Побег из волчьей пасти (СИ) - "Greko"
Охотники все делали тактически верно. Один из них, не подставляясь под пулю, оттянул по очереди лошадей в укрытие. Потом они разделились по двое и разъехались на безопасном удалении от берега. Одна группа — вверх по течению, другая — вниз.
— Уезжаем! — вздохнул Спенсер. — Они не настолько глупы, чтобы дать нам себя перебить на воде. Еще хлебнем с ними лиха.
— Зачем ты убил? Можно было просто напугать.
— Напугать? Людей с такой репутацией? — Эдмонд снисходительно посмотрел на меня.
Возразить было трудно. Похоже, действительно пришло время убивать. Бороться за жизнь любыми средствами. Я закончил прерванную появлением погони привязку вьюков. Тронулись в путь.
Наша дорога вилась причудливыми изгибами между трех гор, образующих равнобедренный треугольник. Когда мы их миновали по натоптанной широкой тропе, начался скользкий подъем. Дождь расходился все сильнее и сильнее. Сильно похолодало. Башлыки давно промокли насквозь. Теперь дошла очередь до спрятанных под ними папах. «Черкесы» шли уверенно, не замечая луж и стекающих со склонов ручьев. Но «грузинцы» явно нас тормозили. Я не брался судить, насколько они нас будут сдерживать, когда дело дойдет до серьезных подъемов. Но то, что будут, — это неоспоримо.
— Надо избавляться от вьючных лошадей! — сказал мне Спенсер, перекрикивая шум дождя. Похоже, ему пришла в голову та же мысль, что и мне.
— Не бросать же их посредине пути! — возмутился я. — Лучше доберемся до первой деревни и там наймем проводника, обещав ему наших «грузинцев». Уверен, здесь, в горах, такая бедность, что две лошади в награду станут божественным чудом!
Так и вышло. В первом же гурийском горном селении старейшина быстро вник в нашу проблему. Выделил нам двух сопровождающих. Они должны были довести нас короткой дорогой до такого подъема, на котором вьючные лошади станут реальным тормозом. По сути, до русско-турецкой границы. Его это обстоятельство не смутило. Две лошади в дар — достаточное основание не задавать лишних вопросов.
Пока шло обсуждение условий, мы успели немного обогреться и обсушиться. Попили предложенного нам горячего бульона, заев его холодными хачапури из нашего припаса. Переменили мокрое белье. Перебинтовали руку Спенсера. Гнойных выделений не было. Самая опасная рана зарастала неплохо.
Оставаться на ночь не решились. Было очевидно, что тушины настроены серьезно. Особенно теперь, после смерти своего товарища. Нам требовалось увеличить разрыв. За оставшееся время дотемна успеем проехать приличный кусок дороги. Заночуем в хижине пастуха на границе первых альпийских лугов.
План был всем хорош. Но погода внесла свои коррективы. Дождь над горами полил как из ведра, и гроза обрушилась на северные склоны Месхетинского хребта. Гроза — в конце октября! Немыслимо! Но так было. Здесь, на границе с субтропиками, и не такое случалось.
Молнии с такой силой били в гору, по которой мы поднимались, что она тряслась под копытами лошадей. Они испуганно прядали ушами, хрипели и не желали слушать проводников. Те были вынуждены буквально висеть на недоуздках. В один далеко не прекрасный момент один из «грузинцев» поскользнулся на раскисшей тропе и рухнул на бок. Возникла опасность, что он скатится в провал, вдоль которого двигалась наша кавалькада. Проводник упал на него сверху, прижимая голову к земле. Никто не мог прийти к нему на помощь, ибо у каждого были свои проблемы с конями. Даже наши «черкесы» пришли в ужас и отказывались двигаться дальше.
— Эдмонд! Я не специалист по горным переходам в грозу, но мне кажется, нужно останавливаться и вязать лошадей к деревьям, чтобы не ускакали!
Эдмонд устало кивнул. По его светлой бороде стекали капли. Он и сам не горел желанием продолжать подъем.
С огромным трудом мы прижали лошадей к стене из деревьев вдоль края тропы, закрепили веревками и кинулись на помощь проводнику, все также лежавшему на лошади. Сняли вьюки и седло. Подняли «грузинца» на ноги, потянув его за узду и хвост. Несчастная лошадь, вся в грязи, косила на нас бешеным взглядом, дрожала всем телом, но дала себя привязать.
