Полное погружение (СИ) - Васильев Сергей
'Свобода… — размышлял он, — куда бежать, к кому обратиться за помощью или ничего не делать? А если ничего не предпринимать, как возвратиться обратно? Ладно бы — вернуться… Выжить-то как? Тут ведь, словно на минном поле: одно неверное движение и всё вернётся на круги своя, с полицейским на входе и с весьма туманными перспективами существования.
Кабинет врача отличался от остальных помещений двустворчатой полуоткрытой массивной дверью, украшенной медными накладками, и стульями, стоящими вдоль стены рядом со входом.
— Благодарю за службу, — Дэн похлопал санитара по плечу, сделал два шага и вдруг притормозил, прислушавшись.
— Павел Иванович! Да я бы с радостью! Но посудите сами, какая может быть служба с амнезией?- узнал Мирский голос доктора.
— Знаете, Дмитрий Ильич, — отвечал ему густой, с хрипотцой баритон, — если уж безголовому минному психопату вверяют целый флот, то найти работу для потерявшего память мичмана вообще ничего не стоит. Он ведь у вас не всё забыл? Как зовут его, помнит. Как ложку держать — осознает. Остальное приложится.
— Да, весьма интересный случай, сейчас сами увидите, — в голосе доктора проснулся профессиональный азарт, — по разговору и манерам — никак не скажешь…
— Вот! А у нас служить некому. Некомплект офицерского состава — почти треть. В порту уже нестроевых привлекаем! Дожили! А тут готовый офицер! Нет, дорогой Дмитрий Ильич, в такое тяжелое время — неоправданная роскошь — списывать человека с целыми руками, ногами и глазами. Отдавайте таких мне — приму с превеликой благодарностью!
— На линкоры?
— Какие линкоры! — с досадой произнес баритон, — Дмитрий Ильич, родной вы мой, вы же прекрасно знаете… Была бригада, да кончилась. Теперь лишь на портовую службу годен… Да-с… — в последних словах незнакомца плескалось море неподдельного трагизма.
— Всё-таки решили списываться?
— Не я один! — воскликнул баритон, — весь штаб Андрея Августовича разбегается, куда глаза глядят. Никто не хочет служить с этим…
— Тише, тише, Павел Иванович, вы же знаете…
— Да, простите, что-то совсем нервы ни к чёрту… — понизил громкость звука невидимый из-за двери собеседник. — Так что там с вашим уникальным медицинским случаем?
— Вот взгляните… Пока — то, что есть…
Мирский услышал, как зашуршали бумаги.
— Его личное дело запросили, но когда оно еще придет из Петербурга… А сейчас мы даже отчество не сможем написать… Как нам его оформлять? И кем ему служить?
— Да я, уважаемый Дмитрий Ильич, за эту войну понавидался таких иванов, не помнящих родства, что думаю: уж лучше б у них у всех была амнезия, а то терпеть невозможно рассуждения о грядущем устройстве мира от юнцов, не умеющих привести в порядок даже собственную жизнь…
Дэн поднял руку и осторожно коснулся холодной дверной ручки. От него требовалось сыграть ещё одну сцену из собственной роли, без всяких дублей и репетиций. «Ну что, салага, — подумал он,- ты требовал от продюсера полного погружения в атмосферу прошлого века — получи и распишись. Всё, как заказывал.»
— Разрешите! — Мирский два раза стукнул костяшками пальцев в дверь и сделал шаг в помещение.
Глава 41
Экзамен на профпригодность
Доктор, расположившись за своим столом, откинулся назад и задумчиво вертел в руках карандаш. Его гостя, сидящего спиной к дверям, полностью скрывала высокая спинка кресла.
— Дмитрий Ильич! — бодро отрапортовал Мирский, — мичман Граф по вашему приказанию прибыл!
— Он? — спросил коротко гость.
— Он, — подтвердил доктор.
— Что ж… — сидящий в кресле быстро поднялся и с любопытством повернулся к артисту, — дебют удался, посмотрим, каков будет миттельшпиль.
