Герои Аустерлица (СИ) - Ангелов Августин

А сама пища мне показалась удивительно вкусной. Хоть она и была слишком простой по меркам аристократии и совсем недостойной княжеского стола. Тем не менее, мне все понравилось: и картофельные кнедлики с рагу, и клецки-страпачки в мясном супе, и картофельные блинчики-локши с вишневым вареньем, и круглый сладкий грушевый пирог-фургал. Ну и фруктовое вино, которое выставил хозяин, оказалось весьма неплохим. Разумеется, я после своего вынужденного голодания пробовал с каждого блюда всего лишь по чуть-чуть, чтобы не перегрузить желудок с непривычки, а остальное отдавал Степану. Глядя, как он уплетает все за обе щеки, активно запивая вином, я думал о том, что неожиданно обзавелся верным человеком.

Глава 5

Пока любовался тем, как Степан с аппетитом поглощает пищу, раскопал в воспоминаниях, доставшихся мне в наследство от покойника, что Конный полк лейб-гвардии не обыкновенная воинская часть, а очень даже элитная. До 1796 года этот полк оставался единственным регулярным кавалерийским гвардейским полком. Хотя основали его давно, первый состав сформировали еще при Петре Великом, в 1721 году. А в 1730-м окончательно утвердили название. Причем, Конный полк сразу организовали, как регулярный и состоящий исключительно из дворян, в то время, как даже кавалергарды оставались тогда еще нерегулярной частью. Боевое крещение конногвардейцы приняли в 1737 году во время Русско-турецкой войны, неплохо показав себя во время взятия Очакова и в сражении при Ставучанах.

Еще со времен императрицы Елизаветы Петровны, которая и сама имела почетный чин полковника Конной гвардии, лейб-гвардейцы Конного полка носили красные камзолы, красные штаны, а также шляпы-треуголки с золотыми галунами. Каждому в полку полагались тогда еще белый галстук и белые перчатки с обшлагами. Но, времена менялись, и внешний вид полка со временем сделался иным. В правление императора Павла I для конных лейб-гвардейцев утвердили форму, а также конную сбрую и вооружение, подобные кирасирам. Согласно Уставу 1796 года, им были положены: колет, камзол, штаны, сапоги, штибель-манжеты, перчатки, треугольная шляпа с султаном, плащ, фуражная шапка, китель, фуфайка, палаш с темляком, портупея, ташка, кушак, кираса черного цвета, погонная перевязь, лядунка, укороченное ружье без штыка и пара пистолетов. А еще колет с застежкой на крючках, короткий суконный камзол, штаны из белой лосины и высокие ботфорты с накладными шпорами.

Вот только за короткое царствование Павла мундиры Конного полка изменяли почти десять раз. Интенданты даже ездили в Лондон, чтобы скопировать форму английских гвардейцев-кирасиров. А в январе 1800 года Павел утвердил в Конном полку лейб-гвардии трехэскадронный состав. Лишь с того момента государь разрешил набирать в полк не только дворянских отпрысков, но и детей из других сословий. Но, эту лазейку тут же использовали богатые купцы и дворяне, имеющие незаконнорожденных отпрысков, чтобы пристроить на государеву службу своих чад. За вакантные места существовала негласная конкуренция, вроде подпольного аукциона: кто передаст нужному человеку взятку побольше, того и место. Так что даже любой рядовой в этом полку имел происхождение отнюдь не из бедняков.

В заговоре с убийством Павла в марте 1801 года Конный полк участия не принимал, наоборот, заговорщики постарались обвинить командование полка в якобинстве, чтобы отстранить лейб-гвардейцев от охраны персоны государя. Иначе внутренний караул Михайловского замка, состоящий из 24 бойцов полка, наверняка помешал бы заговорщикам осуществить задуманное. А когда переворот состоялся, многие конногвардейцы отказались поначалу присягнуть новому государю Александру. И все-таки они присягнули. Но с большим опозданием, и лишь когда им предъявили труп Павла. Тем не менее, некоторые офицеры полка еще долго бросали обвинения в лицо участникам заговора и даже вызывали их на дуэли.

— Ты чьих будешь? — спросил я, выждав, когда Степан прожует пищу и запьет вином.

— Уральский я. Сын купца Демидова. Незаконнорожденный. А фамилия по матери.

