли?
— У нас же нет доказательств не то что соития, а даже рукоблудия. Предлагаете найти лжесвидетеля и сорвать выступления месяца на три? Вы же знаете про смягчение закона. Пусть этим занимается полиция — у нас сейчас дела гораздо важнее.
— Конечно, — поспешил согласиться Виктор, который вовсе не хотел, чтобы по его словам кого‑то отправили в тюрьму. Тем более, подумал он, Анни могла и наговаривать. Скрывает бывшую связь с партнером, просто за что‑то мстит… Мало ли.
— Сейчас вернется Адик, так что последний вопрос. Не могли бы вы сказать, где намечена деловая встреча? Мне все равно, куда вы собрались, зайдя к Гитлеру, а перед тем — в аптеку за "Свастикой". Важно, чтобы вас там не убили.
— У меня деловая встреча в заводской гостинице.
— Тогда вы очень предусмотрительны. Не застрелите там кого‑нибудь по неосторожности. Шампанское иногда тоже громко хлопает.
— Я постараюсь.
— Вино и закуски в номер для деловой встречи лучше закажите в ихнем буфете. Большой выбор, всегда качественно и с очень большими скидками. Это политика Буховцева: в номерах постоянно останавливаются представители заказчика из Москвы. Иногда живут месяцами. Кстати, там еще и на чай давать не принято: прислуга работает на Общество.
— То — есть, каждый может остановиться и пользоваться?
— В Бежицу почти все ездят либо к родственникам, либо на завод. Или это как‑то связано с заводом.
— Спасибо. Поимеем в виду.
…Аккуратное двухэтажное здание заводской гостиницы по виду было почти таким же, как и во времена Виктора, и ничем особенным не выделялось. Не было в нем ни щегольской роскоши Доходного дома, ни псевдорусского узорочья Аптеки, ни итальянского изящества Больницы. Аккуратное и опрятное, оно скорее напоминало офисную леди; налет скромной служебной элегантности, проглядывавший сквозь зрелый классицизм, роднил это здание с главной заводской конторой. Легкий деревянный палисадник, за которым были разбиты цветочные клумбы, верхушки мачтовых сосен, что выглядывали из‑за красного кровельного железа крыши, создавали впечатления провинциального профсоюзного санатория.
