Валерий Елманов - Алатырь-камень
– Но! – тут же подчеркивал Мефодий. – Многие из законов, которым повинуются те же невежественные горцы, во многом сходятся с заповедями Христа, а потому речь ни в коем случае не идет о том, чтобы вы сами позабыли про них. И никто не говорит, чтобы вы не пытались отговаривать убийцу-кровника, если он поделится с вами своими черными замыслами о мести. Наоборот. Просто надо все время помнить, что, даже надев крест на шею и приняв святое крещение, они все равно еще не стали в душе подлинными христианами. Во многом они как дети, которых еще учить и учить. Помыслы у них благие, а вот дела… увы.
– Только помните, что этих детей нельзя шлепать по заднице, – внес существенное уточнение Вячеслав, взявший слово следом за Мефодием. – Никаких проклятий, запретов и прочих угроз от имени бога – только ласка и уговоры, плюс личный пример подлинно христианского поведения.
Кое-кто после таких семинаров честно покаялся, заявив, что не выдержит искуса, других приходилось отчислять, потому что знания их, мягко говоря, оставляли желать лучшего, а третьи сами высказали нежелание ехать в неизведанные края к диким народцам, ссылаясь на телесную немочь и прочее. Таких тоже не неволили.
– Столь тяжкий крест на свои плечи можно взвалить только добровольно, – с самого начала заявил патриарх Мефодий.
В конечном итоге миссионеров осталось около сотни. С ними стали проводить разговоры о том, что каждый из них, помимо того, что он – лицо духовного звания, еще и русич, а потому его деятельность должна быть направлена на благо Руси.
С правильно понявшими суть дела – в их число вошел где-то каждый пятый – проводили дополнительные инструктажи Любомир и Николка Торопыга.
Некоторых священников воевода оставил в Крыму для укрепления православия, а остальных постепенно стал раскидывать по всему Кавказу. Его воинство, надежно охраняемое добрыми воспоминаниями и многочисленными крестами, занималось преимущественно тем, что восстанавливали вместе с местными жителями заброшенные церкви и часовни.
Да и разногласия многочисленных ясских вождей, ни в какую не желавших отдать пальму первенства кому-то одному, после длительных усилий русских дипломатов удалось тоже превратить в плюс.
Тут как нельзя кстати пришлись подарки – стеклянные кубки, великолепное оружие, конская упряжь, искусно отделанная серебром, и прочее. Очень кстати оказались и небольшие колокола, которые после восстановления очередной церкви торжественно водружали на звонницу.
– Я понимаю, что ты не больно-то любишь лоб в молитвах расшибать. Я и сам религиозным рвением не обуян, но на сей раз… – Константин, не договорив, улыбнулся. – Словом, изобразишь такого набожного человека, чтобы и сам Иоанн Креститель близко не стоял. Оно для дела необходимо, так что ты уж расстарайся. Особенно постарайся привести к общему знаменателю тех, кто живет возле Терека. Потом в тех местах легче работать будет.
– Можешь не сомневаться, – весело подмигнул ему в ответ Вячеслав. – Они у меня от всех прочих богов будут как черт от ладана шарахаться. И вообще, будет им и обедня в сочельник, и литургия на Пасху, – загадочно, но многообещающе посулил он и не удержался, чтобы в очередной раз не процитировать Высоцкого, как всегда, перефразируя на ходу:
– Не один из них будет землю жрать. Все подохнут у меня без прощения. Отпускать грехи кому – это мне решать, а они все будут – козлы отпущения.
– Только не очень-то там резвись, – попытался слегка охладить не в меру воинственный пыл друга Константин. – Там все надо так отладить, чтобы через эти места лет через двадцать-тридцать любой восточный купец мог беспрепятственно товары провезти.
– А зачем? – удивился Вячеслав. – Есть же Волга. Чего им по диким горам Кавказа тащиться? Или ты собираешься Военную Грузинскую дорогу наладить?
– Свят-свят! – замахал на него руками Константин. – Наоборот совсем. Ты что, забыл, что должен перекрыть наглухо все перевалы, а если какой-нибудь из них проходимым сочтешь, типа Ширванского ущелья, – завалы устроить? Оставить надо только один проход – у Дербента, через Железные ворота. Мы с тобой должны в тех местах охранять торговые пути. Чтобы каждый купец знал – идти с товаром из Китая и Средней Азии в немытую Европу проще всего не через Иран, который весь в огне, а между Каспием и Черным морем. Говорят, что в империи Чингисхана безоружный одинокий путник мог с хурджином золота пройти, не боясь оказаться ограбленным или убитым.
– Ну это, говоря нашим с тобой языком, не более как телереклама, причем в самом ее худшем варианте, то есть бессовестно лживая, – усмехнулся воевода. – А Чингизушка-то, оказывается, еще и пиарщиком был, да каким шустрым, – подивился он.
– Согласен, – не стал спорить Константин. – А у нас на самом деле должно быть так. Особенно авторитет духовенства поднимай. Этим дикарям с Терека надо внушить, что если ты, великий и могучий воевода, до земли перед священниками склоняешься и руки им целуешь, то это значит, что наши попы и впрямь великие шаманы, повелевающие страшными и ужасными духами. А кто не будет их слушаться, того ждет не просто смерть, а… Короче, не мне тебя учить. Придумаешь что-нибудь, – махнул он рукой.
– А то! – заверил Вячеслав. – Обязательно придумаю! – и лукаво покосился на друга.
Придумывать ему пришлось уже в первую неделю, когда он задался целью помирить жителей сразу доброго десятка деревень, враждовавших между собой. Когда-то они были добрыми соседями, но кто-то, причем чуть ли не пятьдесят лет назад, будучи в гостях, нечаянно сплюнул в очаг, горевший в тесной каменной лачуге. Скорее всего, он и не хотел этого делать, прекрасно зная обычаи, но так уж получилось.
Хозяин дома, побледневший от гнева, сдержанно вымолвил:
– Лучше бы ты ударил меня.
До своего родного дома гость так и не добрался. Его окровавленное тело было найдено на полпути.
Безмолвные родичи обмыли тело убиенного, его старший сын погасил огонь в очаге, потому что умер глава рода, и, не говоря никому ни слова, ушел из дома. Когда он вернулся, следом за ним прилетела весть, что у соседей тоже намечаются похороны, причем двойные. С этого все и началось.
Постепенно в междоусобицу, то вспыхивающую ярким пламенем новых смертей, то затухающую на несколько лет, втянулись и другие соседи. Одно время она было и вовсе заглохла. Тишина царила лет десять, и молодежь начала иногда уже перемигиваться и улыбаться друг другу, но буквально на второй день после приезда Вячеслава вспыхнула с новой силой. С прибытием гостей народ несколько расслабился, чуточку утратил бдительность и присущую им осторожность, и двух мальчишек нашли убитыми недалеко от села, причем убийца был известен, да он особо и не таился.
Аул, где жили погибшие, всколыхнулся от мала до велика, тем более что и предыдущее убийство двенадцать лет назад свершил старший брат нынешнего убийцы, которому отомстить так и не удалось – через месяц он сам сорвался с горной кручи. Словом, получалась несправедливость.
Примирить всех взялся Вячеслав. Поглядев на убитых – ну совсем еще пацаны, и пятнадцати поди не стукнуло, – он вздохнул и решил заняться этим делом основательно.
Взяв с каждого жителя аула слово в том, что никто не тронет убийцу и не пустит в него стрелу издали, он предложил вызвать его на суд божий, который несомненно осудит и покарает злодея, если тот и вправду виновен. Правда, для этого всем жителям деревни необходимо принять святое крещение, ибо молитв некрещеных людей господь не услышит и вступаться за них не будет.
Принять его надлежало всем, кроме убийцы, которому вначале предстояло покаяться перед крестом в нарушении одной из заповедей. Если господь его простит и не покарает, сочтя, что он поступил справедливо, то тогда и он может быть крещен.
– Если твой бог поступит с убийцей несправедливо, то нам он не нужен, – угрюмо предупредили его старейшины той деревни, откуда были родом мальчишки. – Запомни, чужеземец, и не говори потом, что ты этого не слышал: в тот миг, когда твои люди наденут на него крест, мы сразу же снимем с себя свои.
– Разумеется, – невозмутимо пожал плечами воевода и нравоучительно заметил: – Наш великий бог всеведущ, всевидящ и это – как его? – ах да, всемогущ, так что можете быть спокойны, аксаулы, все будет в полном порядке.
Слово «аксаулы» толмач из половцев не знал. В ответ на его недоуменный вопрос, что оно означает, Вячеслав только нетерпеливо махнул рукой, невнятно пояснив, что это все равно, что саксакал, но растолковывать долго, так что пусть тот при переводе обойдется без него. Не говорить же ему, что он просто слепил слова «саксаул» и «аксакал» воедино.
Место для суда было выбрано нейтральное – на полпути между жилищами виновного и его жертв.
Там на скорую руку был сооружен высокий, метров в пять высотой, крест. Вячеслав приказал своим воинам развести два костра шагах в двадцати от него, причем таким образом, чтобы они находились чуть сбоку от идущего человека, оставляя ему узенькую – не свернуть – дорожку.
