Евгений Белогорский - Труды Отечеству. Часть 1
- Мы будем защищаться! Мы обратимся к армии и народу! – громко воскликнул Шейдеман, но Эбер только вяло махнул рукой и чуть слышно, обречено произнес: - бросьте Филипп, это бесполезно.
Из всех присутствующих немцев, один только Ратенау не потерял голову от страшной картины расчленения страны и вежливо произнес, обращаясь к Алексееву:
- Продолжайте господин генерал, мы вас внимательно слушаем.
Верховный правитель благосклонно кивнул головой дипломату и продолжил говорить:
- Всё это господа я говорю не из желания запугать вас, а только для того, что бы вы лучше представляли себе всё то, что могут потребовать от вас при заключении мирного договора. Мы, конечно, попытаемся противостоять планам господ Клемансо и Черчилля, реализация которых сразу отбросит Германию на сто или двести лет назад, а это не в наших интересах. Как было неоднократно заявлено нашими представителями, мы видим Германию исключительно дружественной нам страной, единой и не делимой.
Пока наши войска стоят в рейнских землях, ни какого выделения их из состава Германии в том или ином виде не будет, это я заявляю вам со всей твёрдостью и уверенностью. Мы согласны на изъятие у вас земель Эльзаса и Лотарингии и только, ни какие другие кардинальные изменения ваших западных границ мы не приветствуем.
Что же касается восточных границ, то здесь я не могу дать таких же твёрдых гарантий. Англии и Франции очень нужно независимое польское государство, с помощью которого они смогут давить как на вас, так и на нас. Воспрепятствовать созданию независимой Польши мы не в состоянии. Выпущенный кайзером Вильгельмом из бутылки дух польской вольности уже невозможно загнать обратно. Сменив одни питательные дрожжи на другие, даже после гибели Пилсудского поляки заставляют считаться с собой.
Единственное, что могу обещать вам, то, что мы приложим все усилия для уменьшения аппетитов ваших новых соседей. Однако, вступая в конфронтацию с интересами Англии и Франции, мы должны знать что, помогаем дружественной нам державе и своему деловому долгосрочному партнеру.
В вагоне повисла напряженная пауза, которую опытный переговорщик Ратенау поспешил разрядить:
- Что потребуется от нас, для получения статуса дружественной страны, ради которой вы готовы идти в разрез со своими союзниками по блоку? Назовите ваши условия господа.
Дипломат спрашивал Алексеева, но ответ неожиданно пришел совсем с другой стороны стола. Говорил черноволосый кавказец, всё это время только внимательно слушал говоривших, как младший слушает старших товарищей.
- После заключения мира, мы намереваемся начать строительство, новых производственных мощностей в стране. Нам нужна полная уверенность того, что господа Крупп, Тиссен и другие германские промышленники окажут нашей стране всестороннюю помощь в модернизации наших старых заводов и оснащении новых предприятий. Ваши заводы нисколько не пострадали от военных действий в отличие от Англии и Франции, и полностью сохранили весь свой довоенный потенциал, как в военной, так и гражданской промышленности, а значит, сможете сделать это без особых для себя затруднений.
Оказывая вам свою поддержку на мирной конференции, мы хотим иметь твердую гарантию немецкого правительства, что после подписания мирного договора, наша страна получит режим наибольшего благоприятствия в торговле с Германией. И в первую очередь приоритет русских заказов в исполнении при размещении их на германских заводах.
Свои слова Иванов говорил неторопливо, словно взвешивая каждое своё слово, перед тем как сказать, от чего они звучали очень веско и весомо. Одновременно с этим в тоне говорившего не чувствовалось превосходства победителя над побеждёнными, а создавало впечатление грамотного торга между двумя равноправными партнерами.
- Готова ли германская сторона принять наши пожелания? – спросил Сталин, вперив свой прищуренный взгляд в Эбера
- Да, думаю да господин…, господин Иванов. Ваши условия вполне приемлемы для нас, и мы готовы принять их – быстро произнёс немец, торопливо заглянул в бумажку протокола.
- Тогда думаю, стоит закрепить наши намерения торговой декларацией, которая надеюсь, будет тем краеугольным камнем, на котором мы выстроим свои новые межгосударственные отношения. Текст декларации мы уже подготовили заранее. Прошу ознакомиться господа, мне кажется, там всё учтено.
