Князь Барбашин 3 (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович
Правда, при этом не стоило забывать об одном парадоксе, что подкинул пятый материк европейцам. Об этом мало кто помнит, но австралийские навозные жуки не могли справится с отходами от коров и лошадей, так что, спасая людей от зловония и мух, здорово расплодившихся на засранных (уж простите мой французский) полях Австралии, европейцам пришлось завозить этого самого жучка из Африки, Южной Европы и Индии...
Ну и в-четвёртых, это, разумеется, Сибирь, которой прирастать будет могущество России. Этот вектор забывать тоже не стоило. А то получив земли юга, русские могут и не пойти встречь солнцу. А Андрею это надо?
Вот эти глобальные задачи и не давали князю покоя весь в последний год, заставляя его исписывать груду бумаг. Ведь каждая из них разбивалась на кучу подзадач, которые, в свою очередь, тоже складывались из маленьких планов и замыслов, создавая тем самым настоящую пирамиду планирования. И чем шире было её основание, тем меньше был риск, что невыполнение нескольких начальных планов приведёт к обрушению всей конструкции.
И всё равно грандиозность замысла пугала и завораживала...
*****
Василий Васильевич Немой Шуйский любил, когда его никто, кроме хоромной челяди, не видит, просто по-простецки развалится на завалинке своего терема, устроенной по дедовскому обычаю, и созерцать собственный ухоженный сад. Глядя на него в такие минуты и подумать было невозможно, что перед вами не обычный горожанин, решивший отдохнуть от трудов праведных, а видный и достаточно тщеславный царедворец, настолько просто и по-домашнему выглядел князь.
Перед ним слугами был установлен складной столик, на котором стояла тарель с блинами и кринка молока. Князь брал блины всей пятернёй, макал их в миску со сметаной и отправлял в рот, запивая молоком. И думал.
А думы его, как ни странно, крутились вокруг четырёхюродного племянника, который в последние годы стремительно набирал силу и вес при дворе. Настолько стремительно, что Немой нисколько не удивился бы, награди его великий князь за удачное посольство боярской шапкой. Однако государь пока что на награды был скуп, и это Немого успокаивало.
Да, Андрюша Барбашин всем своим поведением показывал, что чтит клановое первородство Немого, но среди сродственников уже пошли слухи, что молодой да ранний князь уже и по богатству, и по влиянию как бы не превзошёл его. А подобного тщеславный Василий Васильевич стерпеть уже не мог. Ведь это было прямое покушение на устои. Он и Андрея-то в посольство продавил, чтобы разобраться с соклановцами, пока племянничек будет по заграницам ездить. Ну и мошну тому растрясти тоже. Посольское то дело хлопотное, а государь денег на него счётно даёт. Отчего многие княжата от подобной "чести" увильнуть и стараются. Денег то своих в поездку вложить однозначно придётся, а вот возвратит ли их государь, то вилами по воде писано. Правда, судя по рассказам верных людишек, он этой поездкой племяшу только потрафил. Да, поиздержался тот здорово. Говорят, чуть ли не тысячу своих кровных рублей вложил, но у государя ничего вернуть даже не попросил, чем Василия только порадовал. И ведь сам тоже доволен, как кот, что сметаны обожрался. Что-то ему от того посольства надобно было. А что, Немой не понимал. А если чего не понимаешь, то этого стоит опасаться! Может зря он против князя Засекина-Ярославского выступил? Хотя нет, пока племянничек в отъезде был, он среди родни порядок-то навёл. Показал, кто в роду главный. А то даже родные племянники Ванька да Андрюшка чудить начали. Ну и мастеров кое каких к себе перевёз. Нет, в родовой Шуе текстильный промысел по изготовление льняных тканей и без того развит был. Но ткачество холстов производилось в крестьянских избах и в домах посадского населения на деревянных ткацких станах. А князь открыл целую полотняную мануфактуру, правда, отписав её на своего дворового человека. Как говорится, приличия должно блюсти.
