Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

А в ответ — тишина…

— Да что же это…

«Молчать! Не скулить!»

Глубоко дыша, успокаивая бухающее сердце, что гоняло горячую кровь, пенившуюся адреналином, атташе вытолкнул:

— Вот же ж дурак…

Сорвавшись с места, он кинулся во двор. С неба слетал треугольный «Мираж», у кромок его крыльев строчили авиапушки, но выстрелы гасли в турбореактивном реве. Зато часто лопались тридцатимиллиметровые снарядики, вскручивая вихорьки из песка и злаков.

— Вре-ешь… Не возьме-ешь…

Гирин ссыпался по ступенькам в подвал, рванул на себя тяжелую стальную дверь, пупырчатую из-за рядов заклепок, и юркнул внутрь, чуть дыша. Горячие осколки продолбили по створке, но это уже не имело значения.

Они были здесь.

— Ваня! — Настя бросилась навстречу капразу, почти касаясь растрепанными волосами низкого потолка. Обняла, запричитала: — Ванечка… Ванечка…

— Все нормально… — слабо выговорил Иван, чувствуя, как с души сливается жгучий свинец тревог.

— Папка! — заныл «Иваныч», цепляясь за отца сбоку.

— Всё хорошо…

Гирин даже не стал выговаривать Максиму, чтобы тот не хныкал, а просто притиснул сына за плечи.

— Ваня…

— Настенька…

— Папка…

Тот же день, позже

Над Ионическим морем

Сиденье оператора сдвигалось по рельсикам от борта к борту. Я подложил спасжилет, и кое-как устроился. Мы пересекли Иран, миновали невидимую границу Ирака. Внизу блеснула ленточка Евфрата. Скоро сходить…

И тут запищал интерком, или как эта штука у летунов называется… СПУ.

— Да, товарищ командир… Слушаюсь… Эй, оператор!

— Чего вам, мистер Коу? — отозвался я.

— Хех! Командир передал — посадка в Хмеймиме отменяется! Приказано облегчиться над Адриатикой!

— Авианосец потопить?

— Соображаешь! — поерзав, лысый поинтересовался: — А это правда, что у тебя… Ну, что ты «Б-52» завалил?

— Мы их вдвоем завалили, — проворчал я. — Проявили массовый героизм…

— Их? Там что, два бомбовоза было?

— Три, но один — это не мы.

— Здо-орово… Меня, кстати, Гошей кличут.

— А меня — Мишей.

«Пять часов — полет нормальный…»

Понятия не имею, что творилось в передней кабине, где и командир с помощником, и штурманы, и бортинженер. Это они связывались с «советским АВАКСом» — «Ильюшиным» А-100. Они наводили и запускали ракеты. Я только спиной ощущал легкие содрогания корпуса, когда Х-65 покидала барабан, как револьверная пуля убойного калибра.

«Эмэс» летел на высоте в двенадцать километров, и вся ракетная стая потихоньку обгоняла самолет, снижаясь. Противокорабелки понесутся над самой водой, прячась от радаров. Потом они снова наберут высоту, выискивая «заказанный» корабль. И найдут.

Не помню уже, что я спросил у Гоши, но только он меня поправил со сдержанным превосходством военного:

— Не «икс», и не «экс», а «ха»! По-русски, а не по-ихнему. «Ха-шестьдесят пять»! Долбанет так, что мало не покажется…

Мы выпустили ракеты над Ионическим морем, и развернулись на север. Пролетев над Албанией, получили приятную весточку: четыре «шестьдесят пятых», которые «ха», вошли в борт авианосцу «Фош», вздыбив палубу и снеся «остров». Пятую ракетку французы доконали-таки, зато шестая пробила по эсминцу «Курбэ».

— Нормально! — заценил я.

— Не совсем… — буркнул Гоша, и забубнил, чуть ли не глодая усик микрофона: — Товарищ командир! Вижу четыре штурмовика «Супер-Этандар»! Предполагаю, с «Фоша». Заходят нам в хвост! Да… Да… Есть!

КОУ возбужденно защелкал тумблерами.

— Тяжело в учении, легко в бою… — бормотал он, ворочая кормовую турель, и пробуждая к жизни еще две задних спарки — верхнюю и нижнюю.

— А мне что делать? — поинтересовался я.

— Наблюдай, — буркнул Гоша. — Потом опишешь мои подвиги в газете «Красная звезда»… Может, и мне медаль дадут… Посмертно! Хо-хо…

«Супер-Этандары» подлетали издалека, и напали первыми — выпустили ракеты «воздух-воздух».

— «Мажики»! — рявкнул КОУ. — Вот же ж, гадство…

Один «Мажик» угодил в правый двигатель, второй — в левый. «Стратег» вздрогнул, кренясь то в одну, то в другую сторону.

