Евгений Токтаев - Тени надежд
Сами боги видать пожелали обустроить в Суровой Киликии пиратское гнездо. Береговая линия здесь изрезана бесчисленными бухточками, усеяна скалами – идеальное пристанище для быстрых и вертких пиратских суденышек. Горцы стали морскими разбойниками, а эллины сочинили поговорку:
"Три худших слова есть в эллинском языке на букву К – критянин, каппадокиец и киликиец".
В восточной части Киликии Тавр отступает от моря, образуя долину, рассеченную руслами нескольких больших и малых рек. Здесь стоят богатые города – Адана и соперничающий с ней Тарс, древний город, основанный ассирийским царем Сарданапалом, оставившем после себя надпись:
"Сарданапал основал Анхиал и Тарс в один и тот же день; ты же, чужеземец, ешь, пей и люби; все другие блага человека не стоят внимания".
Город стоял в сотне стадий от моря, на реке Кидн, которая разделяла его на две части. Река текла с севера, со склонов Тавра, образуя восточную часть прохода, соединяющего Каппадокию с Киликией Равнинной и носящего гордое имя: "Киликийские ворота". Несмотря на величественное название, проход представлял собой довольно тесный коридор. Дорога извивалась в отрогах гор, как змея, ползущая с запада на восток, круто взбиралась на перевалы между вершинами, а потом резко сворачивала на юг и ныряла в глубокую и узкую долину студеного Кидна.
Путь непрост и длинен, протяженность прохода – пятьсот стадий. На равнине войско способно преодолеть это расстояние за четыре дня, но здесь ему потребуется намного больше времени. Обходной путь лежит слишком далеко.
Образующие проход обрывистые склоны густо поросли пихтой, длинноиглой сосной, можжевельником и кедром. В самой узкой части прохода дорога такова, что отойди всего на десять шагов с тропы, и ты уже лезешь вверх по отвесному склону, продираясь сквозь густые колючие заросли.
Здесь горстка людей вполне способна сдержать стотысячную рать, это прекрасно понимает любой полководец, ведущий войско Киликийским проходом, потому каждый стремится скорее очистить себе весь путь стремительным броском передовых отрядов, но сделать это весьма непросто.
Защищать Киликийские ворота очень легко, потому персы никогда не держали здесь много войск, лишь малые отряды, препятствующие разбоям горцев на дороге. Флота у сатрапа Киликии Арсама вообще не было. Зачем он ему? С пиратами побережья борется близкий Кипр, покорный царю царей.
Уцелевший при Гранике Арсам имел в своей сатрапии всего четыре тысячи воинов, из которых боеспособных спарабара насчитывалось менее половины. Он ничего не смог противопоставить лихому налету Птолемея, который тайно высадился в устье Кидна и, совершив быстрый переход, овладел Тарсом. Город был плохо укреплен со стороны реки, да и ворота закрыть персы, застигнутые врасплох, не успели. Птолемею не понадобились ни машины, ни даже штурмовые лестницы.
Арсам едва спасся бегством, но выбравшись с малым отрядом из города, он совершил непростительную глупость: вместо того, чтобы отступать в горный проход, сатрап бежал к юго-востоку и укрылся в городе Малл, где начал спешно готовиться к осаде. Отсюда он отправил гонца к царю царей с просьбой о помощи. Это оказалось еще одной ошибкой запаниковавшего сатрапа. Дарий разгневался и повелел Арсаму немедленно занять Врата, дабы воспрепятствовать соединению македонских войск.
Легко сказать, займи. Арсам, словно Геракл на распутье оказался. Только у того по одну руку лежал путь трудный, ведущий к славе, а по другую – легкий, привлекательный, полный удовольствий, хотя и заканчивающийся посмертным забвением. Арсам про Геракла слышал, но не очень много. Таких подробностей не знал, а перед собой видел пути несколько иные.
Первый – стать героем, напугав македонского ежа своей голой задницей. Второй – принять мучительную смерть в руках палача, не выполнив царский приказ. Был еще и третий – опустошить в Малле винные погреба и перепортить всех местных девок, затрахавшись вусмерть.
Пока Арсам мучительно думал, от страха осуществляя третий вариант, Птолемею без боя сдалась Адана, а с Кипра пришли вести о восстании Сол. Дальше сидеть на заднице невозможно, что-то нужно уже делать.
Птолемей отрезал Арсама от Киликийских врат, и сатрап бросился бежать на восток, к вратам Сирийским. Добежав до города Исс, он встретил еще одного царского гонца. Тот сообщил, что царь царей всем войском идет к Сохам и, грозя Арсаму расправой, требует, чтобы тот перекрыл северный проход, отрезав Одноглазого.
