Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2 (СИ) - Токсик Саша

Среди добычи находится свежее издание Ахматовой и "Тёмные аллеи" Бунина. Советская власть в эпоху пресловутого "застоя", сняла запрет на многих своих идейных противников, отделяя "котлеты от мух". Не издавался только вопиющая антисоветчина, вроде замятинского "Мы" или "Окаянных дней" того же Бунина.

Недовольные, кстати, приняли эти уступки за слабость режима.

Особенно гордится Женька изданием с серой тряпичной обложкой с рисунком в виде угловатой скрипки. "Визит к минотавру" братьев Вайнеров.

"Можно, я сначала почитаю", — просит он.

Я не возражаю. "Товарный вид" из да одного прочтения не пострадает. Книги продаются "с рук" и даже весьма потрёпанное состояние, по словам моего знакомого "книголюба", покупателей не отпугивает.

— А с этой фигней я не знаю, что делать, — пожимает плечами Женька. — Взял одну на всякий случай. Ты про такого писателя вообще слышал?

— Много там "этой фигни"? — я беру книгу и чувствую, что у меня холодеют руки.

— Дофига, — выдаёт Женька. — полгода лежит уже. Не берёт никто.

— И где лежит? — вкрадчиво спрашиваю.

— В Голоносовке, — объясняет приятель, — это от Кадышева двадцать килОметров. У них в сельпо книжный отдел зачем-то сделали.

Объясните мне, как и для какой цели "Заповедник гоблинов" Клиффорда Саймака мог оказаться в селе Голоносовка, где средний возраст населения "шестьдесят плюс"?

В голове сотрудника какого НИИ статистики или торговли могла появиться подобная идея? Какие цели при этом преследовались? Сколько ещё таких негаданных сокровищ разбросано по всему необъятному Союзу?

— Поехали! — я понимаю, что это золотая жила, и пустить дело на самотёк не могу.

По просёлку мчимся в Голоносовку. Женька говорит, что есть короткая дорога и я по наивности ему верю. Получается ближе, но дорогой это не назовёт ни один оптимист. Мопед скачет по холмам, как заправский "эндуро", а я каждую минуту жду, что у нас отвалятся оба колеса и мы улетим в кювет. Однако, доезжаем.

Продавщица с усталым лицом узнает Женьку с порога.

— Вернуть решили? — вздыхает она, — я так и думала. У нас вообще не положено, но ладно…

— Нет, — говорю, — мы все заберём. Сколько их у вас?

— Батюшки-светы! — всплёскивает она руками, — сейчас посчитаю.

Книг оказывается тридцать две. Денег хватает впритирку. Для этого мне приходится добавить десятку, которую отложил как неприкосновенный запас.

— Зачем вам столько? — удивляется женщина, заворачивая каждую книгу отдельно в серую обёрточную бумагу.

Я прошу её этого не делать. Времени уходит на это масса. Меньше, чем через час Нинель будет ждать меня у редакции. Но продавщица продолжает, не слушая аргументов.

— В макулатуру сдадим, — говорю от досады я, — талончики получим на Дюма.

Женщина замирает с листком в руках.

— Не продам, — говорит она, — ишь, придумали! Люди старались, печатали! А они народное добро решили переводить, ироды!

Женька хватается за голову.

— Вот нахрена ты поехал, юморист?!

Приходится резко включать обаяние и объяснять, что мы из оргкомитета районного слёта юннатов-лесоводов. Ищем памятный подарок для участников: "Представляете, надо всем одинаковый, а то обидятся", и что книга подходит идеально: "Заповедник" же, нам прямо по теме".

Продавщица сурово вглядывается в нас. Мы тянем лыбу. Добавляю, что на макулатуру я бы лучше взял "Справочник по орошению пустынных серозёмов бассейна Аму-Дарьи", который слепая судьба тоже занесла на голоносовский прилавок. Он вдвое толще и дешевле на двадцать копеек. Аргумент срабатывает.

До встречи с Нинелью остаётся сорок минут.

— Женька, жми!

К Женькиному дому мы подкатываем в пять минут шестого.

К этому моменту я переполняюсь гордостью за отечественную промышленность. Основательные вещи делают в Советском Союзе. С большим запасом прочности.

