Черный дембель. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Я Чёрный дембель, твою мать!!

Я нахмурил брови, выпятил нижнюю челюсть, приподнял верхнюю губу.

Посмотрел на переносицу мужика и пробасил:

— Ха-ха-ха!

Бутылка с этикеткой «Советское шампанское» всё же упала на крыльцо: с глухим стуком. Я отметил: она не разбилась — замерла на краю верхней ступени. Я задержал на ней взгляд. Почувствовал толчок в грудь. С места не сдвинулся: на ногах стоял крепко. Услышал, как Варин гость сдавленно крякнул. Увидел, что мужчина покачнулся вправо и резко скакнул в сторону. Он чиркнул плечом по стене. Махнул руками. И неуклюже, боком сиганул с крыльца. В воздухе мелькнули коричневые сандалии и полосатый галстук. Их владелец не растянулся на земле — по-кошачьи приземлился на камни: на четвереньки. И тут же стартовал к приоткрытой калитке.

Я проводил мужика взглядом — следил за ним, пока он не скрылся за забором. Сощурился, посмотрел на спускавшееся к горизонту солнце, что замерло над крышей дома: того, что стоял через дорогу от дома Павловых. Подумал, что ночью эффект от появления «Чёрного дембеля» был бы лучше. Усмехнулся: вспомнил слова Артура Прохорова о том, что алкоголь в крови иногда работает лучше любых визуальных спецэффектов. Придержал ногой бутылку с шампанским — не позволил, чтобы она пересчитала ступени крыльца. Услышал щелчки отпираемых запоров. Дверь распахнулась. Я увидел на пороге дома Варвару Сергеевну Павлову.

Сказал:

— Здравствуй, Варя. Я вернулся.

Развёл руки — Варвара Сергеевна не бросилась в мои объятия. Она не взглянула ни на пряжку моего ремня, ни на кокарду и ни на аксельбанты — внимательно посмотрела мне в лицо, будто сразу меня не узнала. Я улыбнулся, разглядывал хозяйку дома. Отметил, что Павлова выглядела совсем девчонкой. Тридцатилетняя Варя сейчас не казалась мне «дамой бальзаковского возраста» (как однажды за глаза обозвал её Артур Прохоров). Я взглянул на её пухлые губы, на подбородок с памятной ямочкой. Стрельнул взглядом на неприкрытую халатом ложбинку на груди, на женские бёдра. Почувствовал, как забурлила в моём теле кровь.

Встретился взглядом с темными глазами восьмилетнего мальчишки — тот выглядывал из-за спины матери.

Я хлопнул себя ладонью по лбу.

Сказал:

— Совсем забыл!

Сбежал со ступеней, метнулся к сараю.

Вернулся к порогу дома с подарком в руках, снял с него купол из газеты.

Мальчик вытянул шею — посмотрел на торт.

— Ух, ты! — выдохнул он. — Сколько шоколада!..

Варвара Сергеевна тоже посмотрела на «Птичье молоко». Погладила сына по голове. Улыбнулась.

Заглянула мне в глаза и сказала:

— Здравствуй, Серёжа. Входи.

И сообщила:

— Мы с мальчиками как раз собирались пить чай.

Свой первый кулинарный опыт в условиях тысяча девятьсот семьдесят третьего года я признал удачным.

Торт получился превосходным, хотя его рецепт в незначительных деталях и отличался от оригинального. Мальчишки съели торт за один присест. Они уже постанывали от переедания. Но всё равно тянулись к блюду за очередным куском. Дети словно переживали, что пробуют подобное шоколадное лакомство в первый и в последний раз. Пришёлся по вкусу мой подарок и Варваре Сергеевне, пусть она и съела совсем чуть-чуть. Варя смотрела, с каким аппетитом уплетали торт её сыновья, и улыбалась. Я почувствовал, как её колено под столом прижалось к моей ноге.

— Дорогущий, небось, — сказала Павлова.

Я пожал плечами и ответил:

— Главное, что вкусный. Правда, пацаны?

Мальчишки закивали головами. Они заверили свою маму, что «в жизни такого вкуснющего торта не пробовали». Заявили, что с удовольствием на завтрак, на обед и на ужин ели бы только «Птичье молоко».

