Джунгли зовут. Назад в прошлое. 2008 г (СИ) - Корносенко Валера

Это был уже не поток, а горная лавина. Люди несли мешки наличных, сейфовые книжки, выводили последние деньги с замороженных счетов. Они ломились в двери, их глаза были полны отчаяния и надежды. Они хватались за нашу пирамиду, как за спасательный круг в бушующем океане финансового хаоса.

Мы еле справлялись. Первоначальная команда из нескольких человек, работавших в тесной комнате, захлебнулась в этом потоке. Пришлось экстренно расширяться.

Я арендовала целое двухэтажное здание в престижном, но не кричащем бизнес-центре. Теперь здесь кипела жизнь: десятки операционистов, принимающих вклады; отдел кадров, срочно нанимающий новых; юристы, день и ночь штампующие договоры; IT-специалисты, укреплявшие сервера, которые грозили рухнуть под нагрузкой онлайн-заявок.

Из моего кабинета на втором этаже, за бронированной дверью и стеклом с тонировкой, я наблюдала за этим безумием. Гул голосов снизу доносился как отдаленный прибой. На мониторах, встроенных в стену, в реальном времени ползли графики: падающие в бездну индексы ММВБ и РТС — и растущая, словно зеленая исполинская волна, кривая поступлений в Фонд. Мы покупали падающие активы за гроши, как и планировали, используя входящий денежный поток как бесконечный насос. Деньги работали с бешеной скоростью.

Дела на бирже, которыми теперь управлял целый отдел талантливых, амбициозных и абсолютно беспринципных трейдеров, шли в гору. Вернее, мы шли против всеобщего падения, вырезая из него свои дивиденды. У нас были данные, которых не было ни у кого. У нас была моя уверенность, мои «знаки», которые для них были высшим аналитическим откровением. Они верили в мою гениальность, не подозревая об ее источнике.

Для них я была оракулом, предсказавшим кризис, и они были готовы слепо следовать за мной хоть в бездну.

Иногда, поздно вечером, когда основной шум стихал, я выходила из кабинета и шла по пустым, ярко освещенным коридорам. Мимо рядов пустых рабочих мест, где днем кипела жизнь. Я слышала щелчки уборщиц, выносивших мусорные корзины, битком набитые черновиками договоров и распечатанными графиками. Запах свежего кофе, стресса и новой мебели смешивался в душный, специфический коктейль успеха.

Я строила империю на песке всеобщей паники. Каждый новый вкладчик, каждый переведенный рубль был кирпичиком в этой империи. И с каждым днем стены росли все выше, а песок под фундаментом становился все зыбче. Я смотрела на эту свою стройку и чувствовала не гордость, а ледяную тяжесть. Я создала монстра, который теперь требовал постоянной пищи. И остановиться было уже нельзя. Можно было только идти вперед, надеясь, что ковчег успеет подняться над потопом, прежде чем волны хаоса настигнут его и нас.

То двухэтажное здание, где кипел «Фонд Будущего», было лишь видимой частью айсберга.

Настоящая работа шла в другом месте. На верхнем этаже, за еще более серьезными дверьми с биометрическими замками и защитой от любых электромагнитных наводок, располагалась моя настоящая лаборатория будущего — «Инкубатор».

Здесь не пахло деньгами и паникой. Здесь пахло кофе, перегретым металлом серверов и пылью от печатных плат. Здесь царил другой гул — ровный, навязчивый гул кулеров и приглушенные споры программистов.

Сергей Маратович, мой архитектор пирамиды, в этот зал не допускался. Здесь правили другие — молодые, с горящими фанатичным блеском глазами, набранные по всему миру за баснословные деньги и еще более баснословные обещания.

Они были гениями кода, криптографии, нейросетей. Для них я была не финансистом, а провидцем, меценатом, дающим им шанс построить то, о чем остальной мир еще даже не смел мечтать.

Я принесла им идеи из будущего, которое помнила. Обрывки, эскизы, принципы. И они, как одержимые, воплощали их в жизнь.

В одной звукоизолированной комнате, под присмотром бывшего криптографа из Швейцарии с параноидальным взглядом, рождался «Рускоин». Не просто очередная криптовалюта.

Это должен был быть цифровой суверенитет. Алгоритм, заточенный под мгновенные, анонимные, не отслеживаемые извне транзакции. Собственный майнинг-пул, распределенный по защищенным серверам в неприметных ангарах по всей стране.