Загрохотала кормовая спарка, развернулась нижняя — я четко видел трассеры, выпущенные из-под фюзеляжа. Крайний французский штурмовик вспух огненным облачком, и рассеялся запчастями.

— Есть!

По корпусу прошел резкий стук — заработала верхняя турель. Еще один «Супер-Этандар» закувыркался вниз. А потом с грохотом вышибло лист остекления гермокабины, расколотый мелкокалиберными снарядами, и воздух с ревом улетучился.

— Маску… — прохрипел Гоша. — Кислородную… Миша!

— Да! — ответил я невпопад, натягивая «намордник». Живительный газ омыл легкие, мигом проясняя сознание.

— Смени… меня… — КОУ застонал, и выматерился шепотом. — Задели… Руку задело… Я покажу, как и что…

— Давай, перевяжу!

— Я сам… Да лезь ты скорее! Там еще два гада!

Мы с трудом поменялись, и я уселся на место стрелка. Воздух, обтекавший самолет, густо ревел, свистя в осколках бронестекла, глаза слезились, а французские штурмовики будто покачивались в прицеле. Я выпустил две очереди, крест-накрест. «Супер-Этандар» вильнул, уходя с линии огня — и попался. Сначала ему сорвало обтекатель воздухозаборника, а затем раскрошило фонарь кабины.

— Есть!

Пилот успел покинуть самолет, вот только я не разделял принципов гуманизма — расстрелял катапультное кресло, ошметки так и брызнули.

Оставшийся штурмовик выпустил ракету, и свалился на крыло, пытаясь уйти. Ага, щаз-з! Боезапаса мне хватало…

Две очереди прошли мимо, зато третья полоснула по всему фюзеляжу «Супер-Этандара», от киля к острому носу.

— Готов! — выдохнул я.

— Ответь, — хрипло выдавил Гоша. — Слышь?

А до меня только сейчас дошло, откуда доносится настойчивый голос — из переговорного устройства.

— Да! — вытолкнул я.

— Гош? — озадачился незнакомый голос.

— Гоша ранен, перевязывается.

— Понятно… Тогда слушай внимательно, товарищ пассажир! — тон говорящего звучал расстроенно и жестко. — Командир тоже ранен. Приказано немедленно покинуть самолет! Исполнять!

— Есть, — буркнул я. — Гош!

— Я всё слышал… Это помощник командира. Бери мой парашют, я твой надену…

— А им как выпрыгивать? — повесив рюкзак спереди, я тулил парашют за спину.

— Кверху каком… Пересядут на транспортер…

— Да я серьезно!

— А я чё? Там транспортер между седушек! Сели, да поехали, прям к носовой стойке шасси… Люк откроют — и прыг, прыг, прыг…

— Готовы? — скрипнуло СПУ.

— Так точно! — ответил я.

— Покидаете самолет первыми! Ровно… через три минуты. Высота — четыре километра! Внизу — Черногория! Если нас разнесет далеко, пробирайтесь к Которской бухте! Все ясно?

— Так точно!

— Исполнять!

— Есть!

Оттикало три минуты. Гоша, кряхтя и ругаясь, здоровой рукой открыл нижний люк.

— Я пошел… И ты, чтоб сразу!

— Да понял, понял…

КОУ исчез в люке, его отнесло воздушным потоком, а следом подхватило и меня. Огромный самолет удалялся, два двигателя горели, вытягивая траурные шлейфы… А вот и экипаж посыпался… Один… Двое… Трое… Четверо…

Воздух бил в лицо, пугая не высотой даже, а своей ощутимой плотностью. Ниже распух Гошин парашют. Моя очередь…

Купол рванул меня вверх — и все сразу стихло. Бессильно обвисая в ремнях, я плавно опускался к земле, похожей на интерактивную карту, а серебристый «девяносто пятый» еле виднелся, удаляясь. Крошечный самолетик заворачивал к морю — грязные черные шлейфы выгибались широкой дугой.

Тот же день, позже

Над Адриатическим морем

Павлыш сгрыз сразу три таблетки болеутоляющего. Много нельзя, конечно, побочка очень вредная, но ему бояться больше нечего. Отбоялся. Отжил…

«Еще нет… — всплыла мысль в потоке сознания. Не утешая, отмечая лишь грустную истину. — Колька-дурачок чуть на руках не утащил… — почти с нежностью подумал он. — А я что? Я будто против, или капризничаю… Просто… С такими ранами долго не живут. Сбросить мою тушку с парашютом? Да легко! Истеку кровью еще в воздухе. Пришлось бы могилу копать… А так… Хоть смысл есть».