Тим Пауэрс - На странных берегах
– О да, Хикс позаботится о ней. Я оставил ему строжайшие инструкции, к тому же за ним присмотрит негритянка.
«Негритянка, – подумал Шэнди. – Трудно представить негритянку, которая командовала бы потомком аристократического рода».
– Что ж, отлично, мы…
– Кстати, какой сегодня день?
– Канун Рождества, – отозвался Шэнди, а про себя подумал: «Неужели было трудно сообразить по праздничному настроению вокруг?»
– Может, мне стоит помахать ему завтра.
Шэнди, с лица которого все еще не сходила улыбка облегчения, наклонил голову.
– Помахать кому?
– Хиксу. Он будет на скале, на Портланд-Пойнт, завтра на рассвете с подзорной трубой. – Харвуд хихикнул. – Ему чертовски не нравится это дело, он собирается устраивать званый вечер и предпочел бы быть дома, чтобы приглядывать за подготовкой, однако он явится. Он боится меня. Я велел ему ждать корабль и удостовериться, что я машу ему рукой с палубы.
– Но к завтрашнему рассвету нам до Ямайки не добраться, – ответил Шэнди. – Боюсь, что наш корабль на такое не способен.
– А… – Харвуд опустил веки. – Тогда я не сумею помахать ему.
Шэнди, который уже собрался выйти из каюты, остановился и оглянулся.
– А зачем, собственно, нужно махать? Почему он будет ждать этого сигнала?
– Я хочу спать, – пробормотал Харвуд.
– Говорите же. – Взгляд Шэнди снова упал на лампу. – Иначе не будет никакого шоколада.
Харвуд обиженно надул губы и все же ответил:
– Если я не помашу ему с корабля, то он должен предположить, что я не прибуду вовремя, и поэтому ему придется самому выполнить первую часть магического обряда, часть, которую надо осуществить именно в день Рождества. Я сам собирался быть на Ямайке сегодня, но вчерашний шторм, а потом вы… – Харвуд приоткрыл глаза. – Я просто подумал, что, если бы мы успели туда к завтрашнему утру, я бы помахал ему с палубы и избавил бы его от лишних хлопот. Ведь в конце концов все равно нельзя совершить полный обряд, раз вы уничтожили голову Маргарет… моей Маргарет… – Веки его снова смежились.
– В чем же… заключается эта первая часть обряда? – спросил Шэнди, почувствовав, как неясная тревога поселяется в его сердце.
– Та часть, которую можно выполнить на суше. Все остальные процедуры я собирался совершить сам на море. И завтра в полдень он приступит. Ему очень хотелось, чтобы я его избавил от этой необходимости, он будет ужасно разочарован завтра утром.
– Какая процедура? Черт побери, в чем она заключается?
Харвуд вновь открыл глаза и задумчиво посмотрел на Шэнди.
– Как же, изгнание ее разума, ее души… Он освободит от нее тело при помощи магии. Я показал ему как, оставил инструкции. Хотя, – добавил он, зевая, – это лишь пустая трата времени. Некого больше поместить туда взамен.
Лишь резкая боль в коленях дала знать Шэнди, что ноги его подкосились, и он упал на пол.
– Но она вернется? – спросил он, лишь усилием воли сдерживаясь, чтобы не закричать. – Душа Бет сумеет вернуться в тело?
Харвуд рассмеялся легким, беззаботным смехом ребенка.
– Вернется?! Нет, конечно. Когда она исчезнет, она… исчезнет.
Шэнди едва удержался, чтобы не придушить старика на месте, и заговорил, только когда полностью взял себя в руки.
– Ну что ж, – начал он, но в голосе все еще чувствовался гнев, и он повторил снова: – Ну что ж, я позабочусь, чтобы этот корабль был у берегов Ямайки до рассвета. И тогда вы помашете этому своему… другу, этому Хиксу, не так ли? – Он улыбался, глядя на Харвуда, но его окровавленные руки были с такой силой стиснуты, что, несмотря на загар, побелели.
– Вот и хорошо, – бросил Харвуд, зевнув. – А теперь я хочу поспать.
Шэпди тяжело поднялся.
– Превосходно, спите. Завтра нам придется подняться чертовски рано.
