Владимир Корн - То, что действительно важно
Вот уже несколько поколений семья поклонника Лиойи занимается тем, что скупает артефакты, найденные в курганах на землях кронтов. Их всего здесь два скупщика, тех, кто занимается скупкой.
Тот торговец, которому мы продали излишки оружия и мой недавний собеседник. У обоих имеются постоянные клиенты, которым они в свою очередь перепродают свой товар. Артефакты очень популярны в высоких кругах и спрос на них очень устойчивый.
Затем, помолчав, Крижон добавил: вряд ли после всего услышанного мой недавний собеседник появится в доме Верины.
Я и сам так считаю. Не чувствовалось у него особой любви к Лиойе. У меня сложилось стойкое впечатление, что одолжение он делает своим предложением. Хотел еще поинтересоваться у Крижона его именем, но передумал, сейчас уже и незачем…
В Кергент мы, как и рассчитывали, добрались на четвертый день пути.
Лодка уткнулась носом в берег возле причала, на котором разгружалось судно внешним видом напоминающее нормандский дракар. Те же заостренные нос и корма, такие же доски обшивки, сшитые внахлест. Даже носовая фигура имелась, разве что изображала она не дракона, а какого-то непонятного мне зверя.
И люди были чем-то схожи, голубоглазые и светловолосые. Вот только статью они не вышли, все как на подбор ниже среднего роста. Все они были без исключения белокурыми, вот только слыть бестиями с такими габаритами проблематично.
— Черейнты — сказал Крижон — редко их увидишь. Видать нужда какая-то припекла. Обычно они свои земли редко покидают. -
Тогда все понятно. Небольшой этнос, замкнутый сам на себе, помимо всех болезней, связанных с близкородственными браками приобретает еще и такую пигментацию волос.
Он хотел продолжить рассказ, но я только махнул рукой, есть более насущные проблемы.
В принципе, мне осталось найти подходящий транспорт и отвести Жюстина в дом местного начальника гарнизона.
И все. Закончится мое путешествие в обществе наследного принца Эйсенского герцогства.
Не знаю даже, жалеть мне об этом или радоваться. Признаюсь честно, привык я к нему. Да и не самый он плохой человек, далеко не самый. Приму от него честно заработанное вознаграждение и отправлюсь в обратный путь, таким же манером, что и прибыл сюда, по реке на лодочке. Только путь мой будет лежать чуть дальше, к Шертулье — Окунево, где и случилась та самая злосчастная переправа. А потом уже по обстоятельствам.
Если найду в Шертулье Горднера, объясню, почему мне нужно срочно возвращаться. Если же нет, то отправлюсь в путь безо всяких объяснений, уже на ходу раздумывал я.
Проходя мимо судна псевдоварягов, поинтересовался взглядом, что же они привезли. Бочки, бочки, бочки и ничего кроме бочек. Только размеры у них самые разные. От больших, емкостью не меньше трехсот литров, до совсем маленьких, размером с ведро.
Надо будет у Крижона поинтересоваться, что же они в них привезли. Да и древесина, пошедшая на изготовление бочкотары, интересная, я и не видел такой никогда. Всякую древесину видеть приходилось, но вот чтобы она чернотой отливала, да еще и с красными прожилками, как у того же гранита…
Проходя уже мимо следующего судна, с виду самого обычного, я заметил трех стражников, явно проявляющих ко мне интерес. И с чего бы это? Нет у меня за душой ничего такого, чтобы им интересоваться мной.
Ну, разве что пара десятков жмуриков, какая чепуха. Все они были людьми, ведшими насквозь неправедный образ жизни. Так что мне еще значок положен " Отличник Имперской стражи" и не меньше, чем второй степени, усмехнулся я.
Ну разве что неуважительное отношение к дворянству. Но откуда им об этом знать. Не иначе как ориентировка пришла, с голубиной почтой.
Когда я поравнялся со стражей, один из них преградил мне дубинкой путь. Стража по всей Империи обмундирована одинаково, и их оружие тоже не отличается разнообразием. Палаш средней длины, редко у кого пистоль, как правило, у старших патрулей. Ну и дубинка почти метровой длины, закованная в металлические кольца с обоих концов. При обычном дежурстве, разумеется.
Естественно, я остановился. И даже поднял руки до уровня плеч, с растопыренными пальцами, дружелюбно скалясь. Нет за мной ничего такого, за что можно было бы бояться. И в вашем Кергенте не успел наследить. Есть, есть у меня серебряный конт, пусть и не начищенный до блеска. Но и расценки у вас не столичные, и такого за глаза хватит.
— По-моему это не он — сказал самый длинный из них, стоявший впереди меня. — Тот и толще будет, и усы у него с бородой.-
— Он, он это — раздался за спиной голос другого стражника — Просто побрился и похудел.-
Следом раздался смешок человека, произнесшего эту фразу.
