Василий Звягинцев - Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек [OCR]
И пока еще он не очнулся в каменной каютке Нерубаевских катакомб, чтобы осознать часть (только часть) с ним происшедшего. Это, в определенном смысле, впереди.
Ни Дайяну, ни Лихарева он грузить собственными сомнениями не собирался. Они раз и навсегда договорились с Новиковым (кстати — после крутого разговора с Дайяной же), который единственный его понимал в почти полной мере, не касаться проблем собственной адекватности и душевного здоровья. Иначе легко зайти слишком далеко. Лучше попросту — психи так психи, нет так нет. Начнешь углубляться, выяснять, обсуждать, диагностировать — верный путь к смирительной рубашке.
— Давайте лучше уточним наши позиции, — предложил он. — Последний с вами разговор, Дайяна, мне показался конструктивным. Вы вели себя как весьма разумная и отстранившая потерявшие смысл эмоции женщина. Мы могли бы принять вас в наше общество, как Ирину, как Сильвию…
Лицо Дайяны дернулось мгновенным тиком. Нет, пожалуй, Шульгин слегка перегнул. Так сразу предложить герцогине место горничной или приживалки — не всякая поймет правильно. Или найдет в себе силы здраво оценить обстановку. А с другой стороны, Александр сам видел, как легко адаптировались, оставив гонор, русские князья, полковники и фрейлины Двора Ея Величества к положению шоферов, швейцаров борделей или… Но не будем, не будем уточнять.
— Спасибо за предложение, но планы у меня есть собственные, и вряд ли мы сможем найти общий язык. Вы просто не понимаете, о чем говорите. И правы вы только в одном — из-за того, что наши пути снова пересеклись, следует лишь вопрос — кому и зачем это нужно? Но уже не мне. Я сижу сейчас здесь и не могу найти никаких объяснений — зачем? На самом деле самое простое — у меня появилось желание вновь увидеть это место, я пришла и увидела вас. А теперь и этого господина, которого я неплохо помню. Леди Спенсер тоже отзывалась о нем достаточно положительно. Вы от нее, она дала вам формулу перехода? А для чего? Ваше появление здесь и раньше не показалось бы мне уместным, а теперь тем более. Или на Земле опять случилось что-нибудь неожиданное?
— Насколько я знаю, нет, — осторожно сказал Лихарев. — Простите мою инициативу, но я просто счел своим долгом найти кого-нибудь из руководства. Леди Спенсер последнее время ведет себя достаточно странно, вот хотя бы в истории с товарищем Шульгиным-Шестаковым… Есть и еще несообразные моменты…
— Стучать прибежал? — широко улыбнулся Шульгин. — Террор среды, как у вас говорят? Не донесешь первым, донесут на тебя? А мне казалось, ты к советскому яду нечувствителен…
Такая трактовка его поступка Лихарева, кстати, вполне устраивала. Не нужно придумывать ничего более сложного.
— Александр Иванович, все ведь зависит только от того, как назвать. По-вашему — стучать, по-другому — принять необходимые меры. Если на фронте вы узнаете, что ваш командир собирается перебежать на сторону врага с секретными документами, неужели сделаете вид, что вас это не касается?
— Хорошо, хорошо, пример удачный, а вообще ваши дела меня ни малейшим краем не интересуют. Вот, встретил ты главнейшую из главных, докладывай, а я и выйти могу, мне ваши секреты вон где… Мне бы домой поскорее вернуться.
Он в самом деле встал, пружинистой походкой направился к двери на окружавшую терем галерею.
— Вы опоздали, координатор Лихарев, — по-прежнему тусклым голосом сказала Дайяна. — Ничего нет. Базы нет, Проекта нет, меня, в том смысле, как вы это представляете, тоже нет… Живите, как знаете, или, наподобие самураев в день капитуляции Японии, сделайте себе харакири…
— А немного подробнее — можно?
Дайяна очень коротко и устало пересказала ему то, что раньше уже говорила Сильвии. О ликвидации связи с Метрополией, исчезновении Базы, распаде памяти, ее личной и компьютерной, «схлопывании» всего «Pax Aggriana»[60].
Но Лихарев был не так прост. Он спросил Дайяну о реальной, фиксированной по Главной последовательности дате начала этого процесса.
— Ваш вопрос не имеет смысла. Какая разница?
— Для меня — имеет. По косвенным данным, ставшим мне доступными совершенно случайно, это произошло никак не раньше конца восьмидесятых годов…
— И что?
— Я ведь живу и работаю в тридцать восьмом. Что бы тут у вас ни случилось, в моем времени все остается по-прежнему?
