Андрей Посняков - Шпага Софийского дома
– Иване! Захарий!!! – широко улыбаясь, шагнул к ним с порога приземистый широкоплечий мужчина с черной окладистой бородой. Одет богато – кафтан узорочьем изряден, шапка беличья, плащ бобровым мехом подбит. Кафтан, зипун, армяк, ермолка… от татар те слова появились, так и разнеслись по всем русским землям, даже, вот, до Новгорода добрались… да прижились, так что уже мало кто и помнил, что слова – не русские. Гвизольфи, кстати, многих татар хвалил, говорил, что встречаются и среди них совсем не плохие люди. А потом, понизив голос, сказал, что един Бог на небе, а Аллах, Иисус, Иегова – все названия суть одного и того же…
Ну, ежели он этим хотел Олег Иваныча удивить, то не удивил. Олег-то Иваныч в свое время и не такие богопротивные вещи слышал, даже типа экзамена что-то в холодильном техникуме сдавал – «научный атеизм» называется.
Так вот, о госте-то вошедшем… Старый знакомец оказался – купеческий староста Панфил Селивантов, с кем не так давно в посольство ездили, да и раньше немало погулеванили. Панфил домой возвращался, к себе, на Ильину улицу. С женой-то, помирясь, опять поссорился, да вот сегодня опять замирился. По такому случаю в корчму и зашел по пути, опростать перевара чарочку – да и ветер на улице-то: не долго и простыть в плащике-то бобровом.
Так и просидели с Панфилом до вечера. Сидели, беседовали, медвяный квас потягивая, других слушали. Олегу Иванычу то любо было. Песен попеть, гусляров послушать, эх-ма, развернись душа! Не все работать – и отдыхать когда-то надо! Жаль, репертуар у местных не очень. Снулый больно. Ничего, дайте время – и рок-н-роллу научатся! Сбацают в лучшем виде какие-нибудь там «Синие замшевые ботинки». Олег эту песню и попытался напеть Панфилу – бубен у корчемных отобрал. Панфил на ложках наяривал, Гвизольфи по полу скакал усердно. Веселуха! Оглянуться не успели, как в окошке стемнело.
Вышли, коней от коновязи отвязали. Гвизольфи, шапку сняв, помахал, прощаясь – ему не по пути было. А Панфил вспомнил – давно хотел на Славенский конец заехать, дружка старинного навестить – отца Хрисанфия, настоятеля церкви Воскресения, что на Павлова улице, совсем рядом с Олеговой усадьбой. Так и поехали вместе – веселей и не так опасно – на двух-то вооруженных мужиков напади, попробуй.
Взяли в путь медку стоялого кувшинец изрядный, не для пьянства, здоровья ради, ветер-то… нет, утих, кажись… Ну – все одно, не май месяц!
Так и ехали. Остановятся, выпьют – и дальше. Не езда – счастье! И никаких тебе гаишников! Хорошо, каурый Олегов конек дорогу сам знал.
Доехав до развилки на Павлова, остановились прощаться. В кувшине-то уж на донышке плескалось.
– Слышь, Олега… Ты зачем меня просил в какую-то трубку подуть? – чуть заикаясь, переспросил Панфил. – В какую трубку-то? И зачем дуть?
– Проба на алкоголь, Панфиле! – хохотнув, Олег Иваныч приложился к кувшину. Да так и застыл, словно римская статуя!
На углу Ильинской и Славной горело. Хорошо так горело, весело. Можно даже сказать – пылало ярчайшим пламенем. То место, где находилась усадьба Феофилакта – родной дом Олега Иваныча!
– Стой, Панфил, кажись, мои хоромы горят! – враз протрезвел Олег Иваныч. Вскинулся в седло – шпоры! Вмиг до усадьбы домчался. За ним и Панфил, может, помочь чем.
Пока горел только овин и часть стены, у которой, как знал Олег, лежало заготовленное на зиму сено. Не поместилось все в овин-то…
Сторож Акинфий да дедко Евфимий со своими оглоедами деловито таскали ведра с водой от ближайшего колодца. Колодец на самой усадьбе, судя по всему, был уже до дна вычерпан. Кособокий Пафнутий, кренясь, несся в сторону ближайшей церкви Ильи. Через минуту с колокольни послышался звон. Набат называется. Со всех домов на Славной, Ильинской, Павлова, Нутной выбегали люди. С ведрами, баграми, крючьями.
– Какая-то падла паклю на двор швырнула, – увидев Олега, пояснил дед Евфимий. – Вон, смотри-ко, как бы ишо…
Старик кивнул на заднюю часть двора, за хоромами, куда, брошенная из-за ограды, полетела горящая головня.
– Ну, шильники, ужо…
Выхватив шпагу, Олег Иваныч бросился на двор.
С разбега перемахнул ограду.
Увидев его, отпрянула в темноту чья-то фигура.
– Стой! Стой, сволочь!
Фигура внезапно обернулась, выбросив пылающий факел. Всего на какой-то миг обернулась. Но и этого мига хватило. Хватило, чтоб узнать.
