Ева Ночь - Вверх тормашками в наоборот (СИ)
— Да пусти же ты, — пыхтела она, выворачивая голову и встряхиваясь, как ошалелый пёсоглав. Изо рта рвался пар, оседая инеем на ресницах и растрёпаных прядях. — Что это было, Геллан? — спросила настойчиво и зло.
На полу зашлась в хриплом кашле Келлабума. Она задыхалась, хватала воздух ртом, словно не могла надышаться. Громко мяукнув, зашипел Сильвэй. Белая шерсть стояла дыбом, яростно дрожали усы. Крепкие клыки делали коша страшным.
— Не знаю, — ответил он Даре и поднялся. — Думаю, нам надо выйти. Да, Келл?
Муйба вяло повела рукой, но не ответила.
— Значит, можно, — прочитал её жест Геллан и спокойно подошёл к двери.
Не так-то просто было выйти наружу, но он налегал плечом и постепенно дверь сдавалась его напору: двигалась нехотя, толчками, расставаясь с тонкими пластинками наросшего льда, что трещали и падали осколками ему на голову, застревая в волосах.
Первым выскочил на волю Сильвэй, как только появилась щель, в которую он смог протиснуться. Краем глаза Геллан заметил, как Дара натягивает на себя тёплые вещи, бормоча под нос ругательства и подвывая: непослушные израненные пальцы не очень хотели слушаться хозяйку, но её это не останавливало. Он вышел вторым, Дара выскочила вслед, как шар из пращи.
Он стоял молча. Дара протяжно присвистнула. «Совсем как мальчишка», — подумалось ему, но говорить или делать замечания не хотелось: он смотрел на два десятка тел, что валялись неровным полукругом.
Падали большие снежинки. Крупные-крупные, как монеты. Лёгкие-лёгкие, как птичий пух. Ветер куда-то спрятался. Жутким голосом вопил Сильвэй: протяжно, громко, долго. Уши горели. Хотелось заткнуть их пальцами, чтобы не слышать дурного воя. Дару, казалось, эти звуки не тревожили. Она внимательно разглядывала бледно-голубое тело, лежавшее вблизи.
— У них нет лица, Геллан. И нет одежды. Они похожи на трупаков из фильмов ужасов.
— Космии, — сказал он кратко и провёл по волосам, вытряхивая острые льдинки, что впивались в пальцы. Боли он не чувствовал.
Неожиданно из-за туч прорвались лучи солнца. И всё вокруг засверкало, вышибая слёзы из глаз. Геллан смежил веки. Дара присвистнула во второй раз.
— Вот так он убивает дыханием, да, Геллан? — спросила растерянно и потёрла глаза кулаками.
— Не смотри, Дара. И зайди в дом. Я посмотрю, как там Савр с Ушаном, и вернусь.
Но девчонка вцепилась в руку железной хваткой.
— Не бросай меня. Я с тобой.
— Они уже не встанут. И не вернутся. Тем более, раз потеряли так много… своих.
— Не бросай меня! — она сердилась и вряд ли боялась панически.
Дара сделала несколько шагов вперёд, аккуратно обходя тела, и наподдала Сильвэю под зад.
— Харэ вопеть! — приказала кошу, и тот, наконец, умолк. Только шерсть стояла дыбом и дрожали усы.
Кош кружил, как зачарованный, и не мог оторваться от обхода, будто что-то держало его в тисках, сжимало и не отпускало.
— Космии, — это Келлабума вышла наружу и подтвердила его догадку. — Кто бы подумал…
— Но ты догадалась, — возразил ей тихо, не оборачиваясь.
— Не догадалась. Древний инстинкт сработал, не пойму уж как.
— В чём прикол, Геллан? — Дара теряла терпение и готова была поддать и ему, и Келлабуме, если они не перестанут разговаривать так, словно всё понимают, а она — нет.
— Мы никогда не видели их, — вздохнул Геллан. с большим трудом удерживаясь от дрожи, что нехорошо поднималась из желудка и вибрировала в горле. — И сомневаюсь, что кто-нибудь в этих землях встречал их последние пятьсот лет.
— Откуда тогда вы знаете, что это они? — спросила Дара, не отставая от него ни на шаг.
— Книги, легенды, старые рисунки…
— Ну… и в чём фишка этих тварей?
— Космии — горная нежиль, — неохотно пояснил Геллан. — Появлялись только в лютые морозы очень глубоко зимой. Идут на тепло, чутко реагируют на движение тёплых разумных тел. Их не убить металлом. Почти невозможно убить…
Дара спотыкается и хватает его за плащ, чтобы не упасть.
— Нас бы сожрали? — спрашивает без интереса, но Геллан чувствует: ей нужен правдивый ответ.
— В некотором роде… Космии высасывают часть мозга, а потом ты становишься ещё одной космией.
— Голубым холодным трупаком?! — Дара резко останавливается и сердито стряхивает снежинки с капюшона.
— Да.
