Андрей Семенов - Иное решение
Штурмбанфюрер крутанул ручку телефонного аппарата.
– Але, Шмольке? Партия готова? Выводите.
И, обратившись к Валленштейну и Коле с самой очаровательной улыбкой, доложил:
– Герр Валленштейн, герр Неминен, партия заключенных численностью пятьдесят человек готова к отправке. Можете получить ее в ваше полное распоряжение прямо сейчас.
И у Валленштейна, и у Коли заколотилось сердце. Это они, они! Сейчас именно они сделают свободными этих людей, подарят жизнь пятидесяти себе подобным, пятидесяти соплеменникам и единоверцам Валленштейна. Нужды нет, что они никогда не были знакомы, а через несколько дней расстанутся навсегда. Зато это они подарили им самое ценное и дорогое – жизнь, то есть право дышать, ходить, говорить, творить и смотреть на солнце.
Они хотели уже броситься к воротам лагеря Ауш-виц-3, как были остановлены фон Беком:
– Позвольте вас спросить. Вы хотите получить их прямо так?
– Как – «так»? – не понял Коля и не к месту встрял с вопросом.
– Как они есть? – уточнил штурмбанфюрер.
– Ну да, – подтвердил Валленштейн.
– Видите ли, – замялся обходительный и любезный эсэсовец. – У меня приказ оказывать вам полное содействие. Я не понимаю, для чего вдруг понадобилось отпускать доходяг-евреев, но приказы не обсуждаются, а выполняются, и я его понимаю буквально. То есть я готов оказывать вам полное содействие во всей этой каше с полусотней евреев вплоть до того момента, когда вы вместе с ними пересечете границу Рейха.
– И в чем заминка? – не понял Валленштейн.
Штурмбанфюрер отвел глаза.
– Как бы это выразиться поделикатней?.. – защелкал он пальцами. – Они прошли специальную обработку, перековку трудом, так сказать, и поэтому могут показаться вам несколько… несколько подавленными, – нашел наконец нужное слово фон Бек.
– Какие есть, – философски вздохнул Валленштейн.
– Я бы все-таки рекомендовал вам не отказываться хотя бы от конвоя. По крайней мере, пока вы не посадите их на паром.
– От конвоя?! Не надо никакого конвоя! – решительно запротестовал Валленштейн. – С этой минуты они свободные люди и находятся под юрисдикцией Красного Креста.
– Да, свободные-то – свободные, только намаетесь вы с ними, герр Валленштейн.
– Извините, это не ваши заботы! – отрезал Валленштейн.
– И слава богу, – подтвердил штурмбанфюрер.
Через несколько минут они втроем подошли к огромным воротам лагеря Аушвиц-3. Возле ворот, в окружении солдат с автоматами на шеях и с собаками на коротких поводках, стояли, сбившись в кучу, люди в гражданской одежде, явно с чужого плеча. Двадцать пять мужчин и двадцать пять женщин. Они затравленно косились на рвущихся с поводков овчарок, которые, видимо, были специально натасканы на каторжников. Гражданская одежда не могла сбить с толку умных собак. От людей исходил запах неволи, тот самый, на который и науськивали псов во время обучения. Всякий, кто источал этот запах, как и всякий, кто был не в униформе, воспринимался ими как враг и источник опасности, который надлежало немедля загрызть. Валленштейн поднял глаза и чуть выше ворот прочел издевательски-циничную надпись: «Arbeit macht frei!»[2]
От группы конвоиров отделился шарфюрер.
– Группа заключенных готова к этапированию, господин штурмбанфюрер, – отрапортовал он, вскинув руку в фашистском приветствии.
– Молодец, Шмольке, – одобрил фон Бек.
Шарфюрер протянул помощнику коменданта большой пакет из плотной бумаги.
– Паспорта заключенных, – пояснил он. – А вот список.
Штурмбанфюрер обернулся к Валленштейну и спросил:
– Будете сверять?
– Будем, – решительно кивнул Валленштейн.
Сверка заняла минут двадцать. Убедившись, что все освобожденные действительно евреи, Валленштейн посмотрел на спасенных им людей. Худые, с каким-то мрачным блеском в потухших глазах, они молча стояли напротив него. Теперь, когда люди были свободны и переходили в его распоряжение, он решительно не знал, что с ними дальше делать. Та легкость, с которой был решен вопрос об освобождении узников, обескуражила его. Всего неделю назад, в Колиной мастерской, Валленштейн высказал свое предложение об освобождении евреев как почти фантастический прожект, и вот – они свободны. Осталось только вывезти их из Рейха.
Как он их будет вывозить, Валленштейн не знал. Он сам был иностранцем в Рейхе и не до конца понимал тот «новый порядок», который установили нацисты. Польша, например, стала называться генерал-губернаторством, Чехия – протекторатом. Что это значит? Существуют ли старые границы и каковы правила их пересечения? Для того чтобы освобожденные евреи достигли наконец Швеции, им придется пересекать целых три границы. Достаточно ли будет тех паспортов, что находятся в большом пакете, или необходимо выправить в комендатуре дополнительные документы?
Штурмбанфюрер с насмешкой наблюдал за растерянностью Валленштейна. Он понял, в какую непростую ситуацию поставил себя комиссар Красного Креста, и получал удовольствие от этой ситуации. Евреи тем временем стояли все так же, сбившись в кучу. Никто из них не проронил ни одного слова. Они вообще не проявляли никаких эмоций и, казалось, были полностью равнодушны к своей участи.
– Господа, вы свободны! – обратился к ним Валленштейн.
Угрюмое молчание было ему ответом. Евреи даже не шелохнулись.
– Вы свободны, господа, – уже менее уверенным тоном объявил Валленштейн.
Та же реакция. Вернее – никакой реакции. Стоят, молчат, жмутся друг к другу. Только собаки надрываются на поводках. Штурмбанфюрер развеселился уже в открытую.
– Так вы ничего с ними не добьетесь, – со смехом обратился он к Валленштейну. – Содержание в нашем лагере строится на инстинктах, а не на выполнении сознательных действий. Они уже отучились думать. У них парализована воля.
– Зачем? – встрял с вопросом Коля.
– Иначе мы не смогли бы их охранять. Их – миллион! А охранников всего несколько сотен. Для того чтобы гарантировать соблюдение порядка и предотвратить массовый бунт, всех заключенных попускают через программу устрашения. После этого они становятся ручными и покладистыми. Да вы и сами это видите.
Он повернулся к евреям и так же весело скомандовал:
– Ну, вы, стадо! В колонну по четыре становись!
Евреи послушно выстроились в колонну.
– Видите, как с ними нужно?
И Валленштейна, и Колю передернуло от омерзения. Людей довели до состояния зомби. Они послушно и апатично выполняли команды, но совсем разучились руководить своими действиями.
– Не расстраивайтесь, – утешил Валленштейна фон Бек. – Я же говорил, что мне предписано оказывать вам любую помощь. Я буду считать свою миссию выполненной только тогда, когда вы покинете территорию Рейха. Шмольке!
– Я, господин штурмбанфюрер! – отозвался Шмольке.
– У вас все готово?
– Так точно, господин штурмбанфюрер. Как вы и приказывали – два грузовика с запасом бензина и сухой паек на трое суток из расчета на пятьдесят человек конвоируемых, одного старшего, двух водителей и восемь человек конвоя.
– Молодец! – похвалил его фон Бек.
– Разрешите начинать посадку?
– Начинайте.
Будто специально так было задумано, но в эту минуту к строю подкатили два грузовых «опеля». Кузова их были закрыты тентом без всяких опознавательных знаков.
– Ну, животные, – обратился к евреям Шмольке. – Мужчины в одну машину, бабы – в другую. Быстро.
Евреи моментально разделились по половому признаку и с удивительным проворством, которого трудно было ожидать от их апатичности, попрыгали в кузов. Последними туда залезли охранники с собаками.
– Ну, с Богом, Шмольке, – напутствовал штурмбанфюрер. – Через три дня жду вас с докладом об исполнении. Проследите, чтоб ни одного жида из этой партии не осталось в Рейхе.
– Так точно, господин штурмбанфюрер! – гаркнул Шмольке.
– Лично проследите за посадкой на паром.
– Так точно.
Фон Бек посмотрел в кузов. Из-за спин конвоиров выглядывали освобожденные евреи, взирая на окружающий мир все так же равнодушно, будто все происходящее нисколько их не затрагивало. Глаза его недобро сверкнули.
– Повезло вам, рожи жидовские, – ласково обратился он к ним с напутственным словом. – Не то через месяц-другой пошли бы вы на удобрение. А так – еще поживете, еще поскрипите. Езжайте и помните о высоком гуманизме национал-социализма.
– Трогай, – обратился он к Шмольке.
Шарфюрер забрался в кабину первой машины, Валленштейн и Коля втиснулись в кабину второй. Ехать в кузове со вчерашними заключенными было жутко. Мороз пробирал всякий раз, когда они перехватывали тусклый, ничего не выражающий взгляд узника.
Трудно было переоценить любезность фон Бека и расторопность Шмольке. Без него Валленштейн намучался бы и с евреями, и с администрацией порта. Все хлопоты взял на себя шарфюрер.
