В. Бирюк - Найм
Мономах, в своих дополнениях к «Русской Правде», не ограничивает время начисления такого процента, не требует реструктуризации долга при превышении периода займа, как с другими ставками. Я здорово сомневаюсь, что эти смерды смогут легко и своевременно всё выплатить. И я буду спокойно начислять и взыскивать ещё очень долго.
Чарджи и Сухан процарапывают свои автографы в качестве свидетелей-послухов. При сумме долга свыше 3 гривен — свидетели обязательны. Иначе остаётся только сказать в суде: «сам дурак». По Мономаху: «речи ему тако: промиловался еси, оже еси не ставил послуховъ».
15 персональных берестяных грамоток с кровавым отпечатком большого пальца конкретной персоны. А то кресты в качестве подписей — меня не вдохновляют. Срок оплаты — полгода. Не будет оплаты — отдам вирнику. И тогда община-вервь заплатит и постой, и съездное-въездное-ссадное. Парни — всё понимают, соглашаются, «зачем нам вирник? — вирник нам не нужен». Сокрушённо кивают: «ты уж, боярич, зла не держи — бес попутал». Бес-то бес, но, похоже, Ивица за пару-тройку часов интенсивного труда заработала мне за сотню гривен. При её собственной себестоимости в одну ногату.
Мысль — не моя. Николай, забежавший к концу мероприятия, заглянул в грамотки, посчитал их и… «упал передо мной на колени в неизъяснимом восторге и глубоком душевном стремлении облобызать длань господскую». Искренний восхищение его выражался потоком слышанных от меня же междометий типа:
— Ну, ты, блин, и уелбантурил, хозяин! Круто дело вывернул! Чистый факеншит получается! Уж чего я в жизни повидал, но чтоб с одной девкиной дырки стока серебра за раз… будто дождём попёрло. Дай хоть к ручке приложиться — может и мне такая удача повстречается, может и я, возле головушки твоей, светлой ума-то-разума…
Учись Николашка. Попадизм — дело чрезвычайно прибыльное. Сходные технологии достижения сверхдоходности путём применения шантажа достаточно больших групп самцов хомосапиенсов по сходным основаниям — применялись и в 20–21 веках. Внедряем опыт грядущих эпох. Здесь конкретно — отечественной пост-индустриальной демократии.
Судебные дела — закончились, а настоящее дело — строительство — нет. Живём дальше.
Каждое утро, ещё затемно, я бежал на речку топиться.
Роман Полонский очень точно заметил:
— Я не мазохист. Но каждое утро принимаю холодный душ. И спокойно приступаю к делам. Потому что любое другое событие в течении дня уже не будет столь неприятным.
Увы мне, «как Илья-пророк молонию в реку кинет, так и вода охолонет» — русская народная примета. Пока «Илья» не пришёл — вода тёплая. Как парное молоко. Тихо. Туман ещё только-только собирается. Мир — тёмен, безвиден и… прекрасен.
Утопиться не удавалось, и мы с Суханом отправлялись в набег. Инспекционно-тренировочный. И хозяйство своё осмотреть, и здоровья поднабраться.
Первые дни мы бегали на заимку. По дороге, буквально из ничего, из поваленных стволов бурелома, торчащих веток, оставшихся пней подобралась такая нехилая полоса препятствий. Нашлось и где подтянуться, и где покрутиться, и где отжаться. Я, по молодости своего тела, избегаю осевых нагрузок — сжимающих нагрузок вдоль позвоночника. А вот проскочить метров двадцать на руках, цепляясь за ветки, как обезьяна в джунглях — милое дело.
Но можно и модифицировать. А повесим-ка на сучья ремни с петлями. А сделаем-ка уголок. Уцепился, ножки — параллельно земле. И пошли вверх, разводя руки. Ручки-ручонки. Дошёл до горизонта — повиси так. Ремни подвеса… дрожат. От дрожи напряжения моих мышц. А теперь пошли дальше, пока кулаки не окажутся под задницей. Вдох-выдох. А теперь так же медленно вниз. А теперь — цепляемся ножками, а ручки отпускаем. И — снова до горизонта. Спортивная, извиняюсь за выражение, гимнастика. Мда… Раньше не получалось. Вот чего попадизм с человеком делает!
Мара сперва сильно переживала по поводу моих ранних появлений у её ворот. Потом — по поводу столь скорого ухода Сухана.
Я уже объяснял — успешный секс повышает уровень эндорфинов в крови в четыре-пять раз. Как наркотик. Она, конечно, богиня, а он, натурально, зомби. Но оба — человеки. Вот они оба и подсели. Но, факеншит, как они сойдутся вместе — всё, на целый день оба выбывают из оборота! Сначала часами — даосизмом занимаются, потом втрое дольше — в себя приходят. «Ушедшему далеко по пути совершенства — долго возвращаться».
