Виталий Корягин - Винг
Глава сорок вторая. Бренда
Вечером кузина заглянула в чулан под лестницей, где с первой ночи в замке так и спал Эдвард. Уже расстилавший на ночь попоны на паре позаимствованных для мягкости ложа в дружине тана полуоблезших шкур каких-то допотопных зверей, сакс недовольно обернулся на скрип двери. Он хотел отбыть в обитель пораньше утром, а теперь, как пить дать, придется полночи выяснять отношения.
Но Бренда была вроде бы настроена вполне миролюбиво:
— Эд, прости, пожалуйста, что сегодня утром так по-дурацки получилось. Я говорила отцу, что сначала мне надо побеседовать с тобой, да разве он кого слушает! Я зашла попросить: если ты не очень обижен, поднимись на несколько минут ко мне в светелку, я все объясню.
— А это необходимо? — скептически спросил сакс.
— Да сам понимаешь, днем нам и словом перемолвиться не дадут: где ни присядешь, через тебя и скачут и перешагивают. Ко мне служанки каждые пять секунд заглядывают: как это делать, да как то… Такие дуры! На улице дождь вторую неделю, не погуляешь. Пойдем, побеседуем. Нет, если ты боишься, тогда, конечно…
— Да нет, — сказал задумчиво Эдвард, — бояться-то, положим, не боюсь, но, и особо, считаю, говорить нам не о чем.
— А зачем же ты сегодня сказал отцу, что сначала хочешь выяснить со мной насчет нашей свадьбы? — прикинулась удивленной Бренда.
— Насчет "выяснить", правда, говорил, а насчет "нашей свадьбы" и слова не было, — криво усмехнулся сакс, но сообразив, что объясниться сразу меньшее зло, чем молча коситься друг на друга, кивнул. — Ладно, иди, через пару минут поднимусь.
Когда, переодевшись в парадный костюм, сработанный в Марселе, который дома не пришлось пока надеть из-за траура по матери: голубую бархатную тунику, стянутую в талии золотым рыцарским поясом, синие брюки-трико, мягкие короткие сапоги с золотыми шпорами и серые замшевые перчатки, Эдвард тихо постучал в дверь комнаты кузины, и на ее — Входи! — нагнувшись под невысокую притолоку, шагнул внутрь, Бренда сидела перед серебряным зеркалом, только что сняв с золотых кудрей тонкую шелковую сетку, украшенную жемчугом, привезенную кузеном ей в подарок из Палестины, так что освободившиеся волосы огненным водопадом обрушились на плечи девушки, и, обернувшись к двери вместе со служанкой, помогавшей леди готовиться ко сну, одновременно же и открыли рты, поразившись мужественной красоте сакса и великолепию его роскошного одеяния.
Да, такого прекрасного рыцаря, ни госпоже, ни ее доморощенной камеристке встречать еще не приходилось. На голубом бархате туники-блио, расшитом тонкими узорами, лежала массивная золотая цепь из трофеев Сицилии, а на поясе отражал огни светильника и камина драгоценными камнями рукояти и ножен тонкий длинный стилет-мизерикордия. Сакс снял повязку с глаза, полагая, что в сумраке странности зрачка спишутся на причуды искусственного освещения. Русые пряди мягко спускались по сторонам лица юноши, схваченные на лбу узорной диадемой причудливой восточной филиграни.
Вмиг овладев собой, Бренда одним властным движением руки отправила чернавку за дверь, вторым пригласила милого кузена присесть в модное, но неудобное Х-образное кресло, а сама, извинившись, попросила минутку подождать и отвернулась к зеркалу.
Сакс с любопытством оглядел то, что несколько веков спустя назвали бы будуаром. Он не был в этой комнате с того памятного дня два года назад, когда пришел сказать, что уезжает биться с язычниками, и, вероятно, они не увидятся более, и попрощаться. Вспомнив себя тогдашнего: глупого, романтичного и без памяти влюбленного, Эдвард улыбнулся.
Здесь многое изменилось. Исчезли цветы и осенние листья, которыми юная Бренда любила украшать светелку. Их нежный запах сменили душные ароматы индийских благовоний, хотя и свинарник тоже не давал о себе забывать. Изгнав узенькую девичью кровать, место захватил полутораспальный резной монстр на львиных лапах под парчовым пологом. Угол комнаты украсил небольшой камин.
Рыцарь удивился, как это кузине удалось убедить упрямого тана изменить неизменному дубовому консерватизму, ведь старик отказывался устроить современное отопление даже в своей спальне, дескать, раз предки обходились без новомодных штучек, значит, и мы проживем, хотя покойная мать Эдварда, вечно зябнувшая ночами, не раз просила мужа о камине.
Стены были драпированы редкими восточными тканями, стоившими здесь, в Англии, бешеных денег. Сакс вдруг понял, что побудило отца к расходам. Старик любовно украшал опочивальню будущей сакской королевы, и хотя царственный жених сдуру погиб, не отнимать же было назад у его соломенной вдовы все эти щедрые дары.
