Вильгельм Зон - Окончательная реальность
Внимательный, исполнительный Кох все сделал прекрасно. Получив в Минфине деньги и выкупив все долги империи Ганса, он предъявил их к погашению одномоментно, фактически разорив олигофрена. Кисельринг потерял работу, канал национализировали, Ганс уехал жить в Ингушетию, а Боббер в знак благодарности за поддержку получил контроль над телеканалом Кисельринга.
Скот, наконец, дошел до нужной страницы в записной книжке. Вот телефон того, кто может действительно изменить судьбу художника. Стоит лишь позвонить, они ведь знакомы. Адам Зон не может его не помнить – столько общих друзей. А если отказ? Скот с волнением представил равнодушное, холодное: «Нет, боюсь, сегодня это не в тему». Еще бы, хорошо быть беспристрастным экспертом, надменным вершителем судеб простых художников, выслушивать лесть и обтирать батистовым платочком чужую слюну с облизанной со всех сторон жопы. Помнит ли этот владелец галерей и салонов, что и сам называл себя художником? Или забыл? Когда-то Скот восхищался его проектами. А что теперь? Одна коммерция. Так всегда и бывает – деньги к деньгам! Имея брата-миллиардера, который, говорят, кинул самого Боббера, этот «бывший художник» не отстает – гребет, словно снегоуборочная машина в Новосибирске. Вот и теперь – отхватил грандиозный госзаказ: юбилейная выставка «Москва – Берлин» (к 80-летию Брест-Литовского мира).
Скот все еще колебался, но рука уже сама тянулась к дисплею телефона-калькулятора.
* * *Адам спал, лежа на животе. Звонил телефон, но он не просыпался. Ему снился детский сон, который часто повторялся в течение всей жизни. Синее-синее море. Крепость на скалистом берегу. Уютное кафе прямо под древними стенами. Дымящийся кофе. Улыбчивое, хитрое лицо незнакомого человека напротив. Адам ненавидел этот сон, ему казалось, что он приносит несчастья. Впрочем, несчастий в его жизни почти не было.
Откуда берутся сны? Тогда Адам не знал. В детстве на море он никогда не был, хотя отец, которого Адам помнил очень хорошо, и проживал в Крыму. Однажды вроде бы уже договорились, уже собрались в Гурзуф, в какое-то поместье, но потом сорвалось, отец уехал по делам, да и вообще началась другая жизнь. Вильгельм Павлович Зон пропал в 81-м. А в 84-м Ипполит получил новое мидовское назначение и вместе с семьей переехал в Берлин.
Адам всю жизнь пытался понять, откуда этот раздражающий и пугающий его сон. Может быть, из-за него он и стал художником, отправившись путешествовать по миру в поисках синего-синего моря.
Германия никогда не нравилась Адаму. В отличие от Абрама, он терпеть не мог педантичных, уверенных в себе нагловатых любителей шнапса. Не мог терпеть, когда они ходили, как бараны, на работу от звонка до звонка, а потом ужинали всей семьей перед телевизором, слушая выступления уже шамкающего Шеленберга. Не мог терпеть, когда всего через пару лет после краха ненавистного Рейха они снова принялись, уже добровольно, расхаживать по улицам, размахивая нацистскими флагами, проклиная Коля за распад грозной империи. Его тошнило, когда они стали богатеть благодаря экономическим реформам, перестали читать Гете и даже слушать Вагнера, когда начали завивать волосы и пользоваться студиями искусственного загара.
Он любил их только однажды. В 1986-м. Озверевшие от тупости прежнего режима, они наконец сплотились и скинули на хер маразматический президиум НСДАП, запретили СС, посадив в кресло канцлера Коля. Те дни по состоянию восторга напоминали детство. Счастливую пору, когда ломали стену в Москве, когда все обнимались и плакали, когда он впервые плюнул с моста в реку, а потом бросил вниз к отраженным звездам тяжелый серый обломок бетона… Это было счастье.
В Берлине эйфория длилась недолго. С утра все пошли на работу. Вскоре бесперебойно заработала хваленая немецкая бюрократия, а уже через год вновь вооруженные полицаи могли и прикладом подтолкнуть зазевавшегося горожанина. «Надо восстановить порядок», – оправдывались ответственные работники госаппарата.
Действительно, преступность росла. Гангстерские разборки, убийства коррумпированных чиновников, не смогших выполнить свои обязательства, да и просто уличный бандитизм, не давали немцам спокойно жить. Всё усилилось стократно, когда из Крыма стали приезжать готы.
Беспощадные, целеустремленные и сплоченные готы орудовали казацкими шашками лучше любых пистолетов. Быстро взяв под контроль рестораны, игорный бизнес, они вплотную подбирались к банкам и промышленным предприятиям. Надо же такому случиться, что одним из готских руководителей оказался старый друг отца, депутат Рейхстага Боббер.
