Виктор Тюрин - Ангел с железными крыльями
Придя немного раньше назначенного времени, заходить в дом я не стал и, остановившись недалеко от входа, продолжил репетицию речи, которую готовил для императора. Следующая наша встреча, судя по всему, должна была определить, внимет царь моим доводам или останется верен своим принципам.
Калитка в воротах отворилась в пять минут седьмого, пропустив сначала девушку, а за ней подпоручика. Тот слегка прихрамывал, опираясь на трость. Мне сразу показалось, что он слегка пьян. Когда они подошли, мои наблюдения подтвердились в виде мутного и злого взгляда, а так же запаха. На груди парадного мундира висел крест. Подпоручик окинул меня зло — презрительным взглядом с ног до головы, а затем заявил вызывающим тоном: — Вы, милостивый сударь, почему не на фронте?!
Не обращая на него внимания, я поздоровался с девушкой, после чего она растеряно представила меня своему спутнику: — Валентин, это человек о котором я тебе говорила. Сергей Александрович.
— Так вы мне так и не ответили на мой вопрос?! — не отводя от меня злого взгляда, снова задал свой вопрос Валентин.
— Валентин, перестань сейчас же!
— Погодите, Светлана Михайловна, — и я повернулся к ее жениху. — Кто вы такой, чтобы задавать мне подобные вопросы?
— Я тот, кто проливал кровь в окопах, пока ты просиживал штаны в тылу! Это тебе понятно?! Крест у меня на груди и трость в моей руке дают мне право спрашивать любого шпака, почему он не на фронте! Я достаточно ясно выразился, сударь?!
— Вполне. И чтобы успокоить ваш патриотизм, скажу: я поручик в отставке. Имею два креста и два ранения. Вы удовлетворены?
— Вы…фронтовик?! Почему вы мне сразу не сказали?! На каком фронте воевали, поручик?!
— Об этом как‑нибудь потом, — затем я повернулся к девушке. — Мы не опоздаем?
— Да — да, идемте! Хотя спектакль начинается в половину восьмого, лучше прийти пораньше. Мы сможем выбрать себе места получше.
Его взгляд на окружающий мир, на который подпоручик теперь смотрел через призму войны, виделся ему черно — белым. В каждом штатском мужчине, который попадался нам по дороге, ему виделся трус и дезертир. Он говорил об этом громко, во всеуслышание бесцеремонно отвергая робкие попытки девушки успокоить его и перевести разговор на более легкую тему. Он много говорил о патриотизме, братьях по оружию, о тяжелых условиях, которые закаляют мужчину. Слушая его, мне нетрудно было понять, что война сломала его, превратив его в озлобленного, зациклившегося на войне, человека. Теперь мне стало понятно, почему девушка пригласила меня пойти на спектакль, а не свою подругу.
Артистическое кафе располагалось в громадном подвале, разделенном на три зала. Фрески с гротескными изображениями гуляк и трактирщиков в первом зале, такие же арлекины в другом помещении, а вот третий был полностью черным, только потолок был украшен мерцающими знаками зодиака, сделанными из осколков зеркал. Вычурные и надуманные наряды у большинства присутствующих посетителей соответствовали всей этой обстановке. Декорации, как сам сюжет и роли недалеко ушли от оформления театра.
Нимфы, эльфы и какие‑то непонятные звери. Впрочем, полуобнаженные героини и эротические сцены кое‑как поддерживали мой интерес к спектаклю, к тому же я откровенно развлекался, бросая взгляды на Светлану во время особенно игривых сцен.
Уровень красной краски иной раз просто зашкаливал на ее лице, особенно когда при этом она ловила мои взгляды. Обратно, мы ехали на извозчике. Сначала я отвез девушку домой, потом доставил в отчий дом подпоручика.
Повернув ключ и открыв дверь, я услышал трель телефонного звонка. Подошел, снял трубку.
— Господин Богуславский?
— Да.
— Канцелярия его императорского величества. Завтра в девять тридцать вас ждут во дворце. Утром без десяти девять за вами заедут.
— Я и сам могу доехать.
— Передаю, что приказано, господин Богуславский. Извольте быть готовыми к этому времени, — сухим и казенным голосом отчеканили на другом конце провода.
— Хорошо, — ответил я и повесил трубку.
