Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

Сделав звонок заместителю командующего по ИАС, я тем самым заручился его поддержкой. Так что сегодня с кем-нибудь из прибывающих в Шахджой, нужно будет передать документы на Гаврикова. Процесс пошёл!

— Коверкот, 006-му. День добрый, — услышал я запрос на канале управления.

Значит, на подлёте делегация.

Встретив командование на аэродроме, я получил указание всех построить для торжественного мероприятия.

Утро 1 апреля было солнечным и по-настоящему радостным. Давно я не видел, чтобы все мои подчинённые так были счастливы приезду больших начальников. До этого дня любой приезд ознаменовывал очередную проверку.

А здесь, прилетели несколько Ми-8 с флагами, большими коробками с наградами и даже оркестром. Генерал-майор Васин, которому и было поручено вручать награды, подошёл к процессу серьёзно.

В назначенное время эскадрилья в полном составе была построена на аэродроме. Форма у всех чистая, отлаженная. Носы ботинок блестят так, что в них бриться можно.

Веленов прошагал на доклад Васину, а весь строй громогласно поздоровался с генерал-майором. Заместитель командующего ВВС 40-й армией внимательно осмотрел строй и выступил с приветственным словом.

— Сегодня мы отдаём вам дань уважения. Шестая эскадрилья кандагарского вертолётного полка за прошедшие месяцы отмечена в лучшую сторону. Планомерно командование эскадрильи и её личный состав улучшали материальную базу, профессиональный уровень и уровень натренированности личного состава. Как результат, именно ваши действия способствовали решению поставленной перед нами руководством страны задачи — полный разгром сил вторжения. Нет больше сил у загнивающего Запада, чтобы переломить ситуацию в братской республике Афганистан! И за это, спасибо и вам, шестая кандагарская!

После этих слов весь личный состав зааплодировал, а Васин дал указание на подготовку к награждению. Начальник политотдела вышел на середину с поздравительным адресом, чтобы зачитать Указ Президиума Верховного Совета.

— Внимание! За особые мужество и отвагу, проявленные при выполнении интернационального долга в Демократической Республике Афганистан, наградить майора Клюковкина орденом Красного Знамени, — объявил начальник политотдела, и я быстрым шагом направился к генералу Васину.

Подойдя к нему, я доложил, как того требует от меня Устав. Заместитель командующего крепко пожал мне руку и начал вешать на левую сторону награду. Что и говорить, а на душе трепетно получать столь высокую награду.

— Носите её с честью и достоинством. Вы, как никто, это заслужили, — тихо сказал генерал, прикрепив пятиугольную колодку с красно-белой муаровой лентой.

Сам орден, представляющий из себя лавровый венок и развёрнутое красное знамя с надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», аккуратно висел и покачивался из стороны в сторону.

— Служу Советскому Союзу! — ответил я, и генерал, закончив вешать орден, ещё раз пожал мне руку.

— После построения я вас представлю двум офицерам. Один — ваш заменщик, а второй — будущий командир эскадрильи, — сказал Васин и отпустил меня в строй.

Не сразу я повернулся, поскольку столь неожиданно было услышать о моей замене. На секунду оглядев радостные лица подчинённых, мне стало слегка не по себе. Зачем такая спешка в моём окончании командировки, непонятно.

Но приказы не обсуждаются.

Спустя неделю все организационные вопросы были улажены. Новым командирам я показал расположение эскадрильи, слетал с ними несколько раз в район нашей ответственности и объяснил особенности работы в провинции Заболь и соседних районах.

В эти дни меня уже дважды торжественно проводили в столовой мои подчинённые, ещё по разу провожали спецназовцы и десантники. Так что осталось соблюсти только официальное мероприятие — построение личного состава.

И вот настал день убытия. Мне было предписано сначала прибыть в Кандагар за документами, а затем убыть к месту службы в Торск. Медленно идя со своим заменщиком к вертолёту, который меня должен был доставить на аэродром полка, невольно начал вспоминать прошедшие месяцы.

К нам подбежал один из техников, чтобы доложить о готовности Ми-8 к вылету. Экипаж под командованием Орлова подошёл ко мне следом и спросил, какие будут указания.