Очистив блюдо, дети снова завистливо и с восторгом взглянули на мои аксельбанты. Хором пообещали маме, что когда вырастут, тоже станут советскими десантниками — и что «все эти мерзкие пьяницы» будут от них убегать, «как от дяди Серёжи». Варя строго посмотрела на сыновей и сказала, что Степан Кондратьевич хороший человек. Добавила: «Когда трезвый». Взглянула на меня и сообщила, что «завтра вернётся из санатория жена Степана Кондратьевича» и «всё это закончится». Я поинтересовался, как часто Степан Кондратьевич ломился в дом к Павловым.

— Этот дядька только два раза приходил, — ответил мне Варин старший сын. — Сегодня и вчера.

— Приходят и другие? — уточнил я.

Мальчик кивнул.

— Почти каждые выходные являются, — сказал он. — Стучат, кричат, ругаются…

— Пьяные! — сообщил младший.

— … А мы им дверь не открываем! Прячемся.

Я сообразил: в прошлой жизни и не подозревал, что до моего возвращения из армии дом Павловых был объектом паломничества поселковых кобелей. Не сомневался, что Варвара Сергеевна и за порог не пускала подвыпивших женихов. Помнил, что Варя не переносила запах спиртного. То были последствия семейной жизни: её муж регулярно напивался и часто бил её и сыновей… пока не замёрз пьяный на зимней рыбалке. Насколько я знал, второй раз Варя Павлова замуж так и не вышла. Хотя только я дважды делал ей предложение. В первый раз — перед службой в армии.

Предложил ей «расписаться» и в этот самый день: двадцать четвёртого июня тысяча девятьсот семьдесят третьего года — в прошлой жизни. И оба раза Варя не согласилась.

— Старая я для тебя, Серёжа, — говорила Варвара Сергеевна. — Люди засмеют: и тебя, и меня.

А в ответ на мои пылкие возражения она лишь улыбалась и повторяла:

— Ты парень видный, Сергей. И добрый. Нормальную бабу себе найдёшь: молодую.

Я просидел во дворе около кустов сирени до наступления темноты.

Рядом с Варварой Павловой.

Поглядывал на одиноко стоявшую около веранды бутылку шампанского. Обнимал за плечи хозяйку дома. Безостановочно травил армейские байки — как и в прошлый раз. Варя слушала меня, улыбалась. Но иногда мне казалось, что улыбалась она вовсе не моим солдафонским шуткам. Потому что женщина то и дело вздыхала и задумчиво посматривала на окна комнаты, за которыми (с моего позволения) её дети примеряли около зеркала голубой берет ВДВ, украшенный отполированной до блеска кокардой со звездой.

В начале одиннадцатого Варвара ушла в дом — укладывала детей спать. Я остался во дворе в одиночестве. Но сидел не в тишине. От дома Павловых рукой подать до «главной площади» посёлка (до пустыря около водоразборной колонки). Там и сегодня собралась поселковая молодёжь. Я слышал голоса подростков, девичий смех, и тягучие звуки баяна. А вот бренчания гитарных струн не различил. Это значило, что Кир и Артур в том веселье не участвовали.

От Вари я ушёл на рассвете: до того, как проснулись её дети — не выспавшийся, но в хорошем настроении.

Варвара Павлова сегодня заступала на смену в третью городскую больницу. А я планировал, что пробегусь по городским инстанциям: выправлю документы. Помнил, сколько мороки с военкоматом и паспортным столом свалилось на меня в прошлый раз. Не надеялся, что управлюсь с получением паспорта за один день. Но рассчитывал, что уже в конце недели сдам документы в приёмную комиссию Новосоветского механико-машиностроительного института.

— Учиться, учиться и ещё раз учиться, — пробормотал я.

Шагал утром от дома Павловых, высматривал свежевыкрашенный синий деревянный забор. Пообещал Варваре Сергеевне, что по пути домой занесу Вариному вчерашнему гостю бутылку шампанского, которая всю ночь простояла на улице около веранды. Забор действительно оказался примечательным: отличался от прочих. А за ним, во дворе, я разглядел мотоцикл «ИЖ-56» с коляской — как и предсказывала Варвара. В этой коляске я и оставил бутылку с шампанским: положил её внутрь новенького мотошлема.

Всю неделю мама восхищалась теми переменами, что случились в моём поведении после службы в Советской армии. А отец, глядя на меня, озадаченно потирал затылок. Потому что я просыпался едва ли не раньше папы и мамы — совершал пробежку и занимался на турнике. Завтракал в компании с собиравшимися на работу родителями. А потом не шёл на реку с Кириллом и не ложился спать — днём я прилежно штудировал принесённые из библиотеки школьные учебники.