Федор Вихрев - Смертный бой. Триколор против свастики
— Командир батальона двенадцатой гвардейской танковой дивизии майор Носатов. Кто такие? Документы!
— Старший лейтенант Маслов, Центр боевого применения армейской авиации, рядовые Амальчиев и Антонов. Два дня находились в окружении, вышли на вашу колонну, отрываясь от преследующих немцев.
Майор посмотрел наши документы.
— Так, сейчас не до вас! У меня горит темп наступления. Садитесь на следующую БМП, поедете с нами. По прибытии вас допросит особист, он следует со штабом полка.
Мы не заставили себя упрашивать. «Нашей» БМП командовал веселый сержант Мухин, явно контрактник. Бойцы его отделения отнеслись к нам по-братски и даже пополнили подрастраченные запасы патронов. Они объяснили нам, что в голове колонны идут БРМ-3, разведывательные машины на базе БМП-3.
— Откуда взялась танковая дивизия? Вроде в нашей армии их расформировали недавно?
— Как расформировали, так и сформировали. Всего несколько дней как.
Колонна шла достаточно быстро для гусеничной техники. Причем с высоты брони было видно, что далеко не вся она состоит из БМП, основную массу составляли танки. Расспрашивать солдат о цели путешествия мы не стали, секретность есть секретность.
Так прошло почти два часа. Дважды за это время мы нагоняли колонны немцев, состоящие из пехоты, автомобилей, повозок и легких орудий. При нашем приближении немцы вели себя по-разному. Часть начинала разбегаться, другие открывали огонь или пытались развернуть орудия. Эти попытки сопротивления давились быстро и легко. Слишком неравными были силы.
Я, сидя на броне, вместе со всеми стрелял и видел, как под моими очередями падают фигуры в форме цвета фельдграу. А еще, имея лучший обзор, давал советы Мухину, куда довернуть или стрельнуть из орудий.
А потом впереди появилась еще одна колонна, только на этот раз мы ее не нагоняли. Наоборот, она шла нам навстречу, и в ней явно присутствовала бронетехника.
По рации передали: «Без приказа не стрелять!»
Понятно. Опять штабные мутят. Но Мухин, который смотрел на колонну через увеличивающую оптику прицела, вдруг закричал:
— Хохлы! У них украинские флаги!
И тут же над всей нашей колонной понеслось:
— Хохлы!
Я не понимал, что происходит, но сержант, увидев мое недоумение, пояснил:
— Клейст окружен!
Теперь я понял, почему мы гнали безостановочно на юг, почему командиры так торопили. 12-я гвардейская танковая дивизия России шла навстречу танковой бригаде Украины, замыкая кольцо окружения вокруг Первой танковой группы Клейста. Хотя какая теперь танковая группа, после шестидневных боев и вчерашней бомбежки вряд ли у Клейста осталась хотя бы половина сил.
А навстречу нам уже несся рев из встречной колонны:
— Москали!
Потом мы обнимались с украинцами. Боевая техника стран-союзниц перемешалась, экипажи повылазили на свет божий, все кричали, кто-то стрелял в воздух, правда, это быстро пресекли.
Я не знаю, сколько продолжалось ликование, но постепенно накал страстей стих, а командиры поспешили пресечь дальнейшее развитие событий. Дело еще не закончено, нужно создавать фронт окружения и ликвидировать группировку Клейста. Вместе с главными силами дивизии подъехал и особист. Он выдернул нас троих из человеческого водоворота и опросил по одному. Видимо, подозрений в шпионской деятельности мы у него не вызвали, терзал он нас недолго.
А потом мы ехали назад. Нас направили в штаб армии, откуда мы должны были с оказией добраться до своего аэродрома. В тыл шел транспорт с ранеными и грузовики за боеприпасами и топливом для дивизии. Нам разрешили присоединиться к этой колонне. Сопровождать их выделили мотострелковую роту, в которую входило и отделение Мухина. Так что ехали мы со старыми знакомыми, уютно устроившись на броне.
Правда, особой нужды в охранении не было. Только больной на голову немец решился бы напасть на колонну на этой дороге. Навстречу нам сплошным потоком шли войска. Чего тут только не было: и БМП всех трех моделей, разные БТР и Т-80 с Т-72 и какими-то более старыми танками — я в них хуже разбираюсь, — и «саушки», и буксируемая артиллерия, и зенитно-ракетные комплексы от Стрелы-10 до С-300В, только Торов я не заметил. И старые зенитки С-60, против «мессеров» тоже сгодятся. Вместе с боевой техникой шла куча самых разных автомобилей, бензовозов, понтонных парков.
Все, теперь на фронте больше не будет тоненькой ниточки из кадровых частей. Сколько союзники могут выставить по мобилизации? Миллиона три-четыре? Наверняка не меньше. И вооружены они будут куда лучше Вермахта. Пройдет совсем немного времени, и мы пойдем на запад, погоним их к Берлину!
