Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

— Понял.

Чем ближе к району боя, тем чаще приходится вызывать командиров группы, бьющихся в ущелье. Но пока никто так и не ответил. Моментами немного не по себе становится от такого молчания со стороны Рубина.

— Рубин-1, 102-му на связь. Рубин-2, 102-му на связь, — продолжал я запрашивать, продвигаясь всё ближе к месту боя.

По горизонту уже начиналась дымка, а облачность становилась всё ниже и ниже. Кое-где приходилось снижаться ниже установленной высоты, чтобы безопасно пройти между сопок.

— 102-й, двумя группами прошёл рубеж 2, — доложил я в эфир о пролёте второго поворотного пункта маршрута.

— Понял вас, — успел мне ответить ретранслятор.

И тут же пошли доклады от других групп, производивших высадку десанта — кто и куда полетел, кто и кого высадил и так далее.

— Командир, видимость падает, — сказал по внутренней связи Кеша.

— Вижу. Сколько до точки начала боевого пути?

— 4 минуты, — доложил Кеша.

— Включаем главный. Готовь аппаратуру, — дал я команду Петрову на подготовку к наведению управляемых ракет.

— Понял.

Прошли очередную горную гряду. Уже видно, как вверх подымается дым в районе входа в ущелье Харбакай. Теперь нашей группе пора разделяться.

— 102-й, отворачиваем вправо. Хорошей работы!

— Понял. Взаимно, — ответил я Бойцову, который повёл Ми-8 в степь Торвамдашта.

Нервное напряжение перед предстоящей схваткой уже давно не испытываю. Смотрю по сторонам и контролирую обстановку. Какая-нибудь пара духов, спрятавшихся в этих расщелинах гор с пулемётом или ПЗРК может много чего плохого сделать.

— 2 минуты до выхода в точку, — подсказал Кеша.

В кабине продолжался гул, а в эфире непрекращающийся радиообмен. Высадка продолжалась на других участках, и вряд ли кто-то сейчас думал, что одно из подразделений на краю гибели в огненной ловушке, устроенной духами.

— 451-й, прошли конечный. Площадку наблюдаем, — лениво произвёл доклад один из экипажей.

— 451-й, повнимательнее. Ветер крутит.

— Спасибо, мил человек.

Только мудрые вечные горы, покрытые снегом, будто смотрели на нас с укором, и я ощущал этот взгляд.

И тут же слева увидел, как начался «выход» реактивных снарядов. Казалось, не только земля завибрировала.

— Арта работает слева. Ухожу вправо, — проговорил я в эфир.

Отклонил ручку управления вправо и ушёл к самому подножью горного хребта. Отвернул так резко, что ведомый только и успел среагировать в последний момент на мою команду.

Винокура сразу всё понял и, буквально подскочил вверх, чтобы не столкнуться со мной. Я уверен, что остальные тоже бросились врассыпную.

Вот так и согласовывай спасательную операцию!

— 001-й, я 102-й. Иду по маршруту на точку Рубина. Кто слева сработал только что⁈ — высказался я в эфир.

— 102-й, команду «Отбой» дали. Не успеваем за вами, — передали мне с борта Ан-26, продолжающего висеть в воздухе и руководить операцией.

Впрочем, в столь крупном мероприятии такие казусы в порядке вещей.

— 102-й, Рубину-2, — сквозь доклады, прорвался один из командиров окружённых подразделений.

— Рубин-2, к вам группой из 6 «шмелей». Как обстановка?

Но вновь доклад командира утонул в других переговорах.

— 612-й, выход на боевой… Цель вижу!

— 912-й, слева на месте.

Такие доклады не в новинку. Но почему их так много именно сейчас!

До выхода в точку начала боевого пути уже осталась минута. Нужно точно знать, где находятся обороняющиеся.

Начинаем выравнивать строй с Винокурой. Пеленг вертолётов правый, интервал держим не больше 100 метров.

— Внимание! Отворот влево. Снижаемся, — дал я команду Винокуре.

Начинаем удаляться от основной группы. Их задача будет нанести удар по нашим разрывам, поэтому попасть надо точно. Для этого и будем использовать ПТУРы.

Продолжаем лететь вдоль ущелья. Облачность всё ниже и пытается нас «прижать» к земле.

— 102-й, низковато, — тихо проговорил Винокура.

— Терпимо.

Ещё два-три поворота и мы увидим перевал Харбакай.

