Сергей Щепетов - След кроманьонца
— М-м-м… Что-то в этом, кажется, есть. Вы с Женькой общались и с раггами, и с тотемными охотниками: какая между ними разница?
— Насколько я понял, тотемные, в отличие от раггов, способны добровольно подчиняться вождю, в какой-то мере заботиться друг о друге, жертвовать жизнью ради каких-то абстрактных понятий вроде воинской доблести. Все это, конечно, оформлено в виде всевозможных обычаев и обрядов. Вот, например, у Серых Лис значительную часть года действует запрет на половые сношения. Причем они утверждают, что именно это дает людям преимущества над раггами. Сначала такое утверждение показалось мне смешным и глупым, но теперь я понял, что они правы. Бессмысленное на первый взгляд табу на самом деле представляет собой тест на способность подчиняться, жить по правилам. Нарушитель будет изгнан из племени или убит — идет как бы искусственный отбор на социальность. И, в конечном счете, они действительно выигрывают именно поэтому!
— Думаешь, поэтому?
— Конечно! В перспективе всегда побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто лучше организован. Еще Наполеон, воюя с мамлюками, говорил, что туземный воин обычно способен справиться с его солдатом, зато сотня солдат легко разгонит сотню туземцев.
— Что ж, Коля, в этом есть печальная правда. А дальше?
— Дальше была эта история с инопланетянами.
— Но они, как оказалось, ни при чем?
— В том-то все и дело! Перед тем как мы с Г'Хаем… гм… перебрали, он успел рассказать, что их работа с аборигенами признана неудачной. Как я понял, внедрение всяких технических новшеств было задачей второстепенной. Им нужно было передать людям некие способности или свойства, но оказалось, что туземцы ими уже обладают!
— А ты выяснил, что имелось в виду? Какие такие способности надо обрести, чтобы начать строить цивилизацию?
— Ну… Времени было мало… Г'Хай не ученый, а простой пилот-наблюдатель — вроде нашего лаборанта или техника.
— Скажи уж честно: вы с этим инопланетянином просто нажрались амброзии! Назюзюкались вдрызг!
— Было дело… Теперь приходится думать самому.
— И до чего же ты додумался?
— Да, собственно говоря, где-то я это раньше уже читал, только не вспомню, где именно. Так вот: способность жить в условиях перенаселенности!
— Но это же так естественно, Коля!
— Решительно ничего естественного тут нет. Наоборот: это противоестественно! Это бунт, мятеж, восстание против всех законов природы! Нормальные популяции нормальных животных так себя не ведут. И даже не потому, что не могут, а потому, что им это и не нужно.
— Что-то я не очень…
— Все достаточно просто: что такое перенаселенность? Это когда населения становится больше, чем может прокормить территория, которую оно занимает. Выход: осваивать новые пространства, а если их уже нет, то сокращать численность. Механизмов такого сокращения в природе достаточно: от элементарного голодного вымирания до снижения рождаемости разными способами. В случае с людьми, мне кажется, вполне можно было перейти от полигамии к полиандрии и всерьез заняться резней с соседями. Согласись, что это логичнее и проще, чем начинать курочитъ тысячелетний уклад жизни.
— Наверное, проще. А полиандрия — это когда у женщины много мужей, да? Что ж, будем считать, что введение я понял. Можешь выдавать свою гипотезу.
— Я же сказал, Вар, что это лишь намек на нее — ты только не смейся, ладно? Так вот: по-моему, в том и другом случае можно говорить об обретении людьми способности со-чувствовать, со-страдать, со-переживать ближнему своему. Погоди-погоди, дай я закончу мысль! Все это, конечно, проистекает из инстинкта заботы о потомстве, и, наверное, любая особь хоть в какой-то степени обладает этими способностями. А вот людей, поведение которых преимущественно определяется иррациональной бескорыстной любовью к ближнему, всегда очень мало. Но именно на них держится человеческое общество!
— Вот уж нет!
— Да-да! По-моему, на одной корысти и страхе можно создать только стаю или стадо. Более сложная структура просто не будет жизнеспособной.
— «Не стоит деревня без праведника?»
— Вот! Подходящий термин! Это самое свойство, для простоты, вполне можно назвать «праведностью». Деревня, племя, народ и так далее не «стоят», если в них нет минимально необходимого количества «праведности».
— Значит, неандертальцы проиграли, потому что им ее не хватило?
— Конечно! Вспомни рассказ Женьки о его первом заходе!
— Н-ну, данный эпизод в твою версию вписывается. Но при чем тут амулет? Его-то смысл в чем?
