Ева Ночь - Вверх тормашками в наоборот (СИ)
Обзор книги Ева Ночь - Вверх тормашками в наоборот (СИ)
Ночь Ева
Вверх тормашками в наоборот
Все совпадения — случайны.
Все случайности — закономерны.
Глава 1
Дашка попадает в переплет. Дашка
Сегодня ма включила правильную училку, если понимаете, о чём я… Воспитательная функция у родителя женской особи заложена генетически или выработана годами борьбы с подрастающим поколением. То она добрый полицейский, то злой, то кнутом махнёт, то пряником приласкает. Это ещё можно как-то пережить. Но когда ма включает училку — сушите вёсла, господа! Поток морализаторских нравоучений не иссякаем, а за всеми нудно-правильными словами виднеется только одно: грязная океанская лужа пороков, посреди которой одиноким потрёпанным парусом стоишь ты, её ребёнок, не умеющий, а главное — не хотящий ничего делать, понимать и быть благодарным. Неблагодарная скотина, короче.
— Да-ри-я, — цедит ма сквозь зубы и пришлёпывает до плинтуса замороженным взглядом.
Мерзкое ощущение, блин. Ну, да. Не пропылесосила, в магазин не смоталась, уроки не выучила, музыкалку прогуляла, мусор не вынесла. Преступление века.
Разве понять ей, такой правильной и взрослой, что через неделю в школе — Осенний бал и мы готовимся к костюмированному маскараду с девчонками? Ну, увлеклись, сооружая наряды из разноцветных полиэтиленовых пакетов… Можно подумать, она сама — рраз! — и стала взрослой, никогда не делала глупостей и во всём слушалась свою маму. Бабуля, между прочим, мне рассказывала… Но маме лучше об этом не напоминать, а то нарвусь на лекцию, чем страдают старушки в древнем возрасте.
Противная «Да-ри-я», кстати, это я. В лучшие времена меня называют Дашей, но сейчас не тот случай.
— Ты о чём думаешь? — подозрительно спрашивает Великий Инквизитор и сверлит меня всевидящим оком. — И вообще, как ты стоишь? Распрями плечи, втяни живот!
О, даааа! Ну, вы поняли? Когда подходит к концу список прегрешений, воспитательный процесс перебрасывается на внешность. Сейчас она скажет, что я лахудра, впереди меня ждёт сколиоз, а если буду забывать втягивать пузо, то никогда не стану девушкой с красивой фигурой. Не такими словами, конечно, но суть та.
Машинально распрямляю плечи и втягиваю живот до чёртиков в глазах. Так сильно, что трудно дышать. Сейчас лучше не огрызаться. Время позднее, уроки не сделаны, учебники в сумку не сложены…
— Мусор, — укоризненно напоминает ма, и жутко хочется возмутиться. Ну, какой, на фиг, мусор?! Десятый час ночи, между прочим! А на улице дождь и грязь. А уроки не… ой, об этом лучше не надо…
Хватаю мусорный пакет, бросаю красноречивый взгляд: ма, ты гонишь родную дочь в темень! — и оскорбленным шагом удаляюсь в коридор. Уже шнуруя кроссовки, ловлю спиной окрик:
— И не надо на меня смотреть волком! Кто виноват, что ты никогда ничего не делаешь вовремя!
Угу. Правильно. Бей меня ногами, бей! А мусор, между прочим, можно и утром вынести. Сказать вслух я этого не могу, поэтому громко хлопаю входной дверью, понимая, что через семь минут меня ждёт очередная лекция о моём вызывающем поведении.
Никому лучше не знать, какие слова я бормочу под нос, слетая с третьего этажа…
На улице ещё мерзее, чем я думала. Мокрая пыль липнет к лицу. Свободной рукой натягиваю капюшон толстовки на голову и, прислушиваясь к чавканью грязи под ногами, бреду к мусорке. Ноги разъезжаются, и я с тоской думаю, что на ночь глядя ещё и кроссовки придётся мыть…
Сверкая зелёными фарами, мимо скользит жуткая тень.
— Мявк!
И тебе здрасьте, чудовище. Так и поседеть недолго в полном расцвете пятнадцати лет…
Оскальзываясь, подгребаю наконец к мусорке. Слава те, Господи… Размахиваюсь, объёмный пакет летит в тёмный провал, но это ещё не конец. Следом за пакетом, прямо в пасть мусорного бака, лечу я, поскользнувшись на мокром месиве. Чёрт, чёрт, чёрт! Теперь не только кроссовки придётся мыть, а и…
Это было последнее, что я успела подумать, перед тем как провалиться в темноту.
Глава 2
Не отвергай того, что падает на голову. Геллан
В охоте на мерцателей главное — выдержка. Не азарт, не твёрдая рука — это позже. Поначалу важно затаиться, расслабиться, слиться с природой. Позволить мимеям уютно устроиться на шлеме, плечах, в складках плаща. Подождать, пока Савр привыкнет к щекотке и перестанет подхрапывать и пританцовывать. И когда ночь станет частью тебя, когда мимеи, успокоившись, перестанут светиться, придёт момент истины. Ты почти не дышишь, мышцы расслаблены, а слух и зрение — обострены.