Он заходит в грот и переводит дух: Савр и Ушан на месте. Стоят, застыв. Глаза Савра закрыты ушами. Слава диким богам: космии сюда не добрались. А может, и не собирались добираться.
— Ушан, — бормочет Дара и гладит осло. Животное не шевелится. — Геллан, они живые? — спрашивает испуганно, пытаясь ладонью тормошить то Ушана, то Савра.
— Живые. Застыли. Дай время — отойдут. Животные… умнее. Инстинкт выживания очень велик.
— Они как каменные, — руки Дары движутся непрерывно, теребят шерсть, но осло и конь стоят, как вкопанные. — Откуда берутся эти твари? Прям нашествие вымерших динозавров.
Геллан не знает, кто такие динозавры, но понимает, что с Дариной логикой спорить сложно.
— Я бы и сам хотел это знать, — говорит он твёрдо и сжимает челюсти до боли в висках.
Дара смотрит на него испуганно, а затем гладит по руке успокаивающе, как только что оглаживала животных:
— Ничего. Их уже нет. Димон расправился… А ты говорил, что нельзя убить.
— Я сказал: почти невозможно убить. И не мечом. Есть только один верный способ.
Дара склоняет голову и смотрит вопросительно. В глазах Геллана сквозит насмешка.
— Хоть в чём-то пригодилось мастерство убивающего дыханием.
— Солнечные камни, — догадывается Дара, и голос её падает, как снежинки в морозном воздухе…
Глава 47
Створки и трещины. Келлабума
Тело не слушалось, не отошло от оцепенения, но она заставляла себя двигаться. Переставляла ноги, вдыхала холодный воздух, двигала руками. К этим тварям не хотелось прикасаться, но бросать их здесь было нельзя, поэтому она стягивала тела в кучу, стараясь ни о чём не думать. пять бледно-голубых трупов, напичканных солнечными камнями.
— Не пропадать же добру, — криво усмехнулась она, подтягивая ещё одну нежиль к общей куче.
Геллан с Дарой возвращались из грота. Девчонка не поспевала за широким шагом мужчины, но вряд ли кто оторвал бы сейчас её пальцы от рукава, за который она держалась слишком крепко.
— Они оцепенели? — спросила кратко, не переставая делать свою работу.
— Да.
Она кивнула и попросила:
— Помогай.
Геллану удалось оторвать Дару от себя, и он молча принялся таскать мёртвый груз.
Дышать до сих пор было трудно.
— Вы… не оцепенели? — спрашивала и знала ответ.
— Нет, Келл.
Её это не удивило. Его тоже.
— Если бы не драко…
— Давай не будем об этом, — оборвал он, но она не послушалась.
— Ты бы не справился. Меч бессилен, а солнечных камней у тебя нет.
— Есть. Но не на такое количество.
— А ещё нужно было догадаться…
— Всё позади. Зачем сейчас гадать? — возразил Геллан муйбе и сердито показал глазами на Дару, которая внимательно следила за перебранкой.
Келлабума слегка пожала плечами и захлопнула рот: какая разница? Можно ничего не говорить: слова прорвутся наружу сами, когда придёт время. А вихрь подобрался слишком близко…
Дара куталась в плащик, дышала на озябшие пальцы, трепала по холке Сильвэя. Ей хотелось уйти, но она не смела.
— Я как кукла в дурацком спектакле, понимаешь? — разговаривала она с кошем, а тот смотрел не мигая, слушал и не шевелился. — Откуда берётся вся эта хрень, а?..
Геллан слышал её бормотания, но лишь крепче сжимал рот. Только бы не лезла с расспросами. Не сейчас.
— Ну вот и справились. — В голосе ведьмы звучало удовлетворение. Она деловито вытерла руки о тёмный подол широкой юбки и попросила:
— Отойди в сторону, сынок.
Дара подхватила коша на руки и попятилась, хотя стояла и так неблизко от погребальной кучи. Геллан сделал несколько шагов назад. Келлабума высекала огонь по-своему. Не выпускала язычок пламени из большого пальца, как Ивайя, а, слегка шевеля пальцами, нежно согревала воздух обеими ладонями. Казалось, она греет руки живым огнём или играет на пианино. Дара не могла оторвать взгляда от крупных крепких ладоней и пропустила момент, когда запылал погребальный костёр.
— Ты тоже огненная? — сорвалось у девчонки с языка.
Келлабума повернула к ней лицо, озарённое высоким пламенем. Снежинки припорошили плат на голове, отчего муйба казалась сказочной королевой из холодного царства.
— Слишком много огня, Дара? Любая стихия несёт как добро, так и зло. Всё дело в руках и сердце. А может, в большем. Намного большем, о чём не задумываются люди.
Костёр горел ровно и рвался в небо. Голубые тела таяли, не оставляя ни дыма, ни гари, ни копоти. Только камни солнца оседали ровным кругом на дно пляшущего огня — чистые, как слёзы.
