Роман Буревой - Мечта империи
Корнелий Икел ждал ночи. Часы ожидания… На что их еще потратить, как не на перечисления пороков своих врагов. Ибо перечислять добродетели друзей бессмысленно — у беглеца и изменника не может быть друзей. С наступлением темноты Корнелий Икел перелезет через стену и удерет. И зачем только Траян Деций заложил эти чудовищные стены, которые спустя двадцать лет окружили город плотным кольцом? Разумеется, император боялся варваров, которые наседали со всех сторон.
Всю жизнь Деций с ними воевал и всю жизнь их боялся.
Великий Деций, которому пожаловали имя Траяна за заслуги перед Империей. Гладиаторы в его время сражались за великие цели. Победа Бешеного даровала Риму прекращение эпидемии чумы. Успех Германца — выздоровление Гостилиана Цезаря. Все славили императора и забывали об умирающих на арене гладиаторах. В те дни они сражались боевым оружием и погибали ради величия Рима. Человеческие жертвоприношения — не во имя богов, во имя людей. Лишь много лет спустя Рим стал так могуч, что перестал желать побед на арене и предпочитал решать исход войны на полях сражений. И перестал требовать крови, и стал восхищаться одним умением побеждать. Но кровь все равно проливалась время от времени. Икел сидел в императорской ложе, когда Хлор отрубил Элию ноги. Почему Элий не умер тогда на благо Рима? Тогда все бы разрешилось так просто!
Икел подошел к окну. Темнело.
Он находился на пятом, последнем этаже инсулы[61], где фрументарии снимали две квартиры для встречи с агентами. Кроме префекта претория и еще нескольких доверенных лиц, никто не знал об этих убогих квартирках в сомнительных кварталах, где ютились безработные, наркоманы, и воры, поклонявшиеся своей богине Лаверне. Ее мраморная статуя с остатками краски, растрескавшаяся и потерявшая пальцы на левой руке, стояла в маленьком храме рядом с домом. Корнелию Икелу казалось, что богиня воров должна быть отлита из чистого золота. Но воры воруют даже у своей богини.
Наконец начало смеркаться. Икел закутался в темный плащ, перекинул через плечо парусиновый мешок и открыл дверь. Узкая темная лестница уходила вниз.
Наверное, так выглядит спуск в Тартар — буднично, убого и угрожающе одновременно. Икел стал спускаться. На четвертом этаже царила мертвая тишина — эта нора тоже принадлежала преторианцам. На третьем плакал ребенок. На втором из приемника лилась печальная музыка: Рим был погружен в траур по случаю безвременной кончины Цезаря.
Если бы у него достало времени найти Элия… Если бы только у него было время… Уж, в конце концов, лучше новая династия, чем Элий.
Икел вышел на улицу. Процессия из нескольких человек в черном с факелами безмолвно двигалась ему навстречу. Наверняка идут приносить жертвы подземным богам. Да, именно так — волокут шестерых черных ягнят. Прощайте, глупые. Рим похож на этих жертвенных животных. Их тащат за рога неведомо куда, их ноги связаны, они предчувствуют смерть, но ничего не могут сделать. А он, Корнелий Икел, мог бы и…
Откуда-то сбоку на него кинулась бесшумная тень. Будто огромный пес схватил мертвой хваткой за горло. Икел рухнул на мостовую, подмятый противником. Тот был силен, но не сильнее старого бойца. Вывернувшись, Икел извлек кинжал и уже замахнулся, метя нападавшему в бок. Но ловкач успел перехватить его руку. И тут же на голову Икела обрушился удар кулака и оглушил. Но противник не торопился добивать префекта, он лишь несколько раз ударил его кисть о мостовую, пытаясь выбить кинжал, но еще не родился на свет человек, который бы сумел заставить бывшего трибуна «Нереиды» разжать пальцы.
— А ты все также силен, Икел, — прохрипел нападавший, разбив кисть префекта претория в кровь, но так его и не обезоружив.
— Курций? — среди тысяч он узнал бы этот голос. — Поднял руку на друга?
— На убийцу Цезаря, — Курций вновь ударил — но все так же безрезультатно.
— Я не убивал мальчишку, клянусь водами Стикса. Я прислал убийц к Элию. Но не к Цезарю, нет…
— Кто же тогда убил Александра?
— Не знаю. Отпусти меня. Взамен я открою тебе тайну, которая стоит жизни десяти таких, как Элий. В конечном счете этот хромой козел — всего лишь гладиатор, хотя он и надел тогу с пурпурной полосой, — не удержался от выпада в адрес Элия префект претория. — Жаль только, что он удрал с арены.
Кажется, Курций колебался. Во всяком случае хватка его ослабла. Он прижимал руку с кинжалом к земле, но не делал больше попыток одолеть Икела.
