Небо в огне (СИ) - Ковригин Алексей

Так в хлопотах и заботах промелькнуло несколько дней, а вечером во вторник двадцатого августа у нас в штабе неожиданно затрезвонил телефон. Это оказался командующий ВВС Северного Фронта полковник Мартин Луна. Пипец, его звонок чуть не вызвал у меня когнитивный диссонанс. Бляха муха! Вот это мы дожились! Действующий командующий ВВС всего Северного Фронта запрашивает у отставного комэска разрешения на завтрашнюю посадку своего самолёта на нашем аэродроме. Разрешил, конечно. Но куда мы катимся?

Глава 8

Наварра и Бургос. Интерлюдия

«Незачем уничтожать врага; достаточно лишить его решимости вступить в бой.»

Сунь Цзы (-543—495 до н.э.) древнекитайский стратег и мыслитель.

Генерал Эмилио Мола Видаль, командующий сухопутными войсками в провинции Наварра, всю последнюю неделю находился в крайне угнетённом состоянии духа, порой разбавленного острыми приступами бессильной ярости. У него украли победу! Другого объяснения этому провалу тщательно подготовленного плана наступления у генерала просто не находилось. Вначале забрали наиболее боеготовые самолёты под предлогом «острой военной необходимости» и ему с этим пришлось смириться. Переброска морем и по воздуху пехотных подразделений из африканского Марокко в Испанскую метрополию потребовала организации мощного истребительного прикрытия, как и бомбардировка республиканских батальонов рвущихся к подконтрольной санхурходистам Марбелье, что у командующего, как опытного в тактике офицера, также не вызывала никаких сомнений. В самом начале восстания большинство военных аэродромов с размещёнными на них авиакрыльями оказались на территориях контролируемых республиканцами и переброска на аэродромы Кадиса всех доступных на тот момент авиагрупп ни у кого возражения не вызывало. Тем более, что Хосе Санхурхо лично пообещал вернуть все самолёты сразу же, как только в них отпадёт необходимость. Но, как оказалось, доверять его словам особо не стоило.

Личные взаимоотношения между двумя генералами всегда были напряжёнными. Оба являлись ревностными служаками, оба заработали свои награды и звания не «на паркете», но в жестоких схватках с врагами Испании на полях сражений в африканском Марокко, где щедро проливали свою кровь и показывали примеры личного мужества и стойкости. Видимо это и наложило в последующем свой отпечаток на их ревнивые отношения к карьере соперника и, как следствие, на взаимную неприязнь. Пока это не мешало общему делу, Эмилио Мола готов был терпеть. Но в последнее время даже эти непростые отношения генералов значительно ухудшились. Все началось на совещании объединённого командования в Севилье, где генерал Санхурхо с апломбом анонсировал свой план будущей летне-осенней кампании. По этому плану предполагалось одновременное наступление на Балеарское и Бискайское побережье, с целью лишить Мадрид всех поставок продовольствия для республики, а заодно перекрыть пути для того потока добровольцев и обычных авантюристов, что в последнее время хлынули в Испанию со всего света. Но Эмилио Мола выступил категорически против этой авантюры, предложив генералам свой план. По которому основной удар должен быть нанесён именно «в сердце красной республики», то есть, по Мадриду. Завоевав столицу Испании и сформировав своё правительство, уже можно было официально получить помощь союзников, а затем разобраться с остатками «красного сопротивления».