Когда без десяти девять я вышел на улицу, там меня уже ждал экипаж. Поодаль стояла пролетка, в которой сидела моя охрана. Не успел я сесть, как экипаж сразу тронулся. По дороге, от нечего делать, разглядывал прохожих, вывески и различную рекламу до тех пор, пока мне на глаза не попался яркий плакат о военном займе. Агитационными плакатами различного рода был оклеен почти весь город. На одних были нарисованы карикатуры, издевающиеся над германцами, австрияками и турками, на других просили отдать все свои силы для победы русской армии, а на третьих — как этот плакат, где на фоне солдата — пулеметчика, стоящего в окопе, призывали купить облигации пяти с половиной процентного военного займа. Мне уже доводилось видеть подобные плакаты о займах, но с пулеметчиком увидел впервые. Я уже собирался отвести от него взгляд, как неожиданно вспомнил то, что раньше ускользало от моего внимания, и все наверно от того, что ряд прочитанных некогда статей в Интернете выходил за рамки моих обычных интересов. Когда моя болезнь находилась на промежуточной стадии, я целыми днями лазил по Интернету, стараясь отвлечь себя от лишних мыслей, читая обо всем, что мне казалось интересным. Тематика была самая разная, в том числе и об истории различных видов оружия. Меня не интересовали конструкторские особенности или технические характеристики, а просто было интересно читать историю создания различных видов оружия, а так же короткие биографии их создателей. Вот только в памяти почему‑то только сейчас всплыли фамилии конструкторов, Василия Алексеевича Дегтярева и Георгия Семёновича Шпагина.
"Еще и Владимир Григорьевич Фёдоров. Ведь еще тогда я отметил, что все они перед Первой миррой войной жили. И вроде… вместе работали. Или нет? Гм. Конструкторское бюро? Не помню. Изобретали они, по — моему, автоматическую винтовку. Или кто‑то из них? Пулемет Дегтярева появился уже после войны. В двадцатых — тридцатых годах. А автомат Шпагина уже в ВОВ. Впрочем, автомат можно купить у американцев. Он появиться у них лет… через пять. Как его… "Траншейная метла". Еще…Токарев. Пистолеты ТТ. Как я мог забыть! Федор Васильевич Токарев. Еще Калашников. Нет! Тот родился уже позже, в советское время. Для начала и этих хватит".
Захваченный новой идеей, я даже не заметил, как доехал до дворца. Меня встретили и провели уже привычным маршрутом в кабинет императора. Государь, как обычно, сидел за столом. Не курил, но в пепельнице, стоявшей на столе, уже лежало три окурка. Поздоровавшись с ним, сразу отметил, что вид у него какой‑то странно — взволнованный. Прямо перед ним лежала темно — вишневого цвета папка из сафьяна.
"Серьезный разговор грядет?".
Подтверждением этой мысли стали первые слова царя:
— Тот наш разговор все никак не дает мне покоя, Сергей Александрович. Все думаю о том, как Россия отвергнет и предаст меня. Как такое может быть?!
"Вместо того чтобы скрутить своих врагов в бараний рог, как и надлежит истинному правителю, он вместо этого решил поплакаться мне в жилетку! Будет тебе сейчас жилетка!".
— Мои слова покажутся вам резкими, ваше императорское величество, но я думаю, что они необходимы.
Царь бросил на меня недоуменный взгляд. Судя по началу разговора, ему хотелось рассудительной и задушевной беседы, а не новых нелицеприятных откровений, но отступать было уже поздно после того, как он сам вызвал меня на этот разговор.
— Говорите, — в его голосе чувствовалось недовольство.
— Все дело в том, ваше императорское величество, что вы далеки от действительности, глядя на Россию глазами своих царедворцев, которые используют вас в своих корыстных целях. Взять хотя бы крупные поставки военной амуниции и продовольствия. Сапоги с гнилыми подошвами и консервы, где мясо с душком — не редкость в армии. Скажите, чем заслужил солдат, идущий на смерть за веру и отечество такое обращение?! А ведь те, кто подписывает миллионные контракты и получает свою долю, наживаясь на страданиях людей, находятся рядом с вами, ваше императорское величество! Простым чиновникам к таким большим деньгам не подобраться. Но и они воруют, только по мелочи! Теперь об армии. Не буду говорить о нехватке ружей и патронов, зато скажу об организации службы тыла. Почему не хватает санитарных пунктов и лазаретов? Я уже не говорю об острой нехватке лекарств и перевязочных материалов, а ведь это первейшая необходимость для воюющих армий. А средства гигиены? Не хватает бань и прачечных. Вы никогда не задумывались над этим, ваше императорское величество? — царь не ответил, но зато теперь недовольство выражала вся его сущность, его каждое движение. Я усмехнулся про себя и продолжил. — Теперь самое главное: солдаты, в большинстве своем крестьяне, просто не понимают, за что воюют. Вы им говорите, что нужно помочь братьям — славянам на Балканах, а простой крестьянин не понимает, зачем ему это нужно. Он вырос в деревне и ему понятны только такие слова: земля, пашня, сенокос, жатва. Зато находящийся рядом с ним агитатор — революционер, говорит ему просто и доходчиво: пойдешь с нами — получишь землю! У тебя ружье, брат. Возьми и пырни штыком в брюхо богатею — капиталисту, министру, царю. Это они сидят на твоей шее, это они загнали тебя в окопы! Это они не хотят отдавать тебе землю! И что после этого думать крестьянину, которому из дому пишут родители и жены о том, что все дорого, что у крестьян реквизируют хлеб, что без мужчины невозможно прокормить семью!