Так и провели ночь около тропы. Наши проводники с помощью маленьких топориков соорудили нечто вроде шалаша. Накинули сверху одну из наших бурок. Вторую оставили про запас, чтобы была хоть одна сухая. Набились под импровизированную крышу вчетвером. Прижались друг к другу, пытаясь согреться. Лошадей для тепла не стали рассёдлывать. Так и оставили до утра.
С восходом солнца стало полегче. Дождь прекратился. Лошади отдохнули. Но садиться в мокрые седла не стоило. Двинулись пешком, ведя коней на поводу.
Выбрались на свободную от деревьев вершину, к той самой хижине пастуха, до которой не успели добраться. Красивые альпийские травы кое-где пятнали странные ржавые пятна. Не обращая внимания на облака под ногами, занялись лошадьми. Распрягли, кое-как вытерли, напоили и отправили пощипать траву. Седла сложили так, чтобы немного просушить. Перекусили, не экономя на еде. Один черт, большая часть запаса останется проводникам.
Через час начали спуск. Тропа была настолько скользкой, что падали все — и люди, и кони. Изгваздались, как черти. Наши щегольские черкески медленно, но верно превращались в лохмотья, а мы — в грязных бродяг.
К полудню вышли к мосту. Горбатый дугообразный пролет из камня не более метра в ширину, без перил и ступенек. Под ним страшно ревела вздувшаяся после грозы узкая река. Переправиться через нее вброд было нереально, но и перейти ее по мосту — та еще задача.
На всякий случай, первым прошел проводник, держа в руках концы двух длинных канатов. Один, толстый, он закрепил на ближайшем дереве. Свой конец страховочного каната мы также закрепили и туго его натянули, продев через него стальное кольцо. Потом по очереди переходили, обвязавшись поперек груди вторым тросом и держась за кольцо. Лошадей вытягивали веревкой. Последним перебежал второй проводник, освободив страховочный канат. Мы вытянули его на свой берег.
— Отличное место для засады! — сказал я Спенсеру, пока мы поправляли сбившиеся вьюки.
— Опасно! Если тушины перейдут реку где-то еще и нас обгонят, мы пропали. Позиция сверху дает неоспоримое преимущество!
Я спорить не стал. Сидеть в мокром лесу, неизвестно чего и кого поджидая — малопривлекательная идея. Двинулись дальше. Снова вверх, к альпийским лугам.
Подъем на вторую вершину оказался не менее тяжелым, хотя грозы не случилось. Заросшую тропу пришлось прорубать топориками. Иногда мы ее теряли, чтобы ее отыскать, приходилось продираться сквозь чащу. Росло здесь все на удивление быстро. Иногда путь преграждало поваленное бурей дерево. Обойти его и провести лошадей было чрезвычайно муторным делом. До вершины было всего пару километров, но мы до нее так и не добрались. Лишь вырвались из опостылевшего мокрого леса и на его опушке устроили ночевку.
Рассветные лучи солнца открыли нам странную картину. За лёгкой дождевой завесой было видно, что правее вершины гору словно рассекло мощным ударом. Лишенная травы каменистая расселина просматривалась плохо. Она петляла крутыми поворотами. Ее конец скрывали выступающие над ней скалы.
— Вам — туда! — показал проводник на каменистую осыпь в начале расселины. — Через саму вершину — хода нету. Там, с обратной стороны, вертикальный обрыв. Дальше вы пойдете одни. На каменистой дороге ваши кабардинцы сто очков вперед дадут этим.
Он изобразил презрительный жест в сторону «грузинцев», но глаза его выдавали — он смотрел на них с обожанием. И не спешил отправляться в обратный путь. Хотел дать лошадям отдохнуть и пощипать сочной альпийской травки.
Мы со Спенсером, кивнув проводникам на прощание, поскакали к расселине. «Черкесы» шли уверенно. Родная стихия, сразу чувствовалось! И каменистое подобие тропы их не притормозило. Так же шустро, как по траве, они зацокали по камням.
Тропы не было. Просто мелкая осыпь, извивающаяся странными зигзагами. Возможно, в глубокой древности здесь сбегал вниз бурный поток. Но родник, его питавший, иссяк и осталось лишь петлявое пересохшее русло. Единственное, что не укладывалось в мою версию, — это небольшие плоские скальные площадки, будто нарочно высеченные природой для удовольствия туриста. С них открывался великолепный вид на пройденные нами горы в объятьях облаков и туманов.