Шарлатан 3 (СИ) - Номен Квинтус
И восьмого января все мы замерли в ожидании. То есть лично мне было на результат вообще плевать, точнее не то, чтобы плевать, но я считал что при любом раскладе «наши победят». И, похоже, не очень сильно и ошибся. Вот только расклад получился очень даже не «любой» — о чем мне Пантелеймон Кондратьевич рассказал по телефону за несколько минут до десяти вечера. А в десять раздался еще один звонок, и голос, знакомый каждому советскому человеку, произнес в трубку:
— Товарищ Шарлатан, вас не затруднит посетить меня завтра после обеда? Я буду вас ждать к четырнадцати часам.
Я некоторое время тупо смотрел на телефонную трубку, в которой раздавались гудки отбоя, затем осторожно положил ее на телефон. И только сейчас до меня дошло, в какую очень непростую игру я влез. Но вот кто в этой игре выиграл, я, похоже, еще так и не понял…
Глава 25
В понедельник утром Иосиф Виссарионович внимательно выслушивал Пантелеймона Кондратьевича и то, что говорил старый соратник, вызывало некоторое удивление:
— Сейчас подведены только предварительные итоги, однако даже они показывают, что народ наши предложения горячо одобрил. По Днепропетровкой области «за» проголосовало свыше девяноста шести процентов, а по Криворожскому району пока что обнаружилось только семь голосов «против». Возможно, еще найдется, но в любом случае вряд ли будет больше десятка возразивших. Так что будем собирать Съезд и вносить все изменения.
— Откровенно говоря, я очень удивлен… процентами. Даже по Одессе «против» оказалось меньше десяти процентов. А такие цифры склоняют меня к мысли о подлогах…
— Никаких подлогов, мы за этим очень внимательно следим. Что же до процентов, то я думаю, что проценты нам очень сильно подправить помог наш Шарлатан. Он за последние два месяца записал для телевидения четырнадцать выступлений…
— Ну, за этим ты следил. И что, он агитировал людей голосовать «за»… но в этих областях его люди мало знают, не должны были они прислушиваться к мальчишке так сильно. Скорее даже, должны были в пику ему…
— А он мне анекдот рассказал, как заставить русского, англичанина и француза добровольно с лондонского моста прыгнуть. Очень, знаешь ли, смешной… но по сути верный. Я к чему: он выступил четырнадцать раз, двенадцать раз там выступления… точнее, небольшие репортажи с мест, было всего по три минуты, и два около пяти минут. И за все выступления он вообще ни разу о наших предложениях не упомянул, и даже не намекал… только один раз, как раз в репортаже из Кривого Рога он немножко так намекнул, почему люди в городе живут так плохо. Я бы его выступления назвал простенькой агитацией за советскую власть, почти что времен годов так тридцатых, когда агитация за колхозы у нас шла. И самое интересное заключается в том, что репортажи он даже не для жителей этих областей делал, а для горьковчан, для москвичей, для жителей Курска и Смоленска — а по местному телевидению их показывали вроде как «посмотрите, что про нас в России показывают».
— То есть издевался над недостатками, так?
— Нет, наоборот очень местных тружеников хвалил, призывал с них пример брать. Мне кажется, я понял теперь как он всех обманывал… не обманывал, а подвигал людей на нужные ему дела. Он никогда в лоб не говорил, что людям нужно делать, он именно наводил их на мысль, что если сделать так, то всем будет лучше. И навел, результат мы и увидели. Причем очень аккуратно навел, только в предпоследнем репортаже он людям сказал, что даже если у местпрома республики средств на жилстроительство нет и не предвидится, жители областей все равно ударно работают и получают выдающиеся трудовые результаты. Ведь его репортажи по всем областям по телевизору крутили, народ он к нужной кондиции подвел… то есть подвел к тому моменту, когда даже вскользь брошенная фраза воспринимается как божественное откровение. И у людей осталось две недели, чтобы додуматься до того, что они сами именно этого и хотят.
— То есть это Шарлатан обеспечил нужные результаты на голосовании, ты это хочешь сказать?