Как ни странно, но этот план поддержал даже генерал Франциско Франко, ранее однозначно склонявшийся к мысли пройтись «паровым катком» по Балеарскому побережью. Вторым, кто поддержал генерала, оказался подполковник Хуан Ягуэ Бланко. Впрочем, это ни у кого не вызвало особого удивления. Подполковник Ягуэ принимал самое активное участие в подавлении прошлогоднего октябрьского мятежа астурийских шахтёров и очень хорошо представлял, какие сложности ожидают наступающие войска в этой горно-лесистой местности. Но общим решением генералитета план Молы был отклонён, а за основу принято предложение Хосе Санхурхо. На обоснованные возражения генерала Мола, что де, для успешного развития наступления у него нет ни авиации, ни бронетехники в необходимом для этого количестве, ему твёрдо пообещали до начала наступления передать двадцать лёгких танков и одну эскадрилью бомбардировщиков, а после начала боевых действий выделить в его распоряжение ещё как минимум до трёх эскадрилий самолётов. На деле, вместо двадцати новых танков генерал получил только старые списанные итальянские танкетки и до Памплоны своим ходом смогли дойти только четырнадцать из них, а остальные сломались по пути следования. Да и дошедшие потребовали серьёзного ремонта, из-за чего начало Наварского наступления сместилось на одни сутки. И на первых порах эта вынужденная задержка показалась даже своевременным и правильным решением.

Генерал Мола в ярости сжал кулаки так, что даже костяшки побелели. Обещанные самолёты он так и не увидел. А ему бы хватило и одного бомбардировочного звена, даже не эскадрильи, но и этого он не получил! И с каким удовольствием он сейчас отдал бы под полевой суд своего начальника разведки, но и это невозможно. Тот уже получил своё, погибнув под бомбовым ударом вместе с подполковником Хосе Сольчага Зала. Вот его искренне жаль. Правая рука генерала, умница и подающий надежды военачальник, руководитель местного отдела «Рекете», он стал если и не другом, то единомышленником. Когда Эмилио Мола недоброжелатели «сослали» в Наварру, то рассчитывали, что генерал не скрывающий своих республиканских убеждений, уж никак не сможет в провинции пропитанной духом монархизма найти себе сторонников. Они жестоко просчитались! С подполковником Сольчагой, убеждённым монархистом и ярым националистом, генерал Мола сошёлся на почве их общего неприятия красного режима в Мадриде. Они вместе разрабатывали план наступления и Хосе Сольчага сам вызвался командовать первой дивизией Наварры, нацеленной на Ирун. Они оба знали, что первому батальону придётся идти в атаку на неподавленные пулемёты. Об этом своевременно доложила авиаразведка, но подавить истребителями баррикаду устроенную прямо на дороге никак не получалось. Кроме станковых пулемётов у защитников баррикады в большом количестве нашлись и ручные пулемёты «Льюис». Получив несколько десятков пробоин в фюзеляжах и крыльях, пилоты самолётов предпочли за благо ретироваться с поля боя на свой аэродром в Памплоне.

Но в армии всегда хватает тех, кого не жалко бросить в прорыв на верную смерть, пообещав выжившим полную амнистию за свои грехи. Вот и в этот раз по тюрьмам и гарнизонам Навары отобрали всякий никчемный сброд, не заслуживающий к себе никакого снисхождения и объявив их «добровольцами» отправили в атаку на пулемёты баррикады, вооружив только ручными бомбами и гранатами. Из тех трёхсот «добровольцев» не выжил никто, однако и до баррикады также никто не добежал. Проклятые республиканцы взорвали замаскированные мины и обрушили часть скалы, перегородив узкую дорогу. Даже танкетки пущенные в атаку не смогли преодолеть препятствие. Пришлось заняться расчисткой завалов и вот в этот момент произошла трагедия. Вся дивизия, изготовившаяся к наступлению и ожидавшая только сигнала к началу атаки неожиданно подверглась варварскому нападению республиканских самолётов! Генерал с трудом сглотнул тягучую слюну и перевёл дыхание, вспоминая скупые строчки донесения повергшего его в шок. Более двух тысяч погибших и пять тысяч раненых, из которых треть вряд ли выживет, а менее половины в ближайшее время сможет встать в строй. Ещё около пяти тысяч солдат, спасаясь от губительного пулемётного огня воздушных убийц и забыв о присяге, перебежали на французский берег реки. Где были арестованы и затем нагло интернированы французскими властями в спешно созданные лагеря. И проклятые лягушатники наотрез отказываются возвращать солдат назад в Наварру, до завершения этого конфликта. От когда-то полнокровной дивизии осталось менее двадцати процентов личного состава. Это не просто провал для отдельной наступательной операции, это настоящая катастрофа для всей северо-восточной кампании!