Тимоха Рысь! Закоренелый садист и убийца, а теперь вот еще и поджигатель!
Ну, на сей-то раз не уйдешь, собака!
Тимоха тоже узнал Олега. Разбушевавшееся пламя ярко осветило округу. Шильник стоял, ухмыляясь, никакого оружия в его руках не было.
Ну и не надо! Не тот это человек, чтоб играть с ним в благородство.
Олег подбежал ближе, взмахнул шпагой…
Что-то ударило его в левый бок, резко и сильно, словно гадюка кусила. Зашатался окружающий мир, затуманился, и вдруг приблизился к самым глазам грязный жесткий снег. Впрочем, его холода уже не почувствовал Олег Иваныч. Упал лицом вниз, ткнувшись головою в наметенный ветром сугроб.
– Дострелить, Тимоша? – вышел из тьмы шильник с самострелом.
– Не спеши, Митря, – ухмыльнулся Тимоха Рысь. – Сам добью, то мне сладко.
– А боярин?
– Боярину скажем – отбивался уж больно сильно.
– И то правда.
Подойдя к лежащему на снегу телу, Тимоха вытащил из-за пояса широкий кинжал непривычной формы… такой, какой иногда используют палачи. Примерился половчее.
Пущенное умелой рукой полено ударилось в голову шильника, кинжал упал на снег, сам Тимоха, ничего не понимая, еле успел сообразить скрыться…
– Окружай, окружай, робяты! – громко закричал Панфил Селивантов. – Там они, хари злодейские! У второго самострел – паситесь! Эх, Олежа, Олежа…
Панфил опустился на колени прямо в снег, рядом с Олегом. По его опаленной пожаром бороде текли слезы.
Глава 11
Москва. Ноябрь—декабрь 1470 г.
Приукрашивать облик Ивана Третьего нет ни необходимости, ни возможности. Его образ не окружен поэтическим ореолом. Перед нами – суровый прагматик, а не рыцарственный герой.
Ю. Г. Алексеев, «Государь Всея Руси».Время Ивана Третьего, время закручивания гаек, превращения уже не только дворян, но и бояр в забитых, знающих свое место слуг великого князя.
А. Бушков, А. Буровский, «Россия, которой не было. Русская Атлантида»…Москва не знает ни блеска словесности, ни света просвещения, и сначала побирается крохами из Ростова и Новгорода…
И. Г. Прыжов, «История кабаков в России»– Испей-ко, господине!
Бывший палач, а ныне костоправ и, по совместительству, лекарь, Геронтий, темноволосый худощавый мужчина среднего роста с аккуратно подстриженной бородкой, протянул лежащему на лавках Олегу какое-то дымящееся зелье в оловянном – с поллитра – кубке.
Олег Иваныч, подозрительно понюхав варево, скривился, глотнул и тут же закашлялся:
– Вечно ты, Геронтий, эдакой дрянью напоишь, супротив которой перевар корчемный нектаром ангельским кажется!
– Пей, пей, да не ворчи, Олег Иваныч, коль выздороветь хочешь. До дна, до дна. Вот и славно! – Геронтий принял из рук лежащего кубок. – Завтра еще раз перевязку сделаю – и на поправку пойдешь.
Палач-лекарь (Олег Иваныч, в зависимости от настроения, именовал его то патологоанатомом, то судмедэкспертом) поставил пустой кубок на стол, поправил висевший на поясе кинжал и поинтересовался, не найдется ли в доме красного вина, романеи иль мальвазеи какой. Болящий, вишь, потерял много крови, а для крови красное вино зело полезно, это еще древние говорили. Ну, раз древние… Вино, конечно же, нашлось. Правда, не очень большой кувшинчик – и трети ведра не будет…
Геронтий наполнил кубок, протянул раненому.
Олег Иваныч нахмурился:
– А сам что, не будешь?
– Гм… – замялся лекарь, потом махнул рукой: – А, ладно… Если только с сыром.
– Понял. С сыром, так с сыром. Пафнутий! Тащи сюда сыру! Что, что ты там кричишь? Только козий остался? Так тащи козий, какая разница, – мы ж не есть собрались – закусывать! Ну, здрав будь, Геронтий!
– За твое счастливое избавление от ран, господине!
Чокнулись.
Хороша романеица, пахуча, терпка.
– Давай-ка, Геронтий, еще по одной. Да успеешь ты еще на Торг. Кого там лечить-то? Смердов? И что с ними, бедными? Драку затеяли? Ребра друг другу пересчитали? Велика провинность! За дело хоть бились-то? Прям у Никольского храма, на паперти? Ну, богохульники, не могли другое место выбрать… А что, без тебя некому полечить?
Геронтий немного подумал и пояснил, что полечить кому, конечно, найдется. Но все это специалисты аховые – так бедных смердов ухайдакают, что те с неделю работать не смогут. Хотя, правда, какая в ноябре работа?
– Ну, иди уж, неволить не буду, – Олег Иваныч развел руками, попрощавшись с Геронтием, встал на ноги, прошелся по горнице. На этот раз хорошо получилось – башку, как третьего дня, не кружило. Видно, помогло… варево иль романея.