У сатрапа душа совсем ушла в пятки, он лихорадочно искал пути спасения. Мысли завязались в сотню узелков, мозги ворочались так, что сера в ушах дымилась. Думал-думал и придумал. Нашел-таки сатрап лазейку и, приободрившись, радостно бросился в Сохи, встречать царево войско.
Еще в начале лета заняв без сражения Анкиру, стратег-автократор Малой Азии развернул здесь кипучую деятельность, стремясь привлечь под свои знамена побольше союзников. Помчались послы во главе с Леоннатом в независимые эллинские колонии на южном берегу Понта Эвксинского – Гераклею, Синопу и Трапезунд. Пердикка договаривался с вождями племен Пафлагонии, сам Одноглазый с каппадокийцами.
Все лето пролетело в лихорадочном пополнении войска и его подготовке. Македонские стратеги нещадно гоняли ополченцев и наемников, создавая из них декады, лохи и таксисы "пеших друзей". Не всем сие понравилось. Многие из тех, кто зарабатывал на жизнь мечом, и считал, что владеет им вполне искусно, оскорбились. Немалое число таких пришлось оставить в покое. Разве что вынудили обходиться в походе без обоза. По заведенному Филиппом установлению каждой декаде придавался мул и слуга. Никаких телег.
Возникло много забот со снаряжением. Если изготовить нужное число сарисс не составило труда, то большие круглые щиты, что были у каждого гоплита, для строя македонской фаланги совсем не годились, поэтому увеличить численность педзетайров Антигону удалось незначительно и преимущество в вооружении перед эллинскими наемниками Дария осталось ничтожным. Впрочем, стратег не сильно расстраивался на сей счет. Гораздо больше беспокойства вызывала малая численность конницы.
Антигон своевременно получил от Птолемея послание, сообщавшее о количестве войск Дария, и вполне отдавал себе отчет, что уступая в людях пятикратно, сможет лишь доблестно сложить голову. Македоняне, конечно, обсуждали идею отступить с равнины в горы, но каппадокийцы сообщили, что персы сторожат проход. Историю Антигон знал хорошо. Не требовалось ему напоминать про давние подвиги спартанцев.
Вожди каппадокийцев совещались долго, под персами им жить надоело, но и в успехе антигонова дела они изрядно сомневались. Наконец решились предоставить Монофтальму около пяти тысяч воинов, из которых две тысячи пришли конными. Ни стратеги эллинов-союзников, ни старшие гетайры не верили в надежность этого отряда, но Антигон искренне радовался приобретению. Еще бы не радоваться. На безрыбье-то. Пафлагонцы ответили отказом, а из Гераклеи, дорийской колонии, Леонната едва не пинками выдворили, обидев и обозлив неимоверно. Гордые дорийцы спешили не отстать в высокомерии от своих дальних родичей – спартанцев.
Зато пришла помощь из Синопы, милетской колонии, тесно связанной со своей метрополией. Тысяча гоплитов и пять сотен пельтастов пополнили войско Антигона. Синопцы обещали еще и отряд из Трапезунда, который был уже их собственной колонией. Впрочем, его Одноглазый не дождался.
Последним с запада подошел Кен, который привел новые пополнения: конный отряд лидийцев и еще две тысячи наемников, в основном из Вифинии.
Теперь войско союзников лишь немногим не дотягивало до тридцати тысяч человек. Уже что-то, хотя персы по-прежнему подавляюще превосходили их числом, да и надежное ядро македонян оставалось совсем небольшим.
Антигон узнал о дерзком деянии Лагида уже в конце лета, вовсю занимаясь укреплением Анкиры, причем птолемеевы труды едва не пошли прахом. До верховного стратега смог добраться лишь второй из двух отрядов гонцов, отправленных предусмотрительным Лагидом с разницей в несколько дней. Первый так и не дошел до цели, сгинув где-то по дороге, вероятно, вырезанный горцами, польстившимися на лошадей.
– Ну и ловкач, Лагид, – только и оставалось протянуть Пердикке, когда веселящийся, как мальчишка стратег-автократор сообщил ему новость.
– А что это нам дает? – недоуменно спросил Кен, еще не вникший в ситуацию.
– Как что? Встретим Дария, как Леонид Ксеркса, – ответил Пердикка.
– А чего бы Дарию переться в Киликию? Где ему там развернуться? Персы простор любят, – не сдавался Кен.
– Нам надо двинуться туда пошумнее, – сказал Леоннат, – тогда он просто пойдет за нами. Ему же нас надо разгромить, вот он и станет искать встречи.
– А вот я иначе думаю, – возразил Кен, – он хочет себе всю Азию вернуть, потому пойдет прямиком на Сарды. А там Мифрен, большой любитель открывать гостям ворота.