— 30 секунд, — подсказывает Кеша. — Аппаратура готова.

— Понял, — ответил я и продолжил вызывать Рубин. — Рубин-1, Рубин-2, 102-му на связь.

Уже никакое целеуказание нам не успеют провести. Главное — чтобы обозначили передний край своих позиций.

— Рубин-2, 102-му! — громче запросил я в эфир.

— 102-й, ведём… в ущелье… 500 метров от нас на… обозначаем… — донеслась обрывистая информация до нас, но хоть одну цифру уже поняли.

— Рубин, дымами обозначай! — прорывался я сквозь постоянные доклады в эфире.

Как будто ретранслятор не слышит, что я не могу связаться с окружёнными.

— 345-й, высадил группу. Уходим.

— 817-й, передаю доразведку погоды…

— А ну все замолчали! — не выдержали нервы у командующего, и он прекратил столь плотный радиообмен в эфире.

Так мы и до анекдотов доберёмся.

— 102-й, обозначил себя дымом. Пуски были с юга и юго-запада, — предупредил командир группы.

— Понял. Выходим на боевой, — доложил я.

Яркое солнце показалось из-за облаков, слегка ослепив на вводе в разворот. Проходим одну сопку, перелетаем через другую. Ещё раз уходим влево, проходя над самим перевалом. Бросаю взгляд на землю. На фоне тени от моего вертолёта видны дымящиеся обломки наших Ми-24. Ещё один обгоревший вертолёт справа на склоне. Рядом с ним развиваются на ветру остатки купола парашюта.

— Точка выхода на боевой. Курс 350, — сказал по внутренней связи Кеша, и я выровнял вертолёт.

Прямо по курсу был один из опорных пунктов духов. Его даже не нужно разглядывать в прицел. Оттуда стреляют из всего, что может стрелять.

— Манёвр влево. 125-й — вправо, — подсказал я Винокуре.

Сначала разошлись с ним, потом снова сошлись. До точки пуска остаётся совсем немного. Кеша уже вовсю наводится, но постоянное маневрирование не даёт чётко прицелиться.

— 102-й, вижу вас, — сказал в эфир командир группы, отбивающей атаку.

Он даже начал задыхаться. То ли от бессилия, то ли от волнения.

— Марка на цели. Дальность 4.5.

Чувствую, как напряжение растекается по телу. Пальцы чуть сильнее сжали ручку управления, чем требовалось. От первой ракеты многое зависит. По её разрыву будут работать остальные.

— Пуск! — скомандовал я, и ракета ушла из направляющей.

Справа от нас, то же самое сделал и экипаж Винокуры. Видно, как его и наша ракеты, слегка встрепенулись и встали на нужный курс.

— Влево ухожу. Отстрел, — доложил я, отворачивая в сторону и освобождая место для основной группы.

Пара секунд и на склонах прозвучали два взрыва. Но вывести вертолёт не так уж и просто. Он упорно не желает отворачивать. Ещё и пробившееся солнце бьёт в глаза. К креслу слегка прижала перегрузка. Адреналин начал пульсировать вместе с висками.

— Командир, близко, — даёт мне подсказку Кеша, но тут же манёвренность возвращается и вертолёт уходит от склона.

Но теперь настала пора работать по-крупному.

— Разрыв наблюдаю. Работаем «вертушкой». Серии по 8. Паашли! — скомандовал ведущий ударной группы, выходя на боевой курс.

Ми-24 начали выстраиваться в колонну пар и заходить на цель.

— Точно по разрыву работайте! — разрывался командир группы Рубина.

Горы буквально гудели стрельбой. С земли, из рассыпавшихся по склонам укрытий, духи били из всего, что у них было. Пули разрезали воздух, как рой яростных ос, задевая фюзеляж. Металл звякал от попаданий, но серьёзных повреждений не было. Броня держит.

— Цель вижу! Пуск! И ещё атака! — отработал по склону НАРами и тут же дал очередь из пушки ведущий ударной группы.

Северный склон постепенно начал утопать в дыму и пыли.

Всей шестёркой мы образовали круг, радиусом в 3 километра. Всё, что было внутри, постоянно было под нашим огнём. Духи просто не успевали переносить огонь с одного направления на другое, тут же получая залп С-8.

Отработав по северному склону, в следующей атаке переходили на южный. Сделав два таких круга, я дал команду высаживать на северную часть группу спецназа.