Вместе затаскиваем книги. Ноша не очень большая, но увесистая. Женька расставляет их по стопочкам, помечая, где и за какую цену куплена каждая. Школьная тетрадь в клеточку наполняется пометками и примечаниями. Убеждаюсь ещё раз, в своём решении привлечь приятеля. Торговля для него как воздух, а для меня лишь возможность "подлататься".

Мопед меняет седока. Нинель я застаю на крыльце редакции, как и условились. Опасаюсь, что она будет сердиться по поводу опоздания, но репортёрша слишком погружена в собственные переживания.

На ней строгое вишнёвое платье с кокетливым разрезом и каблуки. Словно не в лес собралась, а в театр. Понимаю, что наши планы в отношении археологов совпадают, и мне становится смешно. Кому студентки, а кто охотится на крупную дичь. На самого профессора.

— Прокатимся, Нинель Юрьевна?

— Ты уверен, что это хорошая идея? — сомневается репортёрша.

Взгляд её говорит другое. "Выдержит ли? Вытянет ли твой Боливар такую роскошную женщину, как я?". Но после голоносовского родео я полон оптимизма.

— Гораздо лучше, чем туфли по просёлку бить, — говорю, — да вы не сомневайтесь, я аккуратно поеду.

Нинель вздыхает, словно решается на что-то немного запретное, но приятное. Например на второй кусок шоколадного торта.

— Ну, поехали…

— Сейчас, только сумку с камерой захвачу!

Лагерь археологов почти пуст. Дежурные объясняют нам направление, в котором находится раскоп. Перед финишем поддаю газу, и мы прибываем эффектно. Под треск двигателя и испуганный визг Нинели.

Мои новые подруги машут ладошками. Понимаю, что радуются не только мне, но и возможности оторваться от скучной работы, но всё равно приятно.

— Сейчас мы вам всё покажем! — говорит Юля и хозяйски берёт меня под руку.

— Тебе, — поправляю, — мы же договорились.

— Тебе покажем!, — к другой руке цепляется Надя.

Видно, что она не такая бойкая, как брюнетистая подруга. Но сейчас возмущена коварством однокурсницы и без боя сдаваться не собирается. Возникшее на ровном месте соперничество поднимает мои акции среди студенток на небывалую высоту.

Раскоп выглядит, как неглубокий фундамент дома, который целой толпой копают вручную. Ровные квадраты метров по восемь в каждую сторону разделены узкими стенами-бровками.

Студенты сидят на корточках и по сантиметру снимают дно детскими совочками. Если натыкаются на что-то, в ход идут зубные щётки и кисточки. Муторный и долгий процесс.

Романтика не здесь. Она в кострах, гитарах, самогоне из эмалированной кружки и поцелуях в малиннике. А здесь нудный труд, который интересен далеко не всем. Так что девчонки с удовольствием отлынивают.

— А здесь мы кости нашли, — рассказывает Надя, — наверное, здесь захоронение. Возможно, попадутся ритуальные предметы или украшения…

— Много костей?

— Целых две!

— За кости тоже сгущёнку дают, — вздыхает Татьяна, — только нас теперь сюда не пускают. "Слоны" сами копают.

Татьяне руки не хватило. У меня их только две. Поэтому она ходит чуть в стороне и много вздыхает.

"Слоны" — это самоназвание старшекурсников. Здесь они и охрана и главная рабочая сила и самые квалифицированные специалисты. Ядро местных "альфачей". Моё присутствие они, до этого момента, старательно игнорируют. Но сейчас мы приближаемся вплотную.

— Юль, пойди сюда! — выпрямляется один.

Узнаю утреннего знакомого Серёгу. Сейчас он не здоровается. Равнодушно так разглядывает, и всё.

— Ну чего тебе? — отвечает Юлька, не сходя с места.

— Подойди, говорю, — злится старшекурсник.

На Юльке синие трикотажные шорты. Она подходит медленно, с ленцой, старательно виляя попой.

— Пошли после ужина за земляникой?! — говорит Серёга. — Я полянку нашёл удобную. Тебе понравится!

Смотрит при этом на меня. Детский сад, штаны на лямках.

— Так после ужина темно уже, — сообщает наивная Татьяна, — как её собирать в темноте?