— Имею честь представить, — вставая, произнес доктор, — Его высокопревосходительство вице-адмирал Павел Иванович Новицкий…
Обернувшийся к Мирскому офицер имел худощавое, безбородое лицо с резко очерченными скулами. Непокорные, зачесанные назад соломенные волосы, лоб с глубокими морщинами и глаза навыкате придавали ему загадочный, даже мистический вид. Если убрать разлапистые усы неопределенной формы, Мирский готов был поклясться, что перед ним стоит Виктор Васильевич Авилов, легендарный граф Монте-Кристо из советского фильма «Узник замка Иф».
— Ну-с, молодой человек, как себя чувствуете? — спросил адмирал, будто доктор Айболит.
— Не извольте беспокоиться, ваше высокопревосходительство! Здоров! — рявкнул Дэн фразу из заученной роли.
— Похвально, — кивнул адмирал, заложил руки за спину и подошёл поближе к артисту, — а что так кричите-то? Плохо себя слышите?
— Никак нет! То есть да… — Дэн снизил громкость, запутался в тексте, смутился и покраснел, — ещё позавчера был глухим, сегодня отпустило… Почти…
— Посмотрите, какой добрый молодец! — похвалил Мирского адмирал, обернувшись к врачу, — почти отпустило! А вы, Дмитрий Ильич, заладили: «списать-списать»… Списывать надо тех, кого не отпускает. Остальных надлежит спасать, не так ли, мичман?
Дэн, боясь сказать что-нибудь лишнее, решил вообще не комментировать слова адмирала, стараясь без слов соответствовать требованиям первого императора России Петра Первого: «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство».
— Скажи-ка мне, братец, — адмирал снова повернулся к Дэну, — что означает восемь склянок [18]?
— Одна склянка — полчаса. Восемь склянок — конец вахты, — улыбнулся Дэн, радуясь своему беспонтовому, как он считал до сего момента, времяпровождению в учебном экипаже в Новороссийске.
— Кому на корабле обязан отдать честь даже адмирал?
— Шканцам [19], — Дэн ещё шире расплылся в улыбке, в душе искренне благодаря настойчивость инструкторов, пытавшихся донести до него азы флотских традиций и их историю.
— Ну, хорошо. Тогда вопрос посложнее: кто главный на флоте, правый или левый? — хитро прищурился адмирал.
— Конечно правый [20], — успокоившись, ответил Мирский, понимая, что с местным ЕГЭ он справляется.
— Вот! — адмирал поднял палец и повернулся к доктору, — правый всегда главнее левого, Дмитрий Ильич! Это помнят даже моряки, потерявшие память! Поэтому революцию поддержат где угодно, но только не на флоте.
— А как же броненосец «Потемкин»? — улыбнулся доктор.
Мирский понял, что стал свидетелем какого-то давнишнего спора.
— Русский бунт, бессмысленный и беспощадный… — небрежно махнул рукой адмирал, — никто из матросов на броненосце не мечтал о мировой революции. Все хотели свежего мяса и доброго боцманмата. Не более…
Адмирал посчитал дискуссию исчерпанной и снова обратил внимание на Мирского.
— Пока делопроизводство не восстановит ваше предписание, после выздоровления поступаете в моё распоряжение, а там посмотрим. Всё равно до полного восстановления с таким диагнозом на корабль вам никак нельзя. На постой вы, как я понимаю, ещё нигде не встали?
Мирский покачал головой.
— Выделим комнату в офицерском флигеле в Нижней Голландии. Заканчивайте с медицинскими процедурами, а я напишу записку коменданту. Служить готовы?
— Так точно! — рявкнул Дэн.
— Не по уставу, но тоже неплохо, — кивнул адмирал, — не смею вас задерживать, голубчик.
— Зайдите ко мне через час, — попросил Мирского доктор, — оформим вашу выписку.
— Есть зайти через час! — кивнул Дэн и вышел из кабинета. Слегка прикрыв дверь, он услышал слова адмирала, обращенные к доктору:
— Удивительное явление… Видно, что он не помнит уставные обращения, но формулирует свои… потрясающе точно, я бы сказал, свежо… Вместо «слушаюсь» — «есть — зайти через час» — более информативно и чётко…
Ответ доктора Мирский не слышал. Он брел по коридору, обдумывая вновь открывшиеся обстоятельства и размышляя, как поступить с мундиром, который оказался неуставным.