— Нет. Станислав Густавович ведь уже подсчитал, что у нас в любом случае голосов «за» получилось бы не менее трех четвертей, так что Шарлатан просто сделал победу безоговорочной. Я с ним говорил, он сказал, что это всего лишь «правильная постановка задачи», когда исполнителям — это я его слова передаю — становится кристально ясно, как задачу решить верно. А еще то, что по его рекомендации мы устроили голосование открытое, привело к тому, что большая часть тех, кто был против, на голосование просто не пришли. И, похоже, в этом он тоже оказался прав: пока что получается, что на голосование пришло даже чуть меньше девяноста процентов от имеющих право голоса. Нам это, конечно, дало дополнительное преимущество, да и политический эффект даже за рубежом будет сильный.
— А за рубежом скажут, что просто большинство не пришло…
— Не скажут, — Пантелеймон Кондратьевич впервые за последнюю неделю широко улыбнулся. — В «Комсомольце Украины» по этому поводу была шуточная статья напечатана, с шуточным бюллетенем, в нем три графы было: «кто за», кто против' и «кому наплевать». А так как голосование у нас открытое и поименное, то все непроголосовавшие как раз в графу «кому наплевать» и отнесены будут. А если им наплевать, то их мнение уж точно учитывать не стоит…
— Ну что же, готовь съезд. Поздновато мы просьбу товарища Артема исполнили, но уж лучше поздно чем никогда. И сделай так, чтобы Съезд состоялся уже в январе, обязательно сделай. А как уж Шарлатан наш смог такие результаты обеспечить, он, думаю, мне уже сам расскажет. Если захочет…
Сталин ждал меня в своем кабинете в Кремле, и сразу же обозначил передо мной «очередные задачи Советской власти»:
— Вы, безусловно, знаете, что население семи областей Украины практически единодушно проголосовали за передачу этих областей в состав Российской Федерации. И на внеочередном Съезде Советов, который состоится уже до конца месяца, мы волеизъявление народа утвердим. Но люди там ожидают, что переподчинение областей даст им немалые дополнительные выгоды, и в первую очередь от нас будут ждать быстрого и весьма заметного роста жилищного строительства — а чтобы такой рост обеспечить, нам придется несколько сократить объемы такого строительства в старых областях. Что, в свою очередь, может породить рост недовольства уже нашего прежнего населения, а этого мы допустить все же категорически не хотим. Товарищ Пономаренко сказал, что вы провели весьма эффективную пропагандистскую кампанию, позволившую — среди всего прочего — на голосовании получить практически единодушное одобрение наших предложений, и мы считаем, что если вы сможете провести аналогичную кампанию в старых областях России…
— Не смогу, Иосиф Виссарионович, просто не смогу потому что не считаю такие действия имеющими смысл.
— Извините, что вы сказали?
— Я сказал, что перенаправлять строительные мощности и ресурсы из России в новые области будет серьезной ошибкой. По двум, даже по трем причинам.
— А вы можете их перечислить?
Я вспомнил Ташкентское землетрясение шестьдесят шестого года, когда «по решению партии и правительства вся страна в едином порыве бросилась восстанавливать разрушенный город». Тогда почти везде было приостановлено как раз жилищное строительство (причем исключительно в Российской Федерации), а все средства были перенаправлены в Узбекистан. И в результате сотни тысяч советских граждан не получили долгожданного жилья, а в Ташкенте за три года восстановления успели построить меньше четверти из ранее запланированных для России объемов жилья: и транспортировка стройматериалов оказалась почти неподъемной для страны, и в Узбекистане просто строителей катастрофически не хватало — а ведь туда этих строителей вообще со всего Союза согнали. И я краем уха слышал, что без этих сверхусилий Ташкент бы все равно восстановили, но не за три года, а лет примерно за пять — но обошлось бы это стране почти вдесятеро дешевле. Так что сама идея подобных «всесоюзных строек с надрывом» у меня вызывали определенное отторжение. И причины такого отторжения я сформулировать мог:
