Rein Oberst - Чужой для всех
Поймав Васю на мушку, бандит профессионально как опытный стрелок, затаив дыхание, плавно нажал на курок.
Раздался оглушительный выстрел.
— Кар-рррр. — закаркало всполошенное воронье, неохотно взлетая из пепелища и садясь на обгорелые ближайшие деревья.
Мальчик как подкошенный упал на дорогу. Немного прополз вперед, чуть приподняв голову, как бы выискивая кого, а затем безвольно уткнулся лицом в грязь. Небольшая маслянисто-темная лужица моментально обагрилась кровью ребенка. Откинутая в сторону правая рука мальчика по-прежнему сжимала немецкие галеты. Он был мертв.
Капитан Ольбрихт вздрогнул, услышав отдаленный одиночный выстрел, побледнел и хотел было что-то сказать Брайнеру.
— Успокойтесь, господин гауптман, — тут же встрял с разговором обер-лейтенант Риккерт, видя, как изменился в лице командир. — Это и должно было случиться. Их не переделаешь. Я не знаю ни одной нации похожую на русскую, где бы так люди ненавидели друг друга.
— Вы о чем говорите, Риккерт?
— Все о том, господин гауптман. О них. О русских мародерах.
— Наверное вы правы, Карл… — тяжело вздохнул Ольбрихт, а затем, подумав, глубокомысленно добавил. — Во всем виноват большевизм, против которого мы, в конечном счете, и воюем.
— А вы здорово им преподали урок? — засмеялся Риккерт, вспомнив, как главарь полиции рухнул как мешок с дерьмом, тем самым отвлекая Франца от тревожных мыслей. — Такой необычный удар! — и адъютант задержал свой восхищенный взгляд на командире.
Ольбрихт усмехнулся, впервые с благодарностью подумав о новом, затаившемся внутри друге, и с удовольствием подхватил нить разговора, она ему была приятна.
— В годы учебы на спартакиаде училищ Панцерваффе Вермахта и СС в Бад-Тельце я занял третье место в своей весовой категории по боксу, — начал он. — Вот это были бои, Карл, я вам скажу.
— Браво, браво, Франц! Но сейчас был не бокс. Это было лучше бокса! Вы непременно расскажите нам, где вы так превосходно научились драться ногами.
Франц внутренне содрогнулся, от последних слов адъютанта. Он понял, что сегодня переиграл себя, что рано или поздно ему придется держать ответ за выходки своего второго «я». Только где и когда?
— Может выпьете еще, господин гауптман, снимете стресс?
На Франца смотрели внимательные, с потаенным любопытством, глаза адъютанта.
— Достаточно, Карл, — сдержанно отреагировал Ольбрихт на порывы младшего офицера. Лучше следите за дорогой. Мне надо собраться с мыслями. Генерал попусту не вызывает.
Глава 3
Несмотря на вынужденные остановки в пути, капитан Ольбрихт прибыл в штаб корпуса без опозданий. После проверки документов, открылся шлагбаум, и вездеход четко припарковался к двухэтажному зданию. Гефрайтер Брайнер тут же выскочил из вездехода и услужливо открыл дверь командиру.
— Спасибо, Эрих, — поблагодарил того капитан и вышел из машины. Осмотревшись вокруг, он подметил присутствие одних военных в поселке. Все это говорило о близости прохождения фронта. Обстановка была мрачной и ненадежной.
— Вам не кажется, Карл, что в воздухе пахнет грозой?
— Грозой? 28 апреля? — Риккерт посмотрел на солнце, которое пожиралось большой тучей. — Не знаю, гроза в апреле редкое явление. А, что собственно вас смутило, господин гауптман?
— Вы неправильно меня поняли, Риккерт. Мне вдруг показалось, глядя на отсутствие гражданской жизни в этом городке, что мы накануне большой трагедии.
— Вот вы куда клоните. Для любого народа, Франц, как вы знаете, приход христианской миссии не был бескровным. Миссионерам всячески препятствовали язычники. Шла кровавая резня.
Мы миссионеры, господин гауптман. И стали ими не по своей воле. Просто мы родились в эпоху больших потрясений. И здесь кому как повезет. Я лично оптимист. А за все то, что мы делаем, пусть отвечают там в верхах. Мое дело маленькое, — Риккерт повел плечами. — Однако похолодало. Погода меняется. Какие будут указания, господин гауптман? Вас ждут дела.
— Да меня ждут дела, Карл. Вы правы, — чистое выбритое лицо Ольбихта напряглось. Шрам, сползавший змеей от правого уха к шее, отметина боев под Курском, принял фиолетовый оттенок.