Вот чуть зашелестела трава, вот птица с тонким свистом вспорола крылом воздух… А вот появилась слабая мерцающая точка… Одна, вторая, пятая… Мила обрадуется подаркам. За мерцателей можно выручить кругленькую сумму, купить девчонке кружев и бархата, новенькие сапожки…И да, оставить одного ей на потеху — обещал, помнит…
Разноцветные огоньки ближе… дух захватывает: ах, как же их много! Жидкий огонь течёт по венам. Если всё пройдёт удачно, можно забыть о головной боли и не думать больше, где взять руны, чтобы пережить блуждающие бури… Можно купить ещё одну корову и…
На мгновение неожиданно всплыл полупрозрачный облик мамы. Размытый, нечёткий, словно в тумане. И её слова, сказанные однажды…
Ночная тишина треснула, как ветхая одежда. С диким скрежетом изогнулись мимеи, засветились ярко, ослепляя и оглушая одновременно. Они мигали и выли, как трубоносы, с шумом ломались и умирали…
Мерцатели кинулись врассыпную… Естественно. Теперь их не увидишь здесь год или больше. Ни здесь, ни на сотни верст вокруг. О, дикие боги!
Сломанные мимеи спружинили и бросили в него небесный груз. Савр всхрапнул и встал на дыбы. Но за несколько секунд до этого, изогнувшись, почти падая из седла, он успел схватить то, чем одарила его ночь. Хвала богам, на силу, сноровку и молниеносную реакцию он не жаловался никогда.
Куль, намертво прижатый левой рукой к груди, придушенно пискнул. Савр ещё пританцовывал на все четыре копыта, но уже не истерил. Хороший конь, тихо-тихо. Что же нам послали небеса?
Куль завозился и упёрся маленькими ладошками в грудь. Шаракан, это мальчишка!
— Ты откуда здесь взялся? — спросил он, пытаясь удержать брыкающегося подростка.
— Не взялся, а взялась, придурок! — огрызнулся подросток и ухитрился лягнуть его в бедро. Шаракан, в больное бедро! Судорога тут же скрутила правую сторону узлом. Он прикрыл глаза и, стараясь не застонать, медленно выдохнул. Затем осторожно притронулся к капюшону неспокойного «подарка». Сверкнули сердитые глаза, на руку упала тяжёлая коса. Так и есть. Девчонка.
Вот она снова открывает рот, чтобы визжать и возмущаться. Он быстро впечатывает ладонь прямо ей в лицо, чутко прислушиваясь к ночи. Крепкие зубы мстительно вгрызаются в мякоть, но боли он почти не чувствует: есть кое-что поважнее прокушенной ладони и сумасшедшей девчонки.
Комья земли летят из-под когтей, глухо шлёпаются и ложатся неровными кучками. Трава съёживается, скручивается и умирает от горячего дыхания. Глухо вибрируют искалеченные мимеи и начинают плакать тонко-тонко, почти неуловимо для человеческого уха. Но он слышит их плач страха и ужаса.
Фаэтон заносит на повороте, но эту наездницу трудно испугать или вышвырнуть прочь. Тонкий огненный хлыст цепляется за ночной воздух и чертит знак ступора.
— Геллан, Геллан… — ах, сколько власти и издевательской укоризны в этом голосе, от которого волосы невольно встают дыбом. — Отдай небесный груз — и отправляйся домой.
Ага, девчонка наконец притихла, замерла. Он чувствует её испуг и напряжение. Челюсти разжимаются, горячая струйка крови из прокушенной ладони течёт за рукав, но ему сейчас всё равно. Маленький небесный зверёк прижимается к нему, инстинктивно ища защиты. Не бойся. Никто не собирается тебя бросать в пасть огненной ведьмы.
— И тебе доброй ночи, о могучая сайна Пиррия.
— Отдай груз, выродок. — огненный хлыст рвёт темень на два полотна.
Гийны вспарывают когтями землю и дышат пламенным смрадом. Главное, чтобы Савр не струсил. Но конь стоит, как вкопанный, прикрыв глаза большими ушами.
— Ты не любишь церемоний, да, Пирр? И ты знаешь ответ. Тебе незачем было тарахтеть сюда, распугивая живность и губя природность.
Пиррия хищно скалится. Узкая ладонь сжимает танцующий огонь хлыста, в свете которого на мгновение вспыхивает кровавый камень, намертво впаянный в глазной зуб.
— Я пришла забрать то, что принадлежит мне! — Алые волосы поднимаются змеями, скручиваются в спирали и падают на плечи жидким тяжёлым пламенем.
Да она в бешенстве, о, дикие боги!
— Ты опоздала, Пирр. И прекрасно знаешь это. Небесный груз мой.
Он чувствует, как девчонка переводит дух и украдкой натягивает тёмный капюшон поглубже на голову. Прячься, прячься. Правильно.