Кавказец проворно протянул немцам двойной сколотый листок, плотно усеянный машинописным текстом. Уже с первых строчек документа, стало ясно, что под благовидным предлогом, на время своего строительства русские намерены подчинить своему влиянию всю промышленность страны. Особым пунктом среди прочих выдвинутых русскими условий стоял параграф, ставивший выполнение русских заказов германскими заводами в плане первоочередности выше собственных немецких заказов, не говоря о заказах третьих стран.
Подобная ставка русских на немецкую промышленность в своих планах преобразования страны была вполне понятна. Во-первых, они в полной мере использовали право победителя диктовать побеждённой стороне свои условия, пусть даже скрытые под красивыми словами, а во-вторых, они попросту шли уже хорошо проторенной дорожкой своих предшественников. Учитывая давнюю связь концерна Крупп с русским военным ведомством, который за сорок лет сотрудничества изготовил на своих заводах большее количество пушек русской армии и флота. Это был вполне логичный ход, гарантировавший Алексееву качественные и быстрые поставки всего необходимого оборудования.
- Мы хотели бы, более детально и углублённо изучит столь важный для нашей страны документ – сказал Ратенау.
- Конечно – с готовностью произнес Бахметьев – в вашем распоряжении два часа господа. Я прекрасно понимаю, что этого может быть мало, но извините, большего дать вам не можем поскольку, ровно через два часа наш поезд должен отбыть в Париж.
Немецкая сторона прекрасно поняла весь скрытый намек в словах русского дипломата, и через полтора часа документ был подписан и оформлен самым надлежащим образом. Алексеев и Эбер церемонно раскланялись друг перед другом, и поезд верховного правителя отбыл на запад.
Париж встретил русскую делегацию, толпой газетчиков на перроне, пасмурной погодой и «испанкой» охватившей к этому времени все страны Старого света. Красные глаза, высокая температура и надсадный кашель, сотнями сводили людей в могилу ежедневно по всей стране. С этой напастью французы отчаянно боролись, воздвигая на пути опасной эпидемии один санитарный кордон за другим.
Клемансо, который как хозяин встречи автоматически получал в свои руки пост председателя, не желал получить отсрочку в проведение конференции, что грозило переносом её в Швейцарию, как того хотел президент Вильсон.
Первая встреча победителей состоялась 20 марта во французском министерстве иностранных дел. Ближе к обеду на Кэ д, Орсе, перед старым зданием министерства выстроилась огромная вереница машин, чьи капоты были украшены флажками многочисленных государств. Первыми прибыли представители Японии и Китая, появившиеся на свет из автомобилей под громкие крики толпы и яркие вспышки газетных фотографов. Представители Азии были молчаливы и немногословны. Одетые в непривычные для себя костюмы европейской моды, они только вежливо улыбались и не спешили удовлетворить интересы газетной братии.
Уделив детям востока, ровно пять минут своего внимания и, разочаровавшись в них, репортеры в полной мере отыгрались на австралийцах, новозеландцах и канадцев прибывших в Париж как самостоятельные представители доминионов Британского содружества. Не избалованные вниманием прессы, они полностью ответили на все вопросы шумным потоком упавшие на их головы. Затем последовали индийские принцы в британской генеральской форме с огромными тюрбанами на голове и изящными восточными кинжалами на поясе, опаленные жарким солнцем юга, посланцы Южно-Африканского Союза, чопорные представители Ньюфаундленда, а так же арабы в своих неизменных полотняных бурнусах.
Все они несказанно рады своему приглашению на мирную конференцию, хотя появлением на ней были непосредственно обязаны исключительно Британии, желавшей иметь в Париже, как можно больше своих сторонников.
Однако всё это было лишь разминкой; не успели фотографы зарядить свои аппараты, как из подъехавших машин появились бельгийцы, итальянцы, сербы, греки и румыны. Вслед за ними прибыли представители Латинской Америки в своих традиционных расписных костюмах и огромных сомбреро. Прибыв в Париж; никарагуанцы, уругвайцы, эквадорцы и бразильцы, не столько собирались вершить судьбы мира, сколько желали продемонстрировать Европе своё участие в большой политике.
Первыми из числа «великой четверки» как окрестили местные журналисты главных участников Антанты, прибыли англичане. Ллойд Джордж как истинный джентльмен, несколько минут позировал перед фотографами, позволил задать себе пару вопросов и вместе со своим секретарём скрылся в здании.