Мы прорабатывали не просто технологию блокчейна, а его интеграцию в будущую финансовую экосистему, где «Фонд Будущего» стал бы главным шлюзом между старыми деньгами и новой цифровой реальностью. Пока мир ломал голову над биткоином, который только-только начинал ползать, мы строили своего монстра — сильного, контролируемого и абсолютно нашего.

В другом крыле, за стеклянными перегородками, команда дизайнеров и социологов клепала прототипы приложений. Не копии, а нечто принципиально новое.

«Спутник» — социальная сеть, которая должна была убить все будущие «ВКонтакте» и «Одноклассники» в зародыше. Не просто лента и чаты. Встроенный маркетплейс, стриминговый сервис, облачное хранилище, криптокошелек для «Рускоина» и главное — бесшовная интеграция с государственными услугами. Один профиль на всю жизнь: от школьного дневника до пенсии. Мы скупали патенты на алгоритмы рекомендаций и таргетированной рекламы, которые в моей прошлой реальности сделали состояния Цукербергу и его последователям.

«Ярмарка» — маркетплейс, который с самого начала затачивался не под гигантов, а под малый и средний бизнес. Минимальные комиссии на старте, своя логистическая сеть, защита от китайского ширпотреба и упор на локальных производителей. Мы готовили почву, чтобы в момент бума интернет-торговли все потоки пошли через нас.

И наконец, «Богатырь» — медиаигровая платформа. Не просто магазин игр, а своя студия, которая уже тихо скупала права на перспективные indie-проекты и вербовала талантливых разработчиков из разваливающихся постсоветских студий. Мы закладывали основы для киберспортивных лиг, стриминга геймплея и торговли внутриигровыми активами за «Рускоин».

Мы не просто разрабатывали приложения. Мы проектировали экосистему. Замкнутую, самодостаточную вселенную, где можно было бы жить, общаться, работать, развлекаться и платить, не выходя за ее пределы. И все данные, вся колоссальная цифровая копоть миллионов пользователей, должны были оседать на наших серверах.

Иногда, поздно ночью, я приходила в «Инкубатор». Стояла в центре главного зала, слушая клавиатурную трескотню и обрывки технического жаргона на русском, английском, хинди. На огромной интерактивной доске светилась карта будущего цифрового ландшафта страны, который мы создавали. Все стрелки сходились к одному центру. К нам.

Мои программисты, с красными от недосыпа глазами, смотрели на меня как на божество, дарующее им смысл и ресурсы. Они не спрашивали, откуда я знаю, что «облачные вычисления будут доминировать» или что «стриминговый контент убьет телевидение».

Для них я была гением интуиции.

А я смотрела на эту кипящую кузницу будущего и чувствовала ледяной холод. Я снимала сливки с самого основания, крала идеи у времени, опережая его на годы. Я строила цифровую крепость, которая должна была сделать нас неуязвимыми в новом мире.

Но с каждой написанной строчкой кода, с каждым новым патентным заявлением, я все глубже хоронила ту простую, человеческую реальность, в которую когда-то попала. Я создавала монстра куда более масштабного и непредсказуемого, чем финансовая пирамида. Я играла в демиурга. И где-то в глубине души зрело смутное, но неотступное предчувствие, что рано или поздно созданные нами цифровые титаны обретут собственную волю. И их создательница станет для них лишь строчкой в логе, устаревшим интерфейсом, который нужно обновить.

Мир вокруг меня стремительно вращался, но я наконец-то заставила его вращаться вокруг нужной мне оси. И это касалось не только гигантских схем и цифровых империй, но и самых близких мне людей.

Моих девчонок.

Соня и Рита, мои верные спутницы с самого начала этой безумной одиссеи, тоже начали свой путь. Нет, они не захотели просто быть приложением к моим гениальным планам, пусть и самым любимым и преданным. Рита больше не хотела просто нажимать кнопку «запись» на камеру, которую я ей давала, и ловить мой идеальный ракурс для YouTube. Она видела кадры, ракурсы, свет так, будто сама была частью объектива. Она хотела быть не просто оператором, а Оператором с большой буквы «О», создающим магию на пленке. Создающей фильмы, меняющие мышление людей. Фильмы будущего.