— Товарищ командир, вертолёт готов. Пора строиться? — уточнил у меня Орлов.

Новому комэска стало как-то неуютно. Всё же приказ уже состоялся, и теперь он тут главный.

— Определяю уже не я, — повернулся к новому командиру, который был слегка растерян от того, что личный состав всё ещё обращается ко мне.

— Пяткину передай, чтоб строил эскадрилью, — дал команду новый комэска.

— Есть, — ответил Орлов и отправил подчинённых оповестить начальника штаба.

Через 15 минут на аэродроме уже выстроился весь личный состав. За прошедшие месяцы это самое сложное построение для меня.

— Сан Саныч, ты большую работу проделал. Меня когда назначали сюда, я прям был рад, — улыбался новый командир эскадрильи, пока Пяткин проверял личный состав.

— Всё равно много работы. Рабочее состояние техники нужно поддерживать постоянно. Тыловиков тереби, чтоб не задерживали запасные части. Ну, Сычкин всё знает. Он тебе поможет.

— Это тот, которому «пробили» орден Красной Звезды? Тот ещё шнырь… — посмеялся новый заместитель комэска, но я решил его поправить, остановившись на пыльной дороге.

— Не «пробили», а он заслужил. И постарайтесь это запомнить, товарищ майор, — спокойно ответил я.

— Да будет тебе, Саныч! Ты ещё скажи, что у тебя замполит на прикрытие летал и не за политсобрания получил орден?

— Летал и не раз. И днём, и ночью. Так что, уважай личный состав. А то до меня здесь было по-другому всё.

Новый комэска посмеялся и задал уточняющий вопрос.

— И как же тут было?

— Двух командиров эскадрильи сняли с должности. Один заместитель уехал с переломами, полученными при невыясненных обстоятельствах. Ещё один застрелился. А трое из командного состава и вовсе получили заболевания, после которых их списали с лётной работы, — пересказал я слова моего командования, которые мне говорили перед отправкой сюда.

Заменщик прокашлялся и перестал улыбаться. Надеюсь, всю серьёзность своего положения он понял.

— Эскадрилья, равняйсь! Смирно! Равнение на середину! — громко произнёс Пяткин и пошёл строевым шагом навстречу новому командиру эскадрильи.

Пока произносилась официальная речь, я смотрел на строй моих уже бывших подчинённых.

Много было и печального, и смешного, и трагичного. Но сейчас радует одно: оградил меня Господь от участи отправлять подчинённых на Родину в цинковом гробу. Самое страшное, что может случиться с командиром. И я этого смог избежать.

— Теперь слово предоставляется майору Клюковкину, — передал мне право говорить новый комэска.

Я вышел на середину строя под громкие аплодисменты. Внимание моё также привлекло то, что не смогли усидеть в столовой официантки и остальные представители гражданского персонала нашего гарнизона. Я постарался попрощаться со всеми и никого не забыл. Но не могут просто так меня отпустить на Родину.

При взгляде на женщин невольно вспомнил, что после завтрака мне сегодня дали большой свёрток газеты, в которую были завёрнуты пирожки. На дорожку, так сказать!

— Есть такая мудрость — минуты тянутся, часы идут, а дни и месяцы бегут. Вот и моё время во главе эскадрильи пролетело незаметно. Мне приятно, что мы с вами все стоим здесь и смотрим друг другу в глаза с чистой совестью. Рад, что все мы живы и здоровы. Я горд, что был вашим командиром. Всем желаю здоровья, успехов и благополучия.

Громкие аплодисменты продолжались долго, и я даже не мог поймать момент, чтобы попрощаться.

— Равняйсь! Смирно! — поймал я момент и подал последнюю команду своим подчинённым. — До свидания, товарищи!

— До свидания, товарищ майор! — единым голосом попрощалась со мной эскадрилья.

Спустя три дня я уже стоял на вокзале в Торске.

Отдохнув вечером с дороги, утром я пошёл в часть. Первым делом зашёл к командиру полка, но того в кабинете не оказалось. Его секретарь сказал, что он у Медведева.