— Ты брал клейма у Макрина, — прохрипел Курций. — И чего ты просил?
Власти?
— Я просил новой войны. Война принесет Риму спасение. Но для себя я не желал ничего.
— Хорошо. Говори о своей тайне.
— Проверь, чем занимается академик Трион в филиале своей академии в Вероне.
У него лаборатория в помещении бывшего стадиона. Клянусь Геркулесом, старина, это стоит всех тайн на свете.
— Я отпущу тебя, если ты поклянешься водами Стикса, что не тронешь Элия.
Икел молчал довольно долго, так долго, что Кур-ций решил, что бывший префект претория откажется.
— Хорошо, — наконец выдохнул он. — Клянусь! Курций разжал пальцы. Икел вскочил на ноги с ловкостью и быстротой мальчишки и нырнул в ближайший переулок. Статуя Меркурия на перекрестке проводила его насмешливым взглядом. Икелу показалось, что его пытались преследовать — крики слышались на соседней улице. Но он легко ушел от погони.
Что ж, пусть Элий живет, если этого так хочет Курций. Нарушить клятву — значит оскорбить Юпитера. Пойти на такое Корнелий Икел не мог.
Трион устал так, что буквально валился с ног.
Только к полуночи он добрался до своего ничем не примечательного домика на окраине Вероны. После ванны прошел в триклиний. В комнате царил полумрак — горел только светильник на бронзовой подставке. В отличие от большинства римлян Трион ел сидя. Ему казалось, что так он поглощает пищу быстрее. А он ценил время. Он как никто другой знал, насколько его мало у смертного. Теперь, когда он подчинил себе самую страшную силу природы, Трион начал ценить время вдвойне.
Старый слуга поставил перед ним на стол блюдо с холодным мясом, тарелку пунийской каши и бокал вина. Трион выпил вино, хотел приняться за мясо, но передумал. Есть не хотелось. Его подташнивало, и голова кружилась. Неужели он облучился? Трион вновь наполнил бокал и осушил залпом. Против воли вспомнил Гая Габиния. Его граничащее с эйфорией возбуждение, нелепый смех, еще более нелепые шуточки. Гай отпускал их между приступами рвоты. Трион велел немедленно увезти Гая Габиния из Вероны. Он не хотел, чтобы другие видели, что может произойти с каждым. Трион знал, что молодой человек обречен.
— Вот именно. Разве вы все, люди, не приговорены к смерти?
Трион обернулся.
— Кто здесь? — Рука сама потянулась к кнопке звонка.
— Не торопись. Я скоро уйду, — пообещал гость. — К тому же твоя охрана так же не увидит меня, как и ты.
Трион включил верхний свет, но никого не увидел.
— Что тебе надо? — устало спросил Трион. Гость засмеялся. Неприятный торжествующий смех.
Гость расхаживал по комнате взад и вперед — Трион чувствовал колебания воздуха.
— Представь, ничего. Просто зашел посмотреть, как выглядит человек, способный уничтожить богов и весь мир в придачу. Неужели тебе мало миллионов
погибших в Третьей Северной войне, что ты хочешь создать еще и это оружие? Зачем тебе это бессмысленное жертвоприношение?
— Тебя прислал Гетр?
— Твой гений? О нет! Я сам по себе. А ты, как я вижу, заодно с гениями?
Голос из пустоты раздражал академика. Ему казалось, что он говорит сам с собою.
Почти что бредит. А может быть, это и в самом деле так?
— Что тебе надо? — повторил он, но ответа не последовало.
Неведомый гость исчез. Он в самом деле заходил только посмотреть на Триона. Они узнали. Вернее, один из них узнал. Кто-то из богов наконец-то понял, чем занят Трион. Что теперь будет? Что он сделает?. Триону захотелось повалиться на землю и закричать:
«Прости!» Но не потому, что он раскаялся, а потому. что боялся. Боялся, что он не даст ему довести дело до конца. Это дело было для него важнее всего.
Важнее миллионов человеческих жизней. И своей собственной тоже.
Глава 4
«Всю ночь к вилле Цезаря в Каринах люди несли цветы. Чувство вины перед несчастным юношей не покидает римлян».
«Кто ответит на вопрос, почему города с мощными укреплениями, такие как Бухара и Самарканд, сдавались варварам практически без боя»?
«Акта диурна», 16-й день до Календ августа— Я вспомнила… Да, да, вспомнила, что написала на полях книги, — сказала Петиция.
Элий, задремавший под мерное покачивание фургона, открыл глаза. Свет из крошечного, затянутого цветным экраном оконца придал всему странный оранжевый оттенок, казалось, на лицо Петиции падает отсвет пожара. Девочка сидела, поджав ноги, и расчесывала гребнем коротко остриженные волосы.
