Было записано (СИ) - "Greko"
— Всё! Всё! — зычным голосом перекрыл он общий шум. — Успеем еще наговориться.
Все прислушались, затихли.
— Давай, собирайся! — улыбнулась Тамара.
— Куда? — я удивился. — Я же еще не здоров.
— Ты никогда не здоров, как я тебя навещаю, — подколола супруга. — Все думала, как тебя окрестить? Быть тебе отныне Cicatrice-au-visage.
— Лицо со шрамом? Нет, лучше Scarface!
— Хотя в этот раз ты сам себя превзошел! — продолжала неугомонная супруга.
— Тамара!
— Все знают, как ты получил сотрясение! Уже не тайна!
Все, в подтверждение, засмеялись.
— Ладно! Давайте, давайте! Издевайтесь! — я начал бурчать. — Ради такого, конечно, стоило сюда приехать!
— Конечно! — подтвердила супруга. — Чего лежишь? Я же сказала: собирайся!
— Куда⁈
— Мы дом сняли. Там сегодня переночуешь. Завтра вернем обратно. Я договорилась.
— Сразу предупреждаю, — я посмотрел на Григола Орбелиани, — мне пить нельзя!
— И это знаем! — успокоил меня князь. — Ничего, мы за тебя выпьем!
Что он имел в виду? Что выпьют за мое здоровье или за мою долю тяжкую? Пояснений не дождался. Смысл? Сделают и то, и другое.
Вот так я и попал за большой стол в одном из моздокских купеческих домов. Усадили на почетное место. Я подумал, что имею полное право воспользоваться своим болезненным положением. Вел себя, почти как ребенок. Ну, или как падишах. Только что с ложечки не кормили. А так стул рядом со мной стал своего рода приемным. Никто долго на нем не задерживался. Все подходили по очереди, усаживались, рассказывали про новости. Тамара, как и полагается жене падишаха, сидела с другого бока с Соней на руках.
Первой отчиталась она. На вопрос — что творится? — ответила, что все в порядке. Больше ничего не смог вытянуть из неё. Только отметил про себя, что что-то недоговаривает. Что-то её все-таки беспокоит. Пристал с ножом к горлу. Но женушка с легкостью отбила все мои нападки.
— Ты головой слаб! — усмехнулась она. — Поэтому и мерещится.
Тут нас прервала Вероника. Её распирало больше всех: такое приключение пережила. Все рассказала. Большую часть на греческом. Я признался про себя, что у неё талант к языкам не в пример выше моего, на несколько порядков. Так она бойко уже щебетала. Слушая и наблюдая за ней, я вдруг подумал, что вполне возможно, что как-то промелькнувшая у меня прежде в голове мысль о том, что она со временем переплюнет Тамару, тоже имеет солидные основания. Она, рассказывая мне про свою жизнь, уже, я это чувствовал, что-то скрывала. При этом лисье выражение не сходило с её прелестного личика.
— О чем она умолчала? — я опять пристал к жене.
Жена улыбнулась.
— Заметил?
— Я столько лет с тобой живу. Конечно, заметил! Что она там вытворила?
— Да, ничего не вытворяла! В том то и дело!
— Ну, конечно! Само так вышло!
— Да! Само! Она не старалась!
— О чем речь-то? Не томи уже, Тома!
— Ну… — жена потупилась, сдерживая смех.
— Тамара! Мне нельзя возбуждаться и нервничать! — пригрозил я.
— Ой! — вздохнула жена. — В общем, Янис забыл дорогу в татарский аул к своей зазнобе!
— Грехи мои тяжкие! — я рассмеялся. — Умут в шоке, Мария довольна?
— Оба довольны. Тоже веселились, наблюдая. Нет причин быть в шоке. Дети же.
— Не скажи! — я покачал головой. — Такие, как ты и она… Один раз увидишь и на всю жизнь!
Тамара вспыхнула, наклонилась, поцеловала меня.
— Спасибо, любимый! Это так приятно слышать!
Подошла Манана забрать Сонечку.
— Я очень рад, Манана, что ты с нами! — сказал я.
— И я, — ответила Манана. — Вы даже не представляете, как я рада и счастлива!
Я Тамаре кивком указал на Бахадура. Тома кивнула в ответ.
— Не скрывают уже.
Манана поняла, о чем речь, покраснела.
— И этому я рад! — успокоил я её. — И как вы решили?
— Что? — не понимала Манана.
— Ну, я не знаю… Свадьбу, например, может, сыграем.