* * *Боббер пригласил близнецов к себе, в сияющий стеклом и сталью кабинет, ранней осенью 1988-го.
– Ну что же, ребята, 20 лет это солидный возраст. Вильгельм был моим другом, и я хотел бы предложить вам работу. Или собираетесь учиться?
– Учиться можно и на вечернем, – ответил Абрам.
Адам промолчал. Он не стал работать у Боббера. Жизнь с готскими плясками по кабакам, с разборками, спонсированием эстрадных звезд, с высокооплачиваемыми блядями и светскими тусовками ему претила. Он твердо решил жить, как художник.
Вежливо поблагодарив Боббера за предложение и попрощавшись с братом, Адам покинул шумный Берлин, перебравшись в Москву, где и начал свои концептуальные опыты.
Вырезав в апельсине дырку, Адам вставил туда объектив камеры и, не вынимая его, снял со вспышкой 24 кадра. На всех фотографиях получился серо-оранжевый цвет внутренности апельсина. После этого Адам прокомментировал каждый снимок. Позиция «автор и камера» осталась абсолютно неколебимой, однако возник вопрос: «Нужно ли изображение в фотографии?» Любой поставленный вопрос подразумевает ответ. И хотя Адам утверждал, что ему любопытным представляется как раз обратное, он, тем не менее, отправился в путешествие. Хотелось найти синее-синее море из детского сна.
Не удавалось. Он побывал в Испании – не то; съездил в Японию, где сфотографировался в маске Будды, – море было зеленым; добрался до Крыма – и чуть не погиб, пытаясь воспитывать глупых, бесполезно; доехал до Израиля, обнаружив в Гефсиманском саду видеоматериалы, снятые с лошади, на которой сидели задом наперед, – синего-синего моря не находилось. Он даже спускался под воду на субмарине – тщетно. Странным образом проехав тысячи и отсняв километры пленки, Адам не ощущал себя видеохудожником. Он не молчал. Но говорил ли он? Обычно слова звучат громко, а у него получалось тихо. Он ничего не скрывал, всегда готов был все разъяснить, но понятнее не становилось. Его произведения казались вмятиной на поверхности, расплющенной изнутри бездной переполнявшего его «невыразимого».
В огромном выставочном пространстве Адам выстроил свою экспозицию по принципу синапса головного мозга. От центра в семи направлениях шли белые тропинки, заканчивающиеся мини-инсталляциями, рассказывающими о его путешествиях. Из центральной «авторской точки», медленно поворачиваясь, можно было разглядеть все экспонаты. Они казались приключениями из далекого прошлого, но будущие приключения только начинались.
«В этом замечательном парке, – писала „Франкфуртер Альгемайне“, – есть подстриженные газоны, дорожки, цветы-телевизоры; есть место, где посидеть, и фонтан, сделанный из папки для деловых бумаг. Есть кукольный театр, где 53 действующих лица – от Борхеса, Гоголя, Эдгара По до Толстого и Конан Дойля – выстраиваются в алфавитном порядке. „Когда душа видит сны, она – и театр, и актеры, и аудитория“. Со всем этим Адам Зон управляется как фокусник. Цитата для него не более чем мячики в ловких руках жонглера. В любом случае, имеем мы дело с искренностью или с имитацией, Зон честно сообщает нам: собственное искусство мыслится им как некий Троянский конь, вводимый в культуру».
Все изменилось мгновенно. Однажды Адам понял, что ошибался. Ему показалось, что он Одиссей, начиняющий мифологического коня неизвестным содержанием. Старательно, при помощи хитроумных инструментов, шлифуя корпус, удаляя все занозы, латая дыры в деревянной обшивке, он решил, что хитрее всех. Фигушки! Внезапно выяснилось, что он вместе со своим искусством просто груда досок, из которой лишь начинают сколачивать настоящего, а не вымышленного троянского коня. Но для чего?
* * *27 сентября 1993 года по почте пришла посылка из Германии. В ней находилась голубая папка с документацией, касающейся усадьбы «Эйбесфельд». Папка была прислана владельцем означенной усадьбы Конрадом Эйбесфельдом и содержала материалы, описывающие ее состояние с различных позиций – экологической, исторической, ботанической и других. Открывалась голубая папка частным письмом к художнику с просьбой поучаствовать в некоем концептуальном проекте, должном состояться в усадьбе.
На предложение Адама сделать парковую скульптуру или объект Эйбесфельд ответил странно интригующим разъяснением, касающимся грядущего мероприятия. Предполагалось, что на территории в несколько гектаров будет зарыта в землю 101 калькуляторная дискета с материалами из архива Эйбесфельда. Каждая дискета содержит текст, имеющий отношение к одному из приглашенных художников. Используя фотографии-подсказки, предварительно выполненные студентами, художники попытаются найти свои дискеты. В случае неудачи допускается обмен между участниками.