В правом боку взорвалась жгучая боль, и ноги сами по себе стали стремительно подгибаться. Меня поймали еще на лету к земле, схватив под обе руки.
Боль обжигала и лишала дыхания. Я судорожно, толчками, пытался загнать воздух в легкие, а он все время застревал на полпути.
— За что ты его так? — поинтересовался кто-то из них у человека, ударившего меня исподтишка.
— А ни за что — беспечно ответил тот — Мне его походка не нравится. -
Когда я смог немного перевести дух, мне удалось скосить глаза в сторону пришедшей боли.
Там стоял стражник, весь квадратный, с не менее квадратной головой, светлыми усами и любопытным взглядом — как тебе?
Мне очень, очень плохо. И хуже всего от того, что я не могу понять, за что?
А ни за что, ответили все те же глаза, просто мне так нравится. Могу еще добавить, хочешь?
Я хочу только одного, чтобы меня отпустило хоть на минуту. Всего лишь на одну минуту. И поцелуй сам себя в задницу, если дотянешься, вместо того, что я отвернусь или опущу глаза.
Второго удара не последовало, но не потому, что он испугался моего взгляда.
Его напарник, тот, что был из троицы выше всех ростом и, по-видимому, старший, строго окрикнул его.
За то время, что я приходил в себя, у меня не стало пояса. Взамен я получил кусок пеньковой просмоленной веревки, стянувшей запястья.
Мать твою, ну почему все так не вовремя. Да и когда и кто получал удар в печень такой силы вовремя? Мне и бежать пытаться нельзя, они видели, откуда я пришел и неизвестно, что будет дальше.
Там Жюстин, который и здесь скрывается, иначе он не просил бы меня достать именно крытую повозку. Значит, у него есть на то причины. И пытаться убежать сейчас, возможно привлечь к нему внимание.
Ничего, сейчас мы разберемся, и все образумится. Подумаешь, Жюстин будут ждать меня на час, другой дольше. Ведь я действительно ни в чем не виноват.
Глава 38. Две столовые ложки с сахаром
Шли мы недолго, и все время в гору. Городок был расположен на склоне бегущего к реке берега, и огражден крепостной стеной, пусть и не очень высокой. Приграничье с не очень спокойными соседями.
Я рассчитывал, что сейчас предстану перед лицом местного стражьего начальства, но вышло совсем по-другому. Мы вошли в здание городской стражи, прошли по длинному коридору, спустились на несколько ступеней вниз, снова прошли по коридору, на этот раз полутемному.
С меня сняли прообразы наручников, охлопали одежду в поисках запрещенных предметов. Затем дверь узилища со скрежетом растворилась, и, получив дополнительное ускорение, я влетел в камеру.
Наверное, тот, кто ускорял меня при входе, рассчитывал, что я растянусь на полу. Нет, такого удовольствия мне удалось его лишить. У меня получилось приземлиться перекатом и вскочить на ноги, чтобы тут же присесть на корточки и схватиться за правый бок. Больно.
Но, по крайней мере, не пришлось вытирать ноги о полотенце, брошенное под ноги, так ведь положено?
Дверь, снова со страшным скрежетом, захлопнулась, звякнул засов, еще что-то проскрежетало, и я окончательно оказался там, где мечтал оказаться меньше всего на свете.
Да уж. В родной мне стороне Бог миловал от подобных приключений, так на тебе, оказался в узилищах здесь. Смешно? Нет, совсем не смешно. И еще очень больно, все там же, правом подреберье.
Все эти события произошли так быстро, что мне казалось, вот я разговариваю с Жюстином и сразу же, безо всякого перехода переместился сюда.
Со второй попытки мне удалось выпрямиться во весь рост.
Это трудно назвать тюремной камерой, по крайней мере, такой, какой я ее себе представляю.
Большое помещение безо всякого намека на мебель, с тремя забранными решетками окнами и высокими сводчатыми потолками. Человек тридцать лежащих, сидящих и бесцельно бродящих людей.
И вонь.
Вонь от немытых тел, гнилой соломы, отхожего места в виде дыры в полу, в самом дальнем от дверей углу камеры. Словно все мыслимые и немыслимые миазмы, имеющиеся в мире, собрались здесь для дружеской встречи. И не расстаются уже много-много лет.
Потом вонь не станет такой острой, я привыкну к ней и она притупится. В награду за это, ею пропахнет вся моя одежда. И я буду похож вон на того, что безучастно смотрит на меня, с всклокоченной бородой и волосами, свисающими сосульками с грязного лба и в одежде, похожей на затертую от долгого использования половую тряпку. И еще он чешется, просто яростно скребет тело под рубахой.
