Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

— Понял, товарищ командующий.

Гашкин ещё раз пожал мне руку.

— Спасибо, майор. Будем работать, — сказал генерал-полковник и отпустил меня.

Веленов дал указание готовиться к перелёту на Шахджой. На сегодня задач у моей эскадрильи не будет, но на завтрашний день необходимо подготовить технику.

Пройдя по стоянке Ми-8, наткнулся на только что прилетевший вертолёт с одной из точек высадки. Из грузовой кабины, вышел раненый солдат с перебинтованной головой. Следом за ним ещё один, но уже с перевязанной ногой и обожжённым лицом.

Я встретился с ним взглядом и буквально почувствовал всю его боль. Ему тяжело, но даже сейчас он находит силы улыбаться.

— Зацепило чуть-чуть, — проговорил он, когда его посадили в УАЗ «таблетку».

Почему раненных сразу не отвезли в госпиталь, непонятно.

Двери в машине захлопнулись, и она ехала по стоянке в сторону госпиталя. Тут же подкатила ещё одна.

Из грузовой кабины на носилках начали вытаскивать тело погибшего. Запах горелой плоти я ощутил моментально. Брезент был испачкан в крови, а из-под него медленно вывалилась рука и повисла над бетонкой.

Судя по остаткам обгоревшей одежды, погибший был лётчиком. Подойдя ближе, я положил руку погибшего на носилки и накрыл брезентом.

— Откуда привезли? — спросил я у бортового техника.

— Летали в район Харбакай. Вот, нашли товарищей. Не позавидуешь, — ответил бортач, снимая шлемофон с головы.

— Пусть земля ему будет небом.

Когда видишь погибших, понимаешь насколько часто и сам ходишь по этой грани, за которой тьма.

И невольно вспоминаешь строки Евгения Евтушенко — «Мы вовсе не тени безмолвные, мы ветер и крик журавлей».

Сделав глубокий вдох и выдох, я пошёл к моим лётчикам. Топливозаправщики уже отъехали от некоторых вертолётов, а Кеша уже размахивал полётным листом, готовясь к предстоящему возвращению на базу.

Глава 31

Апрель 1984 года. Шахджой, Демократическая Республика Афганистан.

Тёплый ветер задувает через открытую форточку в моём кабинете. Холодильник тихо «сопит», вибрируя в углу, а в динамике прослушки стартового канала только слабое шипение.

Открыв ящик стола, я собирался убрать в него ненужные документы. На глаза попался сморщенный конверт. То самое письмо от Антонины, которое я сразу так и не прочитал. После долгих вылетов, оно пропиталось влагой, и строчки письма расплылись.

Тося написала большое письмо, в котором поздравила меня с Днём Советской армии и Военно-морского флота. Рассказала, что вернувшись из Афганистана, хотела со мной встретиться, но в полку меня не нашла. Ей пришлось «взбодрить» многих, чтобы выяснить, где я нахожусь. Переживает за меня, в грубой форме требует, чтобы я остался живой, берёг себя и возвращался поскорее на Родину. Правда сама она уезжает по работе за границу. На какое время точно не знает. Сказать какой город и страна тоже не может, но пишет, что там проживает много сирийцев. Очень много.

Белецкая порадовала вниманием и повеселила конспирацией места назначения своей командировки.

В письме, чувствовалась забота и тревожность за меня. В груди разлилось тепло от понимания, что в этом мире есть человек, которому я дорог. Слова любви? Нет, в письме их не было. Уж больно Антонина гордая. Да собственно я их и не ждал, помня нашу последнюю встречу. Да, я её обидел. И несмотря на это она написала мне письмо, и нашла возможность его передать.

Понимаю, что волнуюсь за Белецкую не меньше чем она за меня. Не женское это дело по горячим точкам мотаться.

Не влюбился ли я? Усмехаюсь пришедшей мысли и гоню её прочь. Да нет. Не может этого быть. Она внешне красивая, добрая, отважная, заботливая, что характерно для её профессии. Однако её колкий характер порой так бесит, что хочется её придушить.

В очередной раз смотрю на часы и понимаю, что все сроки расчётного времени прибытия высокого начальства уже прошли. А мне ещё даже не доложили об их вылете из Кандагара.

— Опоздание на пятнадцать минут, — выдохнул я, перелистывая страницу газеты «Правда».

Международная колонка печатного издания кратко доводила интересные новости из зарубежа. Есть один большой материал, который привлёк моё внимание «кричащим» заголовком.

— «Преступления американских наёмников», — прочитал я материал о гражданской войне в Никарагуа.

Судя по тому, кто высказывается против американской политики администрации Рейгана, поддержку их действия не находят ни в одной из стран так называемого «цивилизованного» Запада. Невольно начинаю думать, что в Никарагуа поработали и мои «старые знакомые» из Блэк Рок.

Уже больше месяца никаких следов этой частной военной компании. Похоже, что после операции с высадкой десанта, эти ребята исчезли. Зато можно предположить, что теперь они в Никарагуа.

Для моей же эскадрильи 1 апреля становится не только днём смеха. Это теперь ещё и день вручения наград за проведение операции в приграничных районах. Командующий дал указание наградить весь личный состав эскадрильи. Кого медалями, а кого и орденами.

— Товарищ командир, разрешите войти, младший сержант Гавриков, — постучался… в окно самый узнаваемый техник в эскадрилье.

— Ты там серенаду мне спеть хочешь? Учти, не люблю классику, Гавриков, — ответил я.

— Виноват. Просто через окно быстрее.

— Но неправильно, Гавриков. Быстро зашёл ко мне в кабинет, как положено, — сказал я и младший сержант побежал вокруг штаба.

Настолько этот парень хорош в технике, настолько же он любитель выкинуть какой-нибудь цирковой номер. Минуту спустя в дверь постучался Гавриков, и, как положено, зашёл ко мне в кабинет.

— И как тебе через дверь заходить? Не страшно? — уточнил я.

— Никак нет. Товарищ майор, я к вам с рапортом. Своим, — протянул мне бумагу, написанную аккуратным почерком.

— Ещё бы ты чужой принёс. Я уважаю, когда человек приходит сам и готов лично отвечать. Вот как ты, например. Ух! Прямо так сразу? — спросил я у Гаврикова, прочитав его рапорт.

В нём парень обращается с просьбой поступать в Иркутское высшее военное авиационное инженерное училище. Против этого я ничего не имею. Двумя руками за!

— Хорошо обдумал? — задал я вопрос из серии для протокола.

— Так точно. Хочу быть офицером.

— Такой вывод можно сделать исходя из твоего рапорта. А что по-твоему быть офицером?

Гавриков задумался. Видно, что парень имеет большое и осознанное желание поступить в военное училище снова. Он ведь уже учился в Кирове. Сейчас хочет поступать в другое училище.

— Я пока не могу ответить на этот вопрос.

— Молодец. Честность — одно из качеств офицера. Быть офицером — значит быть ответственным за тех, кто рядом. Кто идёт за тобой и ждёт от тебя правильного решения. И порой ты платишь за это самую высокую цену. Пуле всё равно, есть у тебя звёзды на погонах или нет. Готов к этому?

Вопрос тоже из разряда риторических.

— Так точно. Я это давно осознал.

— Тогда не смею отказывать, — ответил я и подписал рапорт товарища Гаврикова.

Радостного младшего сержанта я отпустил, но нужно дать «волшебного пенделя» его стремлению. И один такой человек есть на примете. Помню, как он мне разрешил к нему обращаться, если нужна будет помощь. Если честно, я это делал уже не раз.

Я поднял трубку и позвонил заму командующего по ИАС в Кабул.

— Товарищ полковник, майор Клюковкин. Здравия желаю! — поприветствовал я по телефону.

— Привет, Клюковкин! Да готовы уже твои двигатели. Завтра отправят в Кандагар. Оттуда заберёшь. Совсем ваш инженер там не работает.

— Просто с вами быстрее решается вопрос. Товарищ полковник, я ещё к вам по одному делу.

— Ну, что у тебя ещё не хватает? Ты и так уже самая обеспеченная эскадрилья в Афганистане.

Я кратко и без лишних представлений объяснил ситуацию по Гаврикову. Полковник был рад услышать, что ему не нужно будет где-то изыскивать очередные блоки для моих вертолётов.