Пришлось, правда, поднажать на ремесленников, что ткацкие станы делают, а то расслабились у себя на посадах, князю перечить вздумали. Ну да в Новгороде Шуйские не последние, чай, люди. Так что забрал он себе станки вне очереди, хотя деньгами станочников и не обидел. А уж человечка, знающего что да как делать надобно, раздобыть тоже большого труда не составило - понятно же, что Шуйскому мало кто перечить будет. Так что заработала к новому году княжеская мануфактурка и теперь к его овчинно-шубному промыслу добавился и промысел полотняный. И пусть другие думцы за глаза его "шубником" зовут, это ведь от того, что доходам его завидуют. Хотя "шубник" это не "свиное железо", как кое где стали обзывать Одоевских за их чугунные домны.
Вспомнив об этом, Шуйский вздохнул. Мир менялся. И вместе с ним менялись люди. Те же Одоевские на своём железе нынче неплохие деньги имели. Захарьины в своих лесных вотчинах добычей поташа занялись. Шуморовские, словно ногайцы какие, овец разводят. Сын почившего боярина Василия Бороздина - Никита - в своих тверских вотчинах свечной да мыловаренный промысел завёл. А молодой князь Пётр Телятевский и вовсе в тяжбу попал, пытаясь заиметь себе соляные варницы. Кто там был прав, кто виноват, Немой не разбирался, но учитывая, что князья Телятевские были нынче в опале, считал, что останется юный наглец после тяжбы с носом.
В общем, словно какое-то поветрие пошло по знатным людям. Нет, большая их часть, конечно, старину чтила, но то тут, то там находился тот, кто не только с вотчин да со службы хотел доход иметь, но и жить мечтал на широкую ногу. Ведь кто ещё десять лет назад слыхал о Сашке Шуморовском? Так, бедный князь с окраины, кому и сотню-то в разрядах не доверяли. А нынче Мамот себе не только пышный выезд завёл, но и двор в столице прикупил, и землицы в разы больше той, что от батюшки в наследство досталось. Правда, новые вотчины его были в крае казанском, но ведь главное-то тут было в том, что не по службе он их получил, а за злато-серебро, что на промыслах да торговле сколотил. Тут, правда, и сам Немой не без греха: почитай три тысячи в векселя Руссо-Балта вложил. Но новые веяния в среде "лучших людей" его печалили и тревожили вельми сильно.
Одно радовало: реформу военную провели через Думу без участия слишком вознёсшегося племяша. Ух, сколь крику было: думцы-то, почитай, все полки водили и каждый своё мнение имел, которое, понятное дело, самое правильное и было.
А началось всё с проверки городовой службы. Увы, набираемые с посадов по разнарядке (по принципу - "на охоту ехать - собак кормить") пищальники не внушали особого доверия. Имелись у них большие проблемы с боеспособностью, дисциплиной и лояльностью. Да и более высокий профессиональный уровень польских жолнеров по сравнению с русскими пищальниками тоже не был уже секретом. Так что, потерпев обидное поражение под Оршей и порасспрашивав пленных шведов, что попали под горячую руку молодого Барбашина, Василий III Иванович и его воеводы смогли сделать правильные выводы. И отговорить великого князя от создания казённых пищальников думцы уже не сумели, хотя и пытались привести всё те же аргументы, что и в прошлый раз.
В общем, повелел государь создать стрелецкое войско числом в пять тысяч ратников (благо казна ныне позволяла подобные траты). Ну а поскольку Немой хорошо знал, кто на Руси лучше всех с пехотой знался, то и повелел выписать ему в Москву начальных людей из Корабельного приказа. Тех самых офицеров, что тренировали полк морской пехоты под Новгородом. От них и статейный список получил, да на погляд в Думе и вывесил. Так вот и оказался князь Шуйский в списке тех, кто царское войско по новому уряду учинил, а потом и в историю вошёл, как великий реформатор (сам того не ведая переняв славу у другого Шуйского).
Новое стрелецкое войско состояло из десяти статей по 500 человек в каждой. Статьями командовали головы из боярских детей. К детям бояр также принадлежали и сотники стрелецких статей. Каждая статья состояла из 250 пикинёров и 250 стрелков. Боевой порядок статьи был следующим: копьеносцы размещались в центре боевого построения подразделений, а стрелки - по их флангам. Копья были сделаны достаточно длинными, так что даже не прикрытые кавалерией, эти статьи были очень трудно уязвимы для любой конницы, хотя многое тут зависело от умения командования и морального духа самих стрельцов. И чтобы в бою они действовали умело, для них в мирное время вводилась интенсивная подготовка, а также возлагалась гарнизонная служба.