А у Мары своих дел куча. У Акима — руки, у Якова — ноги. Хорошо, что поймал момент — нагноение пошло. Выжгли калёным железом. Я ему ногу держал. Тоже… впечатление. У Ивицы — вывихи, у Елицы — свихи, у Прокуя — ожог:
— А-а-а! Ванька гадина! Ты куда меня приволок! Клещи не держат — в руках рассыпаются, горн — дырявый! Всё — дерьмо! Рукосуи безмозговые!
Чтобы не часто отвлекать Мару «путейскими экзерсисами», пришлось изменить «боярскую тропу» — поворачивать за речкой на восток, как мы на пруссов бежали. Хорошо. Трусишь себе в рассветной полутьме по лесу. Разгонишься да по стволу стоячему пробежишься. Сверху — роса дождём. Смешно. А там Рябиновка. Можно зайти, побудку сыграть. Просто для смеха. А можно тихо назад по другому берегу.
Итого — пятнадцать вёрст. Мохаммед Али каждое утро в качестве разминки бегал 10 миль вокруг ограды городского парка. У меня тут ни миль, ни города, ни парка. Но пример с великих людей я беру. И с Наполеона, и с Мохаммеда. Понятно, что великий полководец и великий боксёр в одном флаконе… Но я без фанатизма. Зато регулярно. Как Потаня. Каждое утро с разминки прибегаю, а он в макивару — рукой колотит. «Его пример — другим наука» — вдохновляет и самому расслабляться не даёт. Я уже про муравьёв говорил? Так вот, два долбодятельных муравья строят свой муравейник постепенно и непрерывно.
Потом быстренько перекусили и — «по местам стоять, с якоря сниматься». Ивашко бригаду возчиков увёл. У него народ серьёзный, степенный — дурней Ивашко к коням не подпустит, сильно резвых… — остепенит. Когда человек на мир одним глазом смотрит, поскольку второй синяком заплыл, поневоле будешь вести себя… степенно.
Ноготок свою команду забрал. У него половина «пауков». Боятся его страшно. Хоть он на них ни разу и ни цыкнул. Подойдёт молча, покажет как надо, скажет пару слов по делу. И дальше своё тесать. Доски они делают.
— Ноготок, а тебе не скучно?
— Не, боярич. Брёвна, они… как люди — все разные. Людей-то всё больше поперёк рубить доводилось. А здесь — вдоль. Интересно.
Чимахай половину коробецких на лесосеку повёл. Хорошо работают — быстро. Но почти каждый день — травмы. То — ударило, то — порезало. Почти вся бригада в повязках. Сам по сторонам не глядит, и другим не даёт. Только рычит.
Звяга разглядывает свою черту и чего-то бурчит под нос. Вынет клин, сдвинет хомут, померяет расхождение концов на ладони, забьёт клин, снова померяет. Чертыхнётся и повторяет всё снова. Черта — это такой плотницкий инструмент, на циркуль похож. Звяга — молодец. Мы тут с ним такой гибрид подпорной стенки с оборонительным частоколом придумали! А главное — придумали как это сделать. Правда, брёвен длинных много надо, грунта отсыпать порядочно…
А вот и Филька со своими подошёл. Тешет себя надеждой на лёгкий труд. Нет уж. «Один день Ивана Денисовича» с его ежеутренним «хоть миг, да наш» — у меня не проходит. Как вчера обговорили, так и делаем — пойдёшь конями пни дёргать. А здесь я Хохряковича с молодёжью оставлю: надо накопать на речке гальки и забить в основания подпорной стенки и частокола. Я им вчера две тележки ручные смастерил — накопают и перетаскают.
Рукодельничаю помаленьку. Ванька-рукодельник. Вот с Прокуем сделали десяток стругов. Здесь «струги» — это не лодки, это такие полоски железа, заточенные с одной стороны, с двумя ручками на концах. Кору с деревьев можно и топорами снимать, но стругами — удобнее. Производительность труда на данной операции — в разы подскакивает.
А ещё я сверлильный станок построил. Из прялки покойной хозяйки здешней усадьбы. Сверло — Прокуй сварганил, патрон… Инквизиторы, в частности, надевали допрашиваемому на голову верёвочную петлю, вставляли палочку и крутили её, затягивая петлю, пока у бедняги глаза наружу не выскакивали. Вот и у меня примерно так же — сверло в держателе — верёвочной петлёй зажимается. Филькин сынишка аппарат освоил с первого раза — теперь у меня никаких проблем с дырками в шинделе нет. Вот только сверло одно — и для других дел приходиться тот же диаметр отверстий применять. Но двери будем теперь делать нормальные — навесные, с навесами. А не «переставные» — поднял, переставил, открыл.
Хотел ещё токарный станок сделать. И Акиму подарить — пусть он, как старый князь Болконский, развлекается. Потом вспомнил о его руках… Мда… пожалуй, фрезерный — нужнее будет.
Два копра поставили — большой, чтобы брёвна частокола забивать, и поменьше — для подпорной стенки. Пришлось выучить людей «Дубинушке». Правда, только припеву:
