Шарлатан 3 (СИ) - Номен Квинтус
— Знаешь, я иногда просто счастлив, зная, что таких, как ты, у нас в Союзе все же крайне немного. Даже парочка таких, как ты — это может оказаться слишком. Но еще я счастлив, зная, то ты все же у нас есть. Еще раз спасибо — и свободен, у нас и без тебя слишком уж много работы…
Разговор со Сталиным напомнил мне о грядущем Ташкентском землетрясении. Исключительно разрушительном, хотя количество жертв там исчислялось, если мне память не изменяет, вообще единицами. Но для страны оно тоже оказалось «разрушительным», развитие экономики и промышленности просто приостановилось на пару лет — и мне это очень не понравилось. А еще я вспомнил гулявшие в середине шестидесятых (уже после землетрясения) разговоры о том, что «раньше» (то есть когда-то раньше, в детали я тогда не вникал, так как был вообще школьником) в центре Ташкента ничего не строили потому что землетрясения там уже не один раз случались и все они рушили только географический центр города. Поэтому я данный факт отметил в своей записке, отправленной товарищу Пономаренко, и в ней честно написал, что «по предварительным расчетам в центре Ташкента возможно в течение десяти-двенадцати лет землетрясение, сравнимое по масштабам с Ашхабадским». Срок я поставил «примерный» просто потому, что не мог вспомнить, в каком классе я тогда учился — а уточнить этот вопрос, понятное дело, мне было негде. Ну, что мог, то и сделал, а в основном я все же Пантелеймону Кондратьевичу расписал именно программу «информационной кампании в регионах». Очень простую, в общем-то, программу: как можно быстрее приступить к строительству «простенького» жилья и заставить местные комсомольские организации выявить и подготовить к использованию незадействованных производственных мощностей существующих заводов. В качестве примера расписал предложения Сергея Яковлевича, который уже прикинул, какие мощности в Харькове можно задействовать для скорейшего запуска производства водопроводных труб. Все же большой опыт товарища Киреева в обнаружении подобных резервов в Горьком (и понимание, что для чего вообще нужно) сделал его план довольно быстро реализуемым: например, небольшие прокатные станы для производства труб малого диаметра было несложно изготовить на турбинном заводе, а рабочие валы для этого стана — на тракторном. Конечно, еще для изготовления труб нужен был металл, и не только сталь — но уже в стране и с цинком стало полегче, и про «малую металлургию» (если вдруг «большой» не хватит) всем было все хорошо известно.
А когда я записку свою в Москву отправил (через курьерскую службу обкома — там об этом товарищей уже предупредили), я зашел к Зинаиде Михайловне — и тут же понял, что она с огромным увлечением изучала что-то вроде «Жизни животных» Брема: раньше я от нее в одном предложении никогда не встречал такого глубокого понимания взаимодействия настолько разнообразных организмов. Но после того, как она столь нетривиально уточнила мое место в пищевой цепочке, товарищ Коробова обрисовала и мое место в иерархии сапиенсов:
— Ты, молодой человек, прежде чем свои услуги товарищу Сталину предлагать, подумал бы пару минут своим атрофированным мозгом. Если меня Сергей Яковлевич лично на эту работу направил и я с ним, считай, лет пять без перерывов через день по работе общалась, то есть ли необходимость хоть малейшая меня с ним знакомить? И налаживать, как Иосиф Виссарионович выразился, неформальные контакты? Ладно, садись, чаю попей, расскажи мне, как ты наши контакты налаживать собрался, а я хоть повеселюсь немного.
— Да не собирался я вас знакомить и контакты налаживать не собирался. Я всего лишь хотел дать вам — и вам лично, и Сергею Яковлевичу возможность в случае какой неудачи на меня все валить.