— Не нужно! — улыбнулась Манана.
— Как так⁈
— Мы не дети. Потом… я не перейду в его веру. Он не перейдет в нашу. Нам это не нужно. Нам хорошо вместе. Этого достаточно.
— Но люди что скажут?
— Коста, — грустно усмехнулась Манана, — мне плевать, что они скажут. Я вдова. Он тоже никем не связан.
— Хорошо! — улыбнулся я.
Манана отошла. Я посмотрел на Тамару.
— Что? — она удивилась.
— Как что⁈ Не по-твоему выходит! Ты же хотела их поженить! И ты смиришься⁈
— Ты и с обычной головой плохо соображал, — жена начала хихикать, — а с больной — совсем плох!
— Я тебе всыплю!
— Я и поженила их! — жена вняла угрозе. — А то, что под венец не пойдут, так Манана права. Не дети. Главное, что живут вместе и счастливы! И никто их не осудит! Меня все устраивает!
— И Бахадур…?
— Нет! — жена поняла, о чем я собираюсь спросить. — Прекратил свои набеги!
— Тифлис вздохнул с облегчением? — улыбнулся я.
— Мужская часть — да, — жена рассмеялась. — Женская, наверное, горюет!
Тут подошел и сам «виновник торжества».
— А я все знаю! — сказал алжирцу, незаметно кивнув в сторону Мананы.
— Да, да! — признался друг, улыбаясь.
— Ты счастлив?
— Да! Она — хорошая женщина!
— Бахадур! — я наклонился к нему. — Ты же понимаешь, что твоим приключениям конец?
— Конечно! — пират удивился вопросу.
— И что? Прямо вот больше не будешь по крышам убегать от чужих мужей?
— Друг мой! Я устал бегать. Я хочу покоя. А с Мананой я получил все, что хотел. Если бы ты знал, — тут знойный бербер не удержался, — что она вытворяет в постели!
— Бахадур! — я даже покраснел.
— Да ладно тебе! Будто я не слышал, что вы с Тамарой творите⁈
— Да ну тебя!
Пират рассмеялся.
Потом подошли братья. Поблагодарили за идею бизнеса с Умутом.
— Думаете, получится? — спросил.
— Так сразу и не скажем, — мудро рассудили братья. — Посмотрим. Умут скоро должен будет все подготовить. Мы завтра как раз отсюда опять прямо в Одессу поедем. Там договорились встретиться. Там уже окончательно все решится.
— Вы вот о чем подумайте, братья… В Тифлисе апельсины не особо и нужны. Своих фруктов хватает.
— Эээ… — замычали испуганно новоявленные бизнесмены.
— Спокойно! Я не закончил. Остаются русские войска. Госпитали. Гарнизоны на Черноморском побережье. Везде цинга. Так что — удачи! Дай-то Бог!
— Дай Бог! — кивнули братья, обрадовано зашушукавшись.
Покончив с «аудиенциями», всю оставшуюся ночь предавался веселью. И даже несмотря на то, что ничего не пил, все равно опьянел от небывалого ощущения счастья, умиротворения, веселья, любви. В конце не удержался, попросил налить мне вина на пару глотков, сказал короткий тост.
— Сколько бы человек не мотался по свету… В поисках ли счастья, по делам ли — неважно. Важно, что он всегда должен возвращаться в семью. Потому что, если человек умен, то он должен понимать, что нет ничего важнее на свете семьи! За всех нас! За нашу большую семью, которая, может, и сложилась случайно и неожиданно… Из людей разных, непохожих друг на друга. Но — сложилась! И теперь все мы, такие разные и непохожие, умрем друг за друга. Потому что только так поступают люди в настоящей семье!
…На следующий день меня вернули в госпиталь. Гости разъехались. Остались лишь самые близкие. Планировали тронуться в путь через неделю, когда врачи разрешат мне покинуть госпиталь. Но что-то пошло не так…
Явился вдруг в лазарет командир Моздокского казачьего полка — редкостный грубиян. Пришел в мою палату. Не назвав своего имени, гаркнул:
— Ну-ка, хлопцы! Освободили помещение! Мне с нашим героем побалакать треба! А ты, грек, сиди-сиди. Я по твою душу.
Полковник подхватил стул, перенес его к моей постели, уселся, прочно утвердившись и расправив, чтобы не мешало, висевшее на черкеске оружие. Скептически осмотрел меня с нескрываемой насмешкой.
— Хороша у тебя рожа! Казачья!
Я закашлялся.
— Чё заалел як красна девица?