У одного из солдат зазвонил мобильник. Меня как током ударило. Коммуникатор я выключил еще позавчера, берег батарею, где ее в окружении подзаряжать.
— А что, телефоны заработали?
— Да уж дня два как. Только не везде берут.
Я выхватил из кармана телефон и поспешно его включил. Черт, как медленно грузится эта Windows. Наверное, никогда еще она не стартовала так долго. Включился. Нашел номер Ленки. Набрал. С минуту слушал длинные гудки.
— Сашка, ты где?
— Привет, моя родная. В армии, на Украине. Ты получила телеграмму?
В первый день войны я, не дозвонившись до Ленки и родителей, попросил Зубатова отправить им телеграммы.
— Получила. Как ты там?
— Все у меня хорошо, ты не волнуйся, служу на аэродроме, далеко от фронта.
— Прошу, будь осторожен!
— Конечно, родная!
— Мы с маленьким ждем тебя.
— С кем?
— Ой, ведь не хотела говорить! Не умею я хранить тайны! Сашка, я беременна!
— Лена, это же здорово! Ты моя милая! Давно узнала?
Шумы в телефоне стихли. Я взглянул на экран, значок доступной сети снова пропал. Ну, ничего, раз связь заработала, то в первом же городке наговоримся!
Броня нагрелась на летнем солнышке, лежать на ней было приятно. Я лежал и думал.
А ведь еще неделю назад я был совсем другим человеком. Жил для себя, ни за кого не отвечал, хоть и собирался жениться. Прошло всего семь дней. Но каких дней! Чего только за это время не случилось!
Я ведь стрелял в живых людей и расстраивался, если не попадал. И ведь не чувствую никакого раскаяния! Хорошо это или плохо? Наверное, плохо. Но все равно не чувствую.
А сколько я всего увидел! Этого не забыть. Пришлось заботиться о двух пацанах, вроде справился. Вон они на броне едут целые и невредимые. Теперь вот узнал, что скоро у меня будет сын. Почему-то я сразу был уверен, что родится мальчик.
Да, насыщенная получилась неделя. А что впереди? Война еще не кончилась… Но жизнь продолжается!
Максим Андреев. Выживальщик. Нижегородская областьОни ели рис с изюмом и запивали его киселем, когда в избу вломился пьяный Рустэм.
За его спиной маячила Ольга. Как всегда — высокая, стройная, фигуристая в своем немецком камуфляже. Только шикарной волны каштановых волос больше не было — лысую ее голову прикрывала только кепка болотного цвета.
— Сидите? Жрете? — поднял карабин Рустэм. Его слегка пошатывало. — Я вас на пост, между прочим, поставил. А вы сбежали!
— Ой, Русичек, ты сядь-ко, помяни Антипа-то, — встрепенулась баба Дуся.
— Сядь, карга старая! Поминки… Я сейчас вам устрою поминки!
— Рус, не кричи! — привстала было Маша.
— Сидеть! — рявкнул Командир.
В избе повисла мертвая тишина. Только ходики стучали. Тик. Так. Так-тик. Тики-таки, таки-тик…
— Кого хороним? Меня хороним? Я вам не Пушкин, чтобы меня хоронить!
— Господь с тобой, Рустэмчик! Чаво ж тобя-та? Антипа мы закопали! Антипа! — всплеснула руками баба Дуся. — Глаша вона отпевала седни с Манефой, твои ж помогали, спасибо им, да ты сядь, Рустамушка, сядь-присядь, помяни деда…
— Я? — пьяно посмотрел на нее парень.
— Сидь, внучок, сидь, лады ли на ногах стояти, калды вона горе како?
Рустэм кивнул, подтащил ногой табуретку, потом выдохнул мощным перегаром и запустил руку в миску с квашеной капустой.
— Накось, накось… — старуха по имени Глафира взяла сухонькими руками бутыль с самогоном и плеснула ему в эмалированную кружку. — Помяни Антипа, царствие ему небесное…
— Слышь… Старая! А ты меня помянешь, когда мой срок придет? — тяжело посмотрел он на бабку. Изо рта его падали капустные крошки и повисали на подросшей за неделю бороде.
— Да Господь с тобой! — замахала руками старуха. — Коль сдыхать собрался, ли чо? Молод еще, да вона басок сколь! Девки небось сохнут, а ты в яму-тоть зыришь! Аль захирял, чо ли? Дык я тобе баню стоплю…
— Не дребезжи! — рявкнул Рустэм. И ударил кулаком по столу. Потом обвел взглядом и старух, и Макса с Машей. Ольга же безмолвной статуей стояла в дверях, привалясь к косяку.
Баба Дуся и баба Глаша молча сидели, смотря на свои изувеченные долгой крестьянской работой руки, и перебирали ситцевые фартучки. Максу вдруг подумалось, что эти пальцы — узловатые, белые, старые — живут какой-то отдельной жизнью. Они, эти пальцы, привыкли работать и ни минуты не могли оставаться без дела. Им надо было что-то делать…