Эдвард неожиданно заметил: кузина, делая вид, что занята вечерним туалетом, внимательно наблюдает за ним в зеркало. Он постарался сесть понепринужденнее, а затем широко улыбнулся тусклому отражению в полированном серебре и подмигнул ей. Она вздрогнула, отвела взгляд и и опять занялась бровями.
Рыцарю стало скучно, и он медленно произнес:
— Если тебе нечего сказать, то я, пожалуй, пойду, сестрица! — он сделал вид, что встает с кресла.
Бренда отбросила заячий хвостик, которым пудрила крахмалом нос, и живо обернулась к гостю:
— Ах, нет, Эд, не уходи, я просто не решаюсь начать. Утром вышло так неловко, так неловко! Мне, конечно же, нужно было сначала поговорить с тобой…
Эдвард бесстрастно перебил ее:
— Смею заверить, что с неизменным результатом.
— Милый мой, не сочти, что я навязываюсь, но почему ты так настроен против нашего брака?
Сакс несколько секунд молчал, подыскивая слова, не торопясь, начал:
— Основная причина — просто тебя не люблю, а точнее, люблю, как сестру, но не более того.
Бренда подалась к нему со своего резного табурета:
— Но я же помню время, когда ты пылал ко мне отнюдь не сестринской страстью! Что изменилось в нас с тех пор?
Рыцарь с горечью усмехнулся:
— В нас! Хорошо сказано! Будто мы одно целое… И что же нас, по-твоему, объединяет? Ты-то, похоже, совсем не изменилась, осталась такой же, как была, выросла, и все! А я? Я теперь далеко не тот мальчик, сердцем которого ты играла два года назад. Да, я любил тебя когда-то, но что ты сделала, чтобы быть моей?
Девушка смущенно опустила глаза:
— Но ты же знаешь, что отец никогда бы не позволил нам… Эта идея с возрождением старой династии слишком дорога была его сердцу, и пока Ательстан был жив…
— А тебе, значит, она не была дорога? Почему же ты отказалась уехать со мной и обвенчаться? Как-нибудь прожили бы… Ты предпочла уверять меня, дурака, что наше счастье невозможно, что путь один, расстаться… Ты и не пробовала уговорить старика, смягчить его. Хотела получить все: и этот сказочный выдуманный трон, и мою любовь для забавы.
— Конечно, ваше сакское королевство не более, чем мираж, оно не смогло бы возродиться, даже вывернись вы все наизнанку, — Эдвард с досадой махнул рукой… — Сидя здесь в глуши, вы не знаете жизни мира, не представляете всей силы норманнов. Хотя я их люблю не больше вашего, но понимаю, что стране нужно единство, а не потрясения. Да, завоеватели, придя к власти, запятнали себя множеством преступлений, обращались с нашим народом, как со скотом, заслужили всеобщую ненависть. Тогда и надо было с ними воевать! Но вы не смогли сплотиться, решить, кто из вас главнее, каждый дрался за себя и погибал в одиночку! Время было упущено… А теперь, через почти полтора века, когда Англия, наконец, становится общей родиной новых поколений, понемногу стали смягчаться нравы, покойный король Гарри добился мира, укротил своевольных баронов, и чуть набрал силы закон, вы опять готовы ввергнуть страну в смуту, залить ее кровью, разорить! И чего ради все это? Чтобы на место норманнского тирана сел свой, родной? Ну, и кому от этого станет легче? Хорошо еще, что бодливой корове Бог рог не дает, и ваш претендент вовремя покинул этот свет.
Эдвард жестом руки остановил порывавшуюся что-то возразить Бренду:
— Дай мне договорить! А моя любовь? Она льстила тебе… Конечно, приятно, когда подружки на посиделках шепчутся за спиной, что из-за тебя один свел счеты с жизнью, другой ушел в монастырь, третий погиб на турнире за прекрасную даму, еще кто-то сгинул в Палестине…
— Откуда ты узнал? — пролепетала пунцовая, как маков цвет, Бренда — А-а, мои девки проболтались… Ну, я им надаю!
— Что узнал? — не понял рыцарь. — А, это? Да ниоткуда! А что, точно угадал? Вот видишь, как я тебя понимаю… Да, я уехал из-за тебя, но вернулся не к тебе! Не строй иллюзий на этот счет.
Девушка спрятала лицо в ладонях, склонила голову. Эдварду показалось, что она плачет, он решил встать и уйти, но заметил меж пальцев блеск любопытного глаза и раздумал. Ему стало интересно, что еще придумает изобретательная кузина.
Несколько минут прошло в безмолвии. Эдвард недоумевал, отчего Бренда умолкла, больше не пытается оправдаться… Начал коптить и мерцать светильник у зеркала, и, ярко вспыхнув пару раз, погас. Тонкая струйка дыма, еле различимая в багровом от света углей в камине полумраке, потянулась от фитилька к потолку. Красная искра еще несколько мгновений мерцала в зеркале и тоже исчезла. Сакс в задумчивости засмотрелся на синие огоньки, перебегающие по тлеющим головням в камине.