Капитан повернулся и посмотрел в сторону рядом стоящих «панцершутце». На него внимательно смотрело десяток солдатских глаз, преданных и надежных, таких же, как Брайнер. — Нас всех ждут большие дела, господин обер-лейтенант. Притом очень скоро. Приказание одно – всем оставаться на своих местах. Можете перекурить. Свяжитесь со штабом дивизии и доложите о прибытии на точку. Здесь мы пробудем не более часа. Обед по расписанию в части.
— Слушаюсь, господин гауптман. Разрешите…
— Нет. Вас это тоже касается, Риккерт.
— Слушаюсь, — адъютант невольно щелкнул каблуками перед командиром разведбатальона и подал тому папку с документами.
— Вольно, Карл. Я недолго.
У входа в штаб Ольбрихта приветствовало два солдата охранного подразделения, вооруженные автоматами. Они вытянулись во фронт перед строгим капитаном. Скорее всего они отдали должное уважение не его званию, а его заслугам – Рыцарскому кресту Железного креста, закрепленному на черно-бело-красной орденской ленте и висевшему на шее, а также знакам за танковые сражения и нашивкам ранений.
Капитан слегка кивнул головой и зашел в прохладный вестибюль. Здесь, доложив, дежурному офицеру штаба о своем прибытии он по его разрешению поднялся на второй этаж.
— Франц Ольбрихт! Рад видеть вас! — встретил того в приемной, улыбаясь, даже несколько заискивающе адъютант комкора майор Рэмек. — Генерал справлялся о вас, но… — Рэмек сделал загадочное лицо. — Я вам не завидую сегодня. Генерал находится в сильно расстроенных чувствах. Присядьте пока.
— Спасибо, господин майор. Генерал Вейдлинг болен?
— Бог с вами! Он здоров как орел Рейха. Разве только нога беспокоит. Он удручен служебными вопросами. Отчасти это связано с вами, уважаемый Франц.
— Что вы знаете, господин майор? Говорите.
— Генерал усомнился в вашем здоровье и в возможности решать задачи батальона.
— Не может этого быть! — опешил Ольбрихт. Лицо его посерело, руки сжались, и он чуть не схватил Рэмека за грудки. — Я предан Вермахту и ни на йоту не отступал даже от солдатского устава Риберта, не говоря уже о выполнении требований наставления офицера Панцерваффе. Это ложь!
С первой минуты разговора с адъютантом, у Ольбрихта появилась неприязнь к нему, хотя они были раньше знакомы. Его неискренность, слащавость напрягали слух боевого офицера. Францу захотелось быстрее от него избавиться.
— Доложите генералу о моем прибытии. Я жду приема.
— Не суетитесь, господин гауптман. Спокойнее, — маска добродушия моментально слетела с лица адъютанта. Взгляд стал холодным и официальным. — Командир корпуса вас примет. Я иду доложить о вас. Вы сами убедитесь, что я прав. Генерал Вейдлинг с утра был крайне раздражен и непредсказуем. Вы это увидите.
Постучавшись в дверь, Рэмек вошел в кабинет генерала.
Тот только что закончил разговор с командующим 9-й армией Йозефом Харпе и был в состоянии прострации. Он держал телефонную трубку возле уха и остекленевшим взглядом смотрел вперед.
— Господин генерал, — тихо обратился к Вейдлингу Рэмек.
Генерал молчал, уставившись на дверь, никого не замечал.
— Господин генерал! — громче обратился к комкору адъютант. — К вам прибыл с докладом гауптман Ольбрихт.
— Что, Рэмек? — генерал постепенно стал приходить в себя и узнал своего адъютанта. — Вы гранаты приготовили, Рэмек?
— Какие гранаты? — оборвалось сердце Рэмека.
— Вы готовы идти на Т-34?
— Еще… еще нет… господин генерал. А что?… Уже надо?… Так это была не шутка?
— Как «еще нет»? Я же вам дал команду!… — и неожиданно Вейдлинг, глядя на Рэмека, разразился хохотом.
Командир корпуса, услышав, как промямлил адъютант, увидев, что тот задрожал как осиновый лист, и полностью придя в себя после разговора с командующим армией, просто не смог сдержаться от нахлынувшего на него приступа смеха. Он смеялся до слез. Смеялся громко, держась за живот. Так генерал давно не смеялся.
От этого громогласного хохота Ольбрихт тоже засмеялся про себя. Хохот генерала просто прорвался за дверь кабинета наружу. Беспокойство, возникшее в груди после столкновения с адъютантом, стало исчезать. "Все будет хорошо, — подбодрил его внутренний голос, — все будет по плану".
Смех был отдушиной для генерала после трудного психического напряжения. Возможно реакцией на выпитый коньяк. А возможно и то и другое. Даже слезы потекли из глаз Вейдлинга.
— Обезьяна остается обезьяной, хоть одень ее в вельвет, — смеялся, сморкаясь, сплевывая и вытирая платком мокрые глаза генерал, глядя на Рэмека.
