Константин Калбазов - Бульдог. В начале пути
— Однако, Петр Семенович, коли нарушение выразилось в неоднократном повторении одного и того же, без должного замечания со стороны заметившего это и не упредившего, я думаю оно может посчитаться за одно. Как господа, согласны? — Закончил он обращаясь уже к дюжине гостей, обступивших их.
Молодежь занята танцами, жены внимательно следят за чадами, отцам же семейства остается только беседовать, выказывая степенность и чинность. Вообще‑то скучновато. Побеседовать и в иное время случится. Игральные столы все заняты. А тут вдруг наметилось какое–никакое развлечение. Испитие штрафной чарки, зрелище весьма приятственное, коли дело не тебя касается. Вот и потянулся народ.
Дюжина громогласно подтвердивших правоту Петра, быстро увеличивала свои ряды. Хозяин подал знак. Появился слуга с подносом, на котором стояло два серебряных кубка с изображением орла, вызвавшие недоумение присутствующих.
— Хм. Акинфий Никитич, не обессудь, — растеряно произнес Петр, — Как видно, присутствующие решили, что твой штраф можно уменьшить только вдвое.
— Ничего, Петр Алексеевич, и не такое выдерживал, — вполне уверено произнес Демидов, как видно вполне уверенный в своих силах.
— Э–э не–эт, Петр Алексеевич, — вмешался Мехоношин, беря в руки кубки. — Решение общества закон. Не так ли господа?
— Так.
— Истинно так, Петр Семенович, — тут же загомонила толпа, все еще не понимая подвоха.
— Второй кубок иному штрафнику, коий узрев нарушение правил не только не воспрепятствовал ему, но и своевременно не поставил в известность общество, — торжественно произнес хозяин дома, вручая кубки Демидову и молодому императору.
Похоже влип. Ну Механошин, подловил таки, старый лис. Ладно, попомнишь еще. Ничего, дело не новое и когда‑то очень даже привычное. Да и за последнее время и в росте и в весе прибавил. Но… Черт. Великовата чарка. Ой велика. Но отступать никак нельзя, тем более все по правилам.
— Ну что же, Акинфий Никитич, коли так, то за успех и за всю честную кампанию.
— За сказанное, Петр Алексеевич.
Неладное Петр почувствовал едва только его губы коснулись края кубка. Раньше рассмотреть это никак не получилось бы, тем более при свечах. Стенки кубка оказались толще, чем это могло показаться поначалу, а от того и содержимого в кубке было едва ли в треть. Ох хитрец Механошин. Это же он в кубок емкость из чистейшего стекла вставил. Не иначе как на всякий случай, для себя любимого. Сомнительно, что из этого кубка еще кому наливали, иначе слухи уж давно поползли бы.
Пил Петр стараясь не очень спешить, так как слишком скоро такое количество и косая сажень в плечах не осилит. Потом поблагодарил компанию за науку. Чем вызвал громкое одобрение своему поступку от всех присутствующих. Приятно знаете ли сознавать, что государь не больно‑то от тебя отделяется, хотя бы и на ассамблеях.
— Кубок‑то для себя держишь, — в самое ухо, поинтересовался Петр у Механошина.
— Не выдавай, Петр Алексеевич. Засмеют ведь и со свету сживут, — прикрыв рот ладонью, попросил хозяин.
— И не подумаю, — возмутился Петр, вдруг осознав, что окрыленная первым успехом компания может тут же пересмотреть результаты наказания.
А вот и хмель подкатывается. Это тебе не легкое молодое вино. Треть‑то она треть, да только и это вполне себе изрядно получается, при такой‑то крепости напитка. Пора уходить. Еще бы найти какой укромный уголок, дабы выполоскать все без остатка.
* * *На город опустилась вечерняя прохлада. После душного и затхлого воздуха в помещении… Блаженство. Нет, Механошин разумеется, предпринял необходимые меры и окна в доме были открыты, вбирая в себя свежий воздух. Вот только это мало помогало, ввиду большой скученности людей.
Впрочем, пока находишься внутри и уж тем более, когда наконец сбывается твое заветное желание и долгое время ожидания вознаграждается сполна, на подобные мелочи не больно‑то обращаешь внимание. Именно поэтому, вдыхая вечерний воздух и подставляя разгоряченное лицо, прохладному ветерку, Анна чувствовала себя на седьмом небе от счастья.
Девицы начинают посещать ассамблеи уже с шестнадцати лет. Она же в свои восемнадцать удосужилась побывать только однажды. Их Псков конечно не столица, но и там ассамблеи не редкость. Бывают они не только в самом городе. Каждый помещик с приличным достатком, считает своим долгом устраивать пышные приемы хотя бы раз в два месяца. Иным дай волю, так устраивали бы и чаще, но… Не они одни способны достойно принять гостей.
На такие приемы съезжаются все соседи из округи. Это великолепная возможность похвастать своими достижениями и богатством. Или же, показать всем и вся, что это поместье ничуть не уступит иным, а потому прошу любить и жаловать, не задирая чрезмерно свой нос.
Однако, так уж случилось, что ей на подобные мероприятия путь был заказан. Брат изредка появлялся в поместье, дабы навестить семью, и в очередной раз убедиться, что дома все хорошо. В это время они ездили в гости общаясь с ближними и дальними соседями.
Вот только его наезды, по какой‑то роковой случайности никогда не совпадали с ассамблеями в других домах. Их же поместье вечно выпадало из списка очередности проведения оных. Дворянское общество с легкостью вычеркивало Тумановых, ввиду систематического отсутствия хозяина. Ну право, не станет же все общество подстраиваться под одного непоседу.
Всеми делами поместья занималась Анна. В ее же ведении находилась и ткацкая мануфактура. Жена Ивана, милая, добрая и тихая молодая женщина, в этих делах ничего не смыслила. А вот хозяйкой была знатной, исправно содержала дом, воспитывала двоих мальчуганов и вышколила прислугу. Ничего удивительного, иному ее никто и не учил. Поэтому все обширное хозяйство и три деревеньки с пятьюстами ревизских душ, были в ведении Анны, молодой, но весьма предприимчивой особы.
Несмотря на это, согласно существующих правил, в отсутствии мужчины Тумановы могли себе позволить только пригласить соседей на званый обед. О том чтобы кто‑то из мужского пола остался на ночь не могло быть и речи, а от того не могло быть и вечерних приемов, как следствие и ассамблей…
— Анна, в последнее мое посещение усадьбы я просмотрел учетные книги, — избегая глядеть на сестру, глухо произнес князь.
— И что с того? — беззаботно улыбнулась девушка, в очередной раз вздохнув полной грудью.
Попутно ее охватило сожаление, что нельзя прямо сейчас закружиться прямо на набережной. Время еще не позднее, едва пробило десять вечера, однако людей на улицах не так чтобы и много. Так что, свидетелей такому поведению будет немного, а может и вовсе не сыщется. Но нельзя. Приличия не позволяют. Молодым особам пристало плясать и кружить только на ассамблеях или в танцевальных залах, с учителем.
— Я просмотрел все книги, Анна, — переводя взгляд на сестру, идущую с ним под руку, строго припечатал он.
— Ну и хорошо. В кои‑то веки решил поинтересоваться делами. Может все же займешься хозяйством. А то ведешь себя как недоросль какой.
— Анна.
— Что Анна? Пока жив был батюