Бойфренд для Цесаревны (СИ) - Ростов Олег
— Мы с тобой, Андрей, думаем одинаково. И я этому рада.
— Значит щадить не будешь? А то прибегут родственнички, начнут трясти памятью знаменитых предков, давить на жалость.
— Предки не дают потомкам индульгенции на совершение преступлений. Наоборот, совершение преступлений, это оскорбление памяти достойных предков.
— Совершенно с тобой согласен. А то смотришь, дед, например, боевой генерал, заслуженный человек, герой, а внучок конченная отморозь. И пользуется он авторитетом деда.
— Если дед позволяет внуку быть подонком и покрывает его, тогда какой он герой?
— Тоже правильно.
Оля потом ещё сидела, разбиралась с материалом. Что-то писала на листах, что-то подчёркивала, что-то, наоборот, зачёркивала и писала пояснения. Я за ней наблюдал. Интересная она, когда сосредоточена на чём-то. Сидит, нижнюю губу прикусывает или кончик ручки грызть машинально начинает. Где-то хмурится, где-то брови её удивлённо изгибаются.
Я успел вздремнуть. В обед, решил сделать Ольге перерыв.
— Лёль, сделаем перерыв. Пошли, сходим куда-нибудь, пообедаем.
— Хорошо. Надо немного отвлечься. — Ольга быстро собрала в пакет весь материал, присланный ей из следственного управления. На ней были джинсы, рубашка в клетку до середины бёдер. Мы обулись и вышли. Два агента имели место быть. Она подозвала одного из них.
— Возьмите этот пакет. Пакет никому не давать в руки. Отдадите, когда я вернусь.
— Слушаюсь. Но мы должны осуществлять охрану. — Сказала сотрудник ОКЖ.
— Вот и будете охранять этот пакет. Отвечаете за него головой. Спасибо.
Мы двинулись на выход. Перед этим успел заскочить к себе в номер и взял два шлема. Когда вышли на первый этаж, протянул один шлем Ольге.
— Надень, Оль. И стекло опусти. А то сейчас начнётся клоунада. — Надели шлемы и вышли из гостиницы. Папарацци имели место быть, как и просто зеваки. Ни на кого не обращая внимания сели на байк. В последний момент писаки поняли кто есть кто. Кинулись к нам.
— Ваше Высочество, Ваше Высочество…
Но двигатель байка уже работал. Я включил скорость и тронулся с места. Ольга обхватила меня руками и прижалась. Мы сразу выскочили на проезжую часть. Поколесили по городу, пока не остановились возле одного ресторанчика на окраине Воронежа. Шлемы не снимали. Прошли в помещение. Огляделись. Народу не много. Отлично. Заняли место в углу.
Что хочу сказать, пообедали спокойно, без всяких там эксцессов. Народ на нас не обращал внимания и это радовало. Ольга расслабилась. Болтали с ней о всякой ерунде. Ресторан оказался кавказской кухни. Похлебали с аппетитом суп харчо оригинальный по-грузински. Так было написано в меню. Потом съели с ней по солидному такому шашлыку. Ольга даже не доела, мне пришлось за ней подъедать. Потом пили с ней чай, со сладкой кавказской выпечкой. Очень понравилась пахлава из слоёного теста, с добавлением орехов и сладкого сиропа. Попробовали шакер-чурек — нежное, рассыпчатое печенье, которое таяло во рту. Одним словом, напоролись от души. Даже осоловели с Ольгой.
— Андрей, я сейчас лопну! Так хочется ещё пахлавы, но я уже больше не могу.
— Давай с собой на вынос возьмём?
— Давай.
В итоге, я заказал пять шашлыков на вынос, уж большо мне они здесь понравились. Пахлавы, печения.
По возвращению в гостиницу, Ольга опять села работать с документами. Наших визави не было. Позвонил Зое. Оказалось, они на танцполе под открытым небом, расслаблялись. Немного позавидовал им, но потом решил забить на это дело. Ольга работала допоздна. Иногда созванивалась с Оболоновым. Что-то у него уточняла, слушала пояснения, делала у себя отметки. Одним словом, не юная девушка, а серьёзный государственный деятель. Часов около одиннадцати вечера, сложила все документы назад в пакет. Заклеила его. Позвонила на ресепшен, попросила к телефону капитана Осадчего. Он там ошивался.
— Господин капитан, вызовите курьера из следственного управления генерального прокурора. Мне нужно, чтобы он забрал пакет с материалами дела.
Курьер прибыл через полчаса. И это был не штабс-капитан. А другой офицер. Я к этому времени унёс пару шашлыков в ресторан при гостинице, там мне их разогрели, взял ещё хлеба. Поужинали с Олей в её номере. Ни Фридриха, ни Павла, ни обеих сестёр не было. Где-то шарились или расслаблялись. Ну и бог с ними.
— Оль, пойдём на сон грядущий прогуляемся? — Предложил ей.
— Пошли.
Ольга надела лёгкое платье до колен, босоножки и шляпку с полями. Я смотрел удивлённо.
— Что? — Посмотрела она на меня.
— Ты весь гардероб с собой взяла?
— Почему весь? Весь гардероб у меня в грузовик не влезет. Это так, самую малость, джинсы, шорты, маечки, куртку, платье вот это и ещё одно. Две пары кроссовок и босоножки. Поверь, Андрей, это очень мало.
— Всё, вопрос закрыт. Извини, я как-то забыл, что приличной девушке надо иметь как минимум с собой пару платьев, не считая всего остального. Пошли?
— Пошли.
Вышли мы через служебный вход. На улице Оля взяла меня под руку. На город опустилась летняя ночь, тёплая. Но жара уже схлынула и сейчас с реки дул освежающий ветерок, а асфальт и камни отдавали дневное тепло. Погуляли по набережной. Стояли с ней, облокотившись на перила и смотрели на реку. На ум пришло стихотворение, которое мне как-то ночью читала одна моя подружка из прошлой жизни. Странная она была. После секса, ночью, выходила на балкон и читала его. Это был показатель, что она очень довольная. Я усмехнулся, вспоминая этот стих. Тут хочешь не хочешь, а запомнишь его. Стал декларировать:
Тихой ночью, поздним летом,
Как на небе звезды рдеют,
Как под сумрачным их светом
Нивы дремлющие зреют…
Усыпительно-безмолвны,
Как блестят в тиши ночной
Золотистые их волны,
Убеленные луной…
Посмотрел на Ольгу. Она с интересом смотрела на меня. Улыбнулась.
— Тютчев⁈ — Сказала Цесаревна. Я не знал Тютчев это или нет, но с умным видом кивнул. — Знаешь, Андрюша, а очень люблю Тютчева. Например, его стихи, которые стали романсом:
Я встретил вас — и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое —
И сердцу стало так тепло…
Ольга читала стихи, улыбаясь и глядя куда-то в даль. Я же, слушая её, почему-то вспомнил Лёлика из фильма «Бриллиантовая рука», когда он напевал этот романс в такси, везя Никулина снимать гипс. Я улыбнулся, еле сдержался, чтобы не засмеяться. Автоматом вспомнил его слова, сказанные Миронову, что шампанское по утрам пьют либо аристократы, либо дегенераты! Чёрт, главное не заржать.
— Или вот ещё. — Продолжала Ольга. — У Тютчева очень хорошо получалась любовная лирика. Послушай:
Любовь, любовь — гласит преданье —
Союз души с душой родной —
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И… поединок роковой…
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец…
Ольга смотрела на меня. В глазах призыв.
— Говоришь, их съединенье, сочетанье и роковое их слиянье, и поединок роковой?
— Да. — Тихо ответила она. Я обнял её за талию. Чуить склонился к её лицу. Она же смотрела на меня подняв лицо. Одной рукой придерживала свою шляпку.
— Тютчев прав, особенно насчёт слиянья. — Тихо сказал ей и накрыл её губы своими. Она ответила раскрыв их. Мы стояли и целовались. Во мне нарастало возбуждение. Дьявольщина я сколько уже без женщины? Хотя с Ольгой так нельзя. Не простая она. Но как же сладостны её губы. Одной рукой продолжая удерживать шляпку, другой она обняла меня за шею. Прижималась ко мне.
— Ай-яй-яй, молодёжь! — Сквозь сладостную истому и туман в сознании услышали мы. Прервали поцелуй. Посмотрели в ту сторону откуда исходил голос. Рядом с нами стоял какой-то старичок, в шляпе и с тросточкой. Наверное, тоже решил сделать променад перед сном. — Ничего уже не стыдятся. Прямо на улице. Господи, куда мир катиться.