— Очень может быть. Но меня это уже не интересует. Я ведь — здесь.
— А я могу переместиться оттуда — сюда? Если миссия там больше не имеет смысла?
Дайяна задумалась на несколько секунд.
— Боюсь, что нет. Вас же учили…
Теорию Лихарев помнил, но ведь столько уже произошло и происходит вещей, никак с ней не согласующихся.
— Простите, ведь только что господин Шульгин предлагал ВАМ присоединиться к их компании в их времени. Почему бы и не мне тоже?
Дайяна пристально посмотрела ему в глаза.
— Просто потому, что вы — не я. Вы жестко привязаны к своему месту и времени. Вас просто выдернет обратно, когда напряжение хронополя упадет. А оно упадет очень скоро, оно уже падает, потому что Базы на Таорэре нет и его нечем поддерживать. То, что вы сюда сумели проникнуть, — это уже парадокс. Да вот, смотрите, тот, на кого вы уповаете, уже исчез…
Валентин посмотрел.
Буквально минуту назад он видел Шульгина, сидящего на перилах и безмятежно покуривающего. Теперь же там было пусто.
Подчиняясь странной смеси отчаяния и облегчения, он выскочил на галерею. Действительно, землянин исчез, испарился. Ни убежать Александр Иванович не успел бы, ни спрятаться, приди ему в голову такая затея.
— Что бы это значило? — спросил он у Дайяны, воз вращаясь в комнату.
— Да ничего. Фантом, призрак или та самая «пересадка». Его земное тело было прислано, чтобы встретить информационный сгусток матрицы. Мы успели, случайно или нет, стать очевидцами. Он говорил с нами, пока личности совмещались. Процесс завершился. Сейчас он снова «дома». Через несколько минут уйдете и вы. Ничего не могу вам посоветовать. Живите, работайте, В тридцать восьмом у вас есть леди Спенсер, там же и прежняя госпожа Дайяна. Лет через пятьдесят, может быть, встретимся. А возможно, и раньше. Сейчас я уже не помню, было такое в той жизни или не было…
— Тогда я совсем ничего не понимаю. Зачем мы сей час втроем сошлись здесь? Должен ведь быть какой-то смысл, цель, сверхзадача?
— Вполне возможно. Только нам об этом не сказали. Вам, предположим, нужно было увидеть меня нынешнюю, чтобы с учетом этой встречи как-то иначе вести себя там, где вы сейчас пребываете. Мне — убедиться, что змея в очередной раз укусила собственный хвост.
Шульгин же… Тут я пас. Или действительно простая случайность, незапланированное пересечение мировых линий, или — ход, последствия которого не нам знать… Так что прощайте, Лихарев. Живите по инструкции, ничего лучшего вам посоветовать не могу. И, мне кажется, впредь вам следует избегать контактов с господином Шульгиным и ему подобными. Ничего хорошего такое общение не принесет, а потерять вы можете гораздо больше того, что имеете сейчас. Это я говорю вовсе не как бывший руководитель Проекта, просто как достаточно умудренная жизнью женщина.
Все беды начались после того, как одна из нас вообразила себя одной из них. Еще раз — прощайте…
И без какого-либо действия со своей стороны, без произнесения формулы и включения блок-универсала Валентин осознал себя вновь стоящим в дверном проеме из кабинета в мастерскую. Пол под ногами слегка покачивался, и мутило так, будто накануне он пил, не закусывая, неразведенный спирт. А на самом деле — не больше двух бутылок шампанского в обществе прелестной молодой коммунистки, сотрудницы отдела литературы на иностранных языках Ленинской библиотеки.
Девушка безусловно была «из бывших», но тщательно замаскировавшаяся. Не может выпускница рабфака и института имени Мориса Тореза абсолютно свободно владеть французским и иметь такое точеное, гибкое тело. Она принесла в ридикюльчике[61] «Камасутру» парижского издания 1899 г., и они увлеченно переводили ее на русский, часто смеясь и пытаясь выяснить, действительно ли это техническая инструкция или плод болезненного воображения отставного евнуха из гарема джайпурского магараджи.
Тут-то, бросив на диван «маузер», стянув сапоги и гимнастерку, Лихарев прошлепал босиком на кухню, из начатой вчерашней ночью (?) Шульгиным бутылки коньяка набулькал себе в его стакан гораздо больше половины (а что, государь Александр Третий Александрович на меньшие дозы не разменивался), выцедил сквозь зубы. Не спеша, прислушиваясь к ощущениям. Если отпустит, значит он — еще он. Если нет — на этот случай у него ответа не было приготовлено. Слава богу, отпустило. Ровно так, как полагалось, сообразно его натуре и биохимии.