— А вот это ты зря: ты уже не мальчик, а вполне взрослый мужчина, и в случае чего отвечать тебе придется по полной. А отвечать тебе за, скажем, наши ошибки — это, мягко говоря, совершенно неверно. И не потому неверно, что ты напрасно пострадаешь, тебе пострадать крайне невредно в любом случае. А вот исполнители, тобой прикрывшись, получат возможность работать спустя рукава: их же за провал не накажут! Но ты не переживай: я это Иосифу Виссарионовичу уже объяснила, сказала, что у нас контакты… неформальные давно уже налажены и минместром уже над новыми задачами работает. Газеты-то я, ты не поверишь, тоже иногда читаю и что нам на головы сейчас свалится, я прекрасно понимаю. Но за заботу — спасибо. Ты чай-то пей, мне привезли какой-то очень хороший из Китая. А когда допьешь, вот о чем подумай: нам в министерстве скоро будет нужна программа, которая поможет нам рассчитывать зарплаты строителям. Ты же вроде обещал такую написать? Так вот, нам нужно ее рассчитывать и повременникам, и сдельщикам, и сразу платежные ведомости чтобы программа печатала. Мы с Сергеем Яковлевичем договорились, что в Харькове ему такую же машину, как у нас, поставим, уже в марте поставим, и к тебе он человек десять на обучение пришлет.
— Не уверен, что получится такую программу быстро составить. То есть составить ее и ваши программисты смогут, я им помогу, конечно — но вот как вы будете такую прорву информации в машину вводить, мне непонятно: там же сотни тысяч строителей работать будут!
— Вот сразу видно: ты — специалист по вычислительным машинам и суть сразу схватываешь. Но от прогресса отстаешь: пока ты бегал сверкать мордой лица в телевизорах, москвичи помогли уже у нас запустить линию по производству диодов стеклянных и на телевизионном заводе приступили к выпуску этих твоих дисплеев. С которых цифры сразу на гибкие диски записываются, так что уже до лета в каждом стройтресте по несколько таких машин для записи исходных данных поставим и у себя мы уже готовые обсчитывать будем. У тебя на факультете студенты даже программу для этой машинки составили, чтобы цифры сразу в формы на экране вводить и формы при необходимости легко менять. Так что останется только все просчитать… да, ты, как в университет пойдешь, уточни: если кому-то из студентов, кто программы пишет, что-то дефицитное нужно, а то мы сейчас им премию готовимся выдать, но если кому-то деньги нужны меньше, чем что-то такое… Ну ты сам, надеюсь, понял. И все, не отвлекай меня пока больше: потребуешься, я сама тебя разыщу.
Тридцатого января начался внеочередной Съезд Советов, а тридцать первого он уже закрылся. И семь областей Украины, которые ранее составляли Донецко-Криворожскую и Одесскую республики, стали теперь частью РСФСР. Перед съездом я еще раз посетил Москву: у Пантелеймона Кондратьевича по моей записке несколько вопросов появилось, требующих быстрого решения — и он мне сообщил (с просьбой «не разглашать»), что товарищ Сталин очень доволен результатами «референдума»: в свое время он поддерживал своего друга Артема, который республики хотел присоединить как раз к РСФСР, но Ленин тогда продавил другое решение — а сейчас вроде как «удалось восстановить историческую справедливость». И мое участие в этом «восстановлении» Иосиф Виссарионович тоже вроде оценил весьма положительно.
Но теперь России предстояла очень непростая работа: мало что на этих очень странно «развитых» территориях нужно было просто людям быт наладить, там еще и идеологической работы было невпроворот. Впрочем, сейчас «правильную идеологию» очень сильно поддерживал ставший министром Госбезопасности товарищ Судоплатов, и мне было рекомендовано с ним «познакомиться поближе». Ну порекомендовано — и порекомендовано, я же не попрусь к нему в контору с воплем: вот он я, давайте познакомимся. Так что совет Пантелеймона Кондратьевича я просто пропустил мимо ушей.
Но, похоже, сделал я это напрасно: двадцать третьего февраля, после того как на общем собрании мы все поздравили наших фронтовиков с праздником, ко мне подошла Ю и сказала:
— Ты на субботний вечер и воскресенье ничего такого не планируй. Мой начальник хочет с тобой познакомиться.
— Какой начальник?
— Непосредственный, Павел Анатольевич. Вылетаем с аэродрома двадцать первого завода в семнадцать часов. Просьба не опаздывать — а чтобы ты просьбу мою выполнил, я прослежу. Форма одежды свободная, ордена надевать не надо. И лицо постарайся сделать попроще. Еще вопросы будут?
