Александр Золотько - 1941. Время кровавых псов
— Не-не-не-не-не… — усмехнулся Севка, чуть качнув револьвером. — Сидим как сидим. Это мне точно не помешает.
— А ведь всего два с половиной месяца назад этого мальчика можно было запросто придушить двумя пальцами, — сказал Орлов, сцепив пальцы на затылке. — И мне начинает казаться, что так и нужно было поступить… Эй, Всеволод! А как же человечество?
— Да пусть оно идет в жопу, это человечество! — Севка спрятал револьвер в кобуру. — Давай будем говорить о деле и не выпендриваться. У меня тоже есть нервы и — ты не поверишь — гордость. Я не рвану с тобой наверх… сейчас… потому что так решил. Потому что я еще не понял, как эта страна, эти люди смогут победить в войне. Вот не понял, и все. Хочу посмотреть немного.
— Любопытство сгубило кошку, — тихо сказал Орлов.
Передние ножки стула со стуком опустились на пол.
— Но все равно молодец. «Отлично» за исполнение и задумку. Вот так оно и бывает, последнее слово чаще всего остается за идиотами и сопляками… Что не схватился за оружие? Ладно. К делу так к делу. Кроме меня будет еще один человек. С вас — еще трое.
— Пойдем я и старик, — сказал комиссар.
— Охренели? — с искренним изумлением поинтересовался Орлов. — Это что — вирусный идиотизм? Сева, я тебя не для того сюда привозил, чтобы ты распространял инфекцию. На хрена мне там пенсионер и большой начальник предпенсионного возраста?
— Это не обсуждается. Еще пойдет одна из моих групп. Десять человек. Пойдут по первому разу…
— И последнему, — сказал Орлов. — И последнему… Вам-то это зачем?
— А нам тоже любопытно, — вежливо улыбнувшись, ответил комиссар. — Вирусное любопытство.
— А вы дойдете до обратной воронки? Сорок километров…
— Это не твоя забота.
— Идиоты. Полные идиоты! Вы не понимаете, что нужны мне здесь? Здесь вы мне нужны. И ты хочешь не подохнуть там в болоте, а узнать о том, как погиб твой сын и где похоронен! А мне нужно, чтобы ты мне мог и дальше помогать. Этим безумным капитаном ничего не закончится! Я видел, я знаю! Сколько всего происходит… Может произойти, но не должно!
— Ты все сказал? — холодно осведомился Евгений Афанасьевич, когда вскочивший со стула Орлов сделал паузу, чтобы набрать воздуха. — Это не обсуждается. Абсолютно.
— И хрен с вами! Надеюсь, у тебя хватит ума пустить себе пулю в висок, предварительно отпустив на тот свет старика. К немцам ни тебе, ни ему попадать не стоит.
— Не учи меня умирать, — сказал комиссар. — Давай подготовим план. Ты выслушаешь наши с генералом предложения, примешь их к сведенью. А потом мы вместе попытаемся придумать объяснение для привлеченной группы. Нам ведь нужно, чтобы ребята не остолбенели от неожиданности, а сразу стали делать дело.
— Скажешь, что проводится испытание новой техники. Переброска в тыл к противнику. Следующий рейс — в Берлин, за Гитлером. Уходить отсюда будем перед рассветом, туда попадем приблизительно в то же время. Будет чуть теплее, но небо будет в тучах, так что можете рассказывать им о перемещении в пространстве, не упоминая времени.
— Думаешь, они поверят? — спросил Севка.
Они поверили.
Никто даже не выразил своего удивления по поводу предстоящего фантастического путешествия. Лишь переглянулись с каким-то одинаково радостным выражением на лицах.
— Значит, если у нас получится, то можно будет прямо из Москвы двинуть в Берлин? — спросил долговязый парень, которого комиссар назначил заместителем командира группы. Заместителем Севки.
— Да. И могу вам гарантировать, что вы будете в числе тех, кто пойдет на Берлин, — лишь на секунду замешкавшись, ответил комиссар.
— Здорово, — сказал парень. — И войне — конец?
— Да, если мы все сделаем правильно.
— Все будет нормально, товарищ комиссар, — сказал коренастый крепыш, которого остальные называли Репой. — Выйдем, сделаем.
— Они будут в нашей форме, — напомнил комиссар. — И говорить будут по-русски. И станут требовать, чтобы вы… Ну, чтобы не стреляли.
— Они же предатели, — удивился Репа. — Думать нужно было раньше.
— Правильно, но они тоже хотят жить.
— Цыпленок тоже хочет жить, — пропел самый молодой из группы, рыжий паренек лет восемнадцати. — Извините, вырвалось.
— Ничего, — махнул рукой комиссар. — Давайте еще раз пройдемся по плану. Имеем четыре машины. Грузовики с рамами вместо кузова. На рамах — ракеты. По ним ни в коем случае не стрелять. Вообще, вести огонь только прицельно. Если все получится, как нужно, мы вначале выводим людей из машин и только потом…
Севка еле удержался, чтобы не вздохнуть.