***
Не смея повернуться, поскольку предполагалось, что он погружен в молитву, мальчик из церковного хора искоса осмотрел церковь и отметил для себя, что здесь стало намного темнее. И хотя он страшился сухих, пыльных птицеподобных существ, которые выбирались из своих углов, когда мерк дневной свет, он в то же время торопил наступление тьмы, поскольку после свадебной церемонии священник примется раздавать святое причастие, а он знал, что слишком согрешил, и потому ему хотелось в темноте ускользнуть незамеченным… пусть это даже и значило, что сам он станет одним из покрытых паутиной птицеподобных существ. Он зябко передернул плечами, думая о том, что стало со всем, что было в его жизни хорошего. Ведь были же жена, друзья, профессорство, уважение коллег, уверенность в себе. Может, это все было лишь недостижимыми грезами? И никогда не существовало ничего, кроме тьмы, холода и неумолимо ускользающего рассудка?
Он почувствовал облегчение.
Венчающаяся пара подошла к алтарю, их руки соединились, медленно, зыбко, словно переплелись колышущиеся водоросли. Потом они стали подниматься по ступеням, и мальчик из хора понял, что абсолютная тьма слишком долго не наступает.
Вместо невесты рядом с женихом двигалось лишь пустое ожившее платье. Само по себе это не было столь уж ужасно. Не так уж страшно обнаружить отсутствие там, где предполагалось присутствие. Но вот жених был живым и настоящим. Правда, было невозможно знать наверняка, человек ли он. Казалось, эта кровоточащая, лишенная кожи плоть имела форму лишь потому, что была заключена в тесные одежды. И хотя глаза жениха были закрыты, мальчик из хора с уверенностью мог сказать, что тот жив, поскольку кровь струйками стекала по телу и одежде, а рот открывался и закрывался в немом крике.
Неожиданно мальчик из хора осознал, что изувеченное существо – это он сам. Однако ужаса он не испытал, поскольку тотчас же понял, что способен покинуть тело: достаточно было отказаться от всего, чтобы уйти в небытие.
И так он с огромным облегчением и поступил.
Глава 27
Когда в первых проблесках зари побледнел Сириус и еще три крохотные звездочки созведия вокруг него, Шэнди потребовал себе подзорную трубу и обозрел полутона серой мглы, которая окутывала юго-восточный горизонт. И несмотря на усталость после утомительной бессонной ночи, несмотря на то, что горло саднило от постоянных команд, он улыбнулся, потому что в тенях на востоке он явственно различил смутные очертания, которые не могли быть ничем иным, кроме берега Ямайки.
– Вот мы и прибыли, Скэнк, – тихо сказал он, передавая подзорную трубу пирату, который стоял рядом. – Десять часов изнурительной ночной гонки одним галсом, поскольку лавировать мы не могли. И надо же, на заре мы прибыли туда, куда и собирались прибыть. Видел бы это Дэвис.
– Точно, – прохрипел Скэнк устало.
– Пускай кто-нибудь приведет Харвуда. Пожалуй, настало время его выхода на сцену.
– Есть, кэп. – Скэнк растворился в темноте, и Шэнди остался один.
Он вглядывался в юго-восточный горизонт, пытаясь невооруженным глазом определить очертания Ямайки. Но после двух бессонных ночей сфокусировать внимание на чем-нибудь было физически невозможно. Он видел лишь призрачные очертания, которые кружились и скользили, стоило отвести от них взгляд. Шэнди отчаянно надеялся спасти Бет, но не из желания почувствовать себя героем, а скорее потому, что после всего этого он сможет расслабиться и как следует выспаться.
С усталой бесстрастностью он размышлял: схватят ли его на Ямайке, а если и схватят, то что последует за этим? Можно было сказать, что условий амнистии они не нарушили, поскольку единственным кораблем, который они захватили, был «Кармайкл», а Харвуд уж точно не был его законным владельцем. Что может считаться меньшим преступлением: украсть просто или украсть украденное? Что ж, если его схватят и осудят, он по крайней мере освободит Бет Харвуд и заставит ее выслушать все, что расскажет ее отец. И докажет, что все было совсем иначе, нежели она думает.
Он потер усталые глаза и, не испытывая никаких переживаний, окинул внутренним взором все то, что он утратил за последние несколько месяцев: праведные убеждения, юридическое положение наследника, скептицизм, молодость, сердце… и он улыбнулся в холодную тьму, когда понял, что почти так же, как утраченной невинности и погибших друзей, ему жаль старого, потрепанного, но верного суденышка под названием «Дженни». Поскольку некого было поставить на откачку воды из трюмов во время сражения, шлюп затонул, и абордажные канаты угрожающе натянулись, накренив «Кармайкл». И с горьким чувством в душе Шэнди приказал рубить канаты. Со слезами на глазах Шэнди наблюдал за тем, как медленно под воду уходит мачта с заплатанными парусами, и хотя он по-прежнему плохо слышал, а может, именно поэтому, ему показалось, будто он различает нестройный хор затихающих голосов, один из которых все повторял: «Я не собака».