— Если в общем, то… это катализатор, инициатор, стимулятор.
— Чего?!
— Нарушения равновесия! Да-да, временного нарушения равновесия между добром и злом, между «грехом» и «праведностью» — называй как хочешь! Причем такое нарушение само по себе не возникает: что может быть противоестественнее рудничной цивилизации Зеленой Богини? А ведь такое было и в моей реальности: веками добывать ценнейший продукт и раздавать его, требуя взамен только средства к существованию. И никакой прибыли, никаких богатств!
— Не хило! И как ты себе это представляешь?
— Давай по порядку, Вар. Амулет был у твоего учителя — шамана племени Речных людей, так? Носил он его не на шее и не в браслете, а зашитым под кожу, правильно? Едем дальше: пока этот камушек был у него, он чувствовал боль близких ему людей как свою собственную, умирал вместе с каждым из них — просто ад, а не жизнь.
— Не только чужую боль, Коля, но и радость тоже. Он жил как бы многими жизнями сразу. И, кажется, не старел… Но я согласен, что выдержать такое трудно.
— Пусть так. Ваш шаман был «носителем». А как эта штука действовала на окружающих? Точнее — он сам вместе с амулетом, а?
— А она действовала? Не знаю… Погоди-ка! На что это ты намекаешь?!
— Ага! Догадался! Оно же заразное, Вар! По твоим же рассказам получается, что все ближайшее окружение «носителя» страдало некоторым избытком того, что мы назвали «праведностью». Ты, между прочим, тоже вполне прибабахнутый.
— О да! Я — самый крутой праведник! За свою жизнь, между прочим, я собственноручно прикончил человек десять. И, наверное, столько же сделал калеками. А уж сколько народу погибло по моей вине…
— Тем не менее ради ближних своих ты пошел в добровольное изгнание — у вас в племени что, так было принято? Далее: мальчишка Зик-ка, который потом стал Женькой. Согласись, что по логике вашей жизни из него должен был получиться не человек, а зверь — беспощадный и беспринципный. Но общение с тобой (инфекция!) его искалечило: он начал совершать неправильные поступки, поддерживать более слабого, а не сильного.
— А не может это быть простым совпадением? Чудаки, они, знаешь ли, иногда встречаются. Не зря же говорится, что рыбак рыбака видит издалека.
— Допустим, но ты вспомни Женькин рассказ о морских зверобоях. С их колдуном была та же история, что и с твоим шаманом, только он не выдержал и вырезал амулет. Однако парень-гарпунер, с которым он долго общался, успел-таки от него заразиться. Как я понял, у него экстрасенсорные способности, вроде твоих, и добрый он до ненормальности. А история, которую Женьке рассказал каменных дел мастер у раггов? Помнишь? Появился среди них некто, и люди вокруг стали неправильными, стали совершать неправильные поступки. Только рагги активно боролись с этой болезнью и извели ее под корень.
— Это что, как «индуцированная пассионарность» у Льва Гумилева?
— Если тебе не нравится слово «зараза» или «инфекция», то пусть будет «индукция». А чтобы индуцированный не оказался совсем уж беззащитным, он заодно приобретает какие-нибудь дополнительные способности.
— Ну, хорошо, Коля, а ты-то почему не… это самое? Не индуцировался? Мы же с тобой столько лет общаемся!
— Во-первых, не так уж и много. Во-вторых, мы познакомились, когда я был уже старый, а в-третьих, почему ты решил, что я не заразился?
— Что-то не заметно: у тебя, кажется, все нормально.
— Ага, пожилой российский обыватель добровольно и почти задаром бродит по параллельным реальностям, рискует жизнью, здоровьем, психикой — и это нормально?!
— Нам же обещали прилично заплатить.
— И заплатят, наверное. Только я все равно не возьму ни копейки сверх того, что заработал бы за это время на стройке. Просто из трусости не возьму — чтобы не оказаться на крючке, чтобы спать спокойно. Так вот, в некую реальность делается инъекция «праведности» — появляется особь-носитель, которая влияет на окружающих и, вероятно, может создавать новых носителей.
— Если найдется подходящая кандидатура?
— Конечно! Сам носитель может и не сыграть заметной роли, но его влияние постепенно распространяется на поколения. Если общество не отторгает, не подавляет активно эту заразу, то оно в конце концов выигрывает. В историческом смысле, разумеется. И последнее соображение: сам амулет, расставшись с носителем, превращается в обычный кусок цветного кварца, который передается среди индуцированных как реликвия.