До выхода оставалось чуть меньше трех часов, можно было бы дать парням и отдохнуть. Севке дико хотелось спать, предстоящее его отчего-то ничуть не волновало. Словно перегорело что-то внутри Севки. И это было даже не равнодушие.
Что сломалось в нем? Или, наоборот, возникло. Нечто новое и самому ему пока непонятное.
Он спокойно дослушал инструктаж, тщательно проверил свой «наган», каждый патрон, прежде чем вставить в автоматные диски, он осмотрел еще до приезда группы. Он брал четыре штуки, с завода с каждым «ППШ» присылали всего по два, подогнанные, другие могли не подойти, были там какие-то проблемы в производстве, но Дятел, оружейник у комиссара, клялся и божился, что лично все проверил и подогнал.
За час до выхода приехал Евграф Павлович в сопровождении Никиты и Кости. Генерал был одет в длинную шинель без знаков различия.
Его представлять группе не стали. Евгений Афанасьевич сказал, что профессор идет с ними, и все ребята тут же решили, что этот невысокий сухенький старик с седыми усами и бородкой — изобретатель того самого способа перемещения, которое им всем сейчас предстояло испытать.
За полчаса до выхода пришел Орлов.
— А где твой?.. — начал Севка и осекся, увидев, что в комнату вслед за Орловым входит старший сержант Малышев.
— Здравствуйте, товарищ младший политрук! — Малышев откозырял Севке. — Прибыл для совместного прохождения службы.
Севка встал, подошел к сержанту и пожал руку. Оглянулся и вывел Малышева из комнаты на кухню.
— Ты как сюда попал?
— А когда мост рванули, я хотел вместе со всеми уцелевшими идти, но тут товарищ старший лейтенант появился, меня в сторону отвел и предложил к нему в группу.
Малышев наморщил лоб.
— Особую группу при Разведуправлении Генштаба РККА — вот как она называется. Я подумал… целую минуту думал, а потом согласился. Главное, человек хороший. И бывалый. Как он тех диверсантов узнал? И нас вывел… — Малышев понизил голос. — А кроме того, содержание командирское. Правда, даже от своих прятаться пришлось, но тут ничего не поделаешь. Если честно, до самого конца что-то копошилось… Ну, вроде как и особая группа, только ведь мне о ней ничего толком и не известно. Я все больше по квартирам да дачам пустым ошивался. И кроме старшего лейтенанта только одного человека еще видел, Саньку Чалого. Когда Данила Ефимович мне сказал, что сегодня с вами встречусь да с комиссаром, — прямо от сердца отлегло. Вот честное слово!
— Ну и хорошо, — улыбнулся Севка. — И правильно. Тебе уже объяснил Орлов, какое задание будем выполнять?
— Ага.
— И что ты думаешь по этому поводу?
— Что-что… Наука умеет много гитик, товарищ младший политрук.
— Лейтенант, — поправил Севка. — Лейтенант.
— Значит, ушли из политической части? Оно, наверное, правильно. Я ж помню, как вы тех немцев в деревне… Какая агитация? Командовать вам нужно, товарищ лейтенант. Орденок вы за мост получили?
— За мост.
— И правильно. Мне товарищ Орлов газету показывал с вашей фотографией. А нам, сказал, ордена-медали не положены. Нам светиться нельзя. Нас денежными премиями наградили. И я вам скажу — таких деньжищ я в руках сроду не держал. Мне как Орлов их вручил, так я сразу и засомневался… Мыслишка закралась, что с бандитами связался. Но как вас увидел — сразу и полегчало.
— Залесский! — позвал комиссар. — На инструктаж.
— Опять… — вздохнул Севка и вернулся в комнату.
Там курили, сизые клубы заполняли помещение.
Орлов что-то говорил Евграфу Павловичу, тот отвечал коротко и на Орлова не смотрел. Старик так и не расстегнул свою шинель, а туго набитый вещмешок, с которым пришел, так и не выпустил из рук.
— Встать, — скомандовал комиссар. — Слушай приказ.
Севка посмотрел на стенные часы. Пятнадцать минут до выхода.
Вытер руки о гимнастерку.
Пятнадцать минут.
Севка обвел взглядом лица ребят из группы — волнуются, но волнение почти радостное. Парни поверили в то, что им предстоит славное дело. Может, даже великое. Хотя, в принципе, так оно и было. Им предстояло сделать то, чего до них никто не делал.
Только они об этом не узнают.
Лицо Кости было спокойным. Вот он точно знал, что ему предстоит. И на парней он смотрел спокойно. Вот так же он и стрелять будет — может, даже улыбнется, как тогда, перед магазином. Улыбнется, глядя в глаза тех, кто может убить его. Или тех, кого собирается убить сам.