— Ишь ты! Непрост, каналья! — впрочем, я так и думал.

Манеры его сразу не показались мне аристократическими. Выдавало заискивание перед высшим сословием: это его «ваше высокоблагородие» через слово. Но речь была правильной, даже образной. Потому я поинтересовался:

— Ты грамоте, случайно, не обучен?

Он кивнул, пробормотав:

— Обучен, ваше сиятельство. Батюшка для меня учителей нанимал. И аттестация даже имеется.

Я сказал:

— Что ж, это к лучшему. Значит, меня понимать лучше сможешь, когда изобретательством заняться пожелаю. А теперь докладывай диспозицию. Что тут, да как устроено у этого мельника и в окрестностях. Небось, пока я болел, ты уже везде полазил, все разведал, да со всеми здешними девками перезнакомился?

— Увольте, ваше высокоблагородие. Какие девки на хромоногого польстятся? Я едва хожу, да и то боком. Мы же с вами теперь два инвалида! — искренне сказал Коротаев.

Но, выражение его лица сделалось вдруг испуганным. Понял парень, что, напившись вина, сболтнул лишнего, вот и подумал с опозданием, что князь может обидеться, раз неосторожно инвалидом обозвал его, дворянина, сравнив с собой увечным и безродным.

Впрочем, я и не думал обижаться, наоборот, подбодрил бойца:

— Ерунда! Мы с тобой никакие не инвалиды, а раненые герои Аустерлица! И потому просто обязаны перебороть свои болячки и сделаться примером для всех остальных.

А Степан смущенно пробормотал:

— Как же я болячку переборю, ваша светлость, ежели у меня правая нога, которую Сивка под себя подмял, умирая, не ходит больше, как положено? Мне ее и совсем отрезать хотели, потому что вся распухла, да только этот французский хирург, что вам операцию делал и потом вас осматривал, сказал, что кость не повреждена, а только мышцы расплющены. Он мне мазь какую-то выдал. Я мазал, как он велел, и опухлость уменьшилась. Но и теперь мне каждый шаг болью отдается…

Я перебил:

— Нечего себя жалеть, солдат, мышцы восстановятся. Реабилитационные упражнения с тобой освоим, да вернемся в строй.

— Про рекреационные упражнения я ничего не знаю, ваша светлость. Но нога болит, а боль не проходит никак. Когда лежу, то затихает. А как снова пойду, так и болит снова, — пожаловался Степан.

Как только я утолил голод, настрой у меня сделался боевой. Да и голос потихоньку прорезаться начал. Заметил, что чем больше я разговаривал, тем меньше хрипел. Спросил рядового, вспомнив кое-что:

— А скажи-ка, братец, оставили нам французы какое-нибудь имущество, например, форму нашу военную?

— Все, что осталось, здесь у вас в комнате в комоде сложено, — поведал денщик.

А я приказал:

— Так вытаскивай, тащи все сюда, раскладывай на кровати. Надо имуществу смотр устроить.

Вещей оказалось маловато. Белый колет моего мундира был безнадежно испорчен пятнами крови, которые не отстирались полностью. А штаны-лосины и вовсе оказались рваными. Видимо, они лопнули по шву, когда их в спешке стаскивали с меня раненого. В отличие от моей формы, белая конногвардейская куртка-колет Коротаева сохранилась неплохо, а вот серые суконные рейтузы с отрезанной правой штаниной совсем не годились для носки. Разглядывая форму Степана, я вспомнил, что при императоре Александре форма лейб-гвардейцев Конного полка снова поменялась, сделавшись похожей на форму кавалергардов.

Головных уборов, положенных к форме, не обнаружилось. Хорошо еще, что хоть вернули нам французы и это. Причем, вместе с сапогами вернули. Мои ботфорты и короткие сапожки лейб-гвардейца находились в полном порядке. Но, кроме этих предметов гардероба, больше в комоде не обнаружилось ничего. Ни нижнего белья, ни ремней портупеи, ни оружия.

Впрочем, ничего удивительного. Мы же в плену находимся. Хорошо, хоть враги проявили благородство, оставив мне золотую ладанку, подаренную сестрой. И я поинтересовался еще одной очень важной вещью:

— А что у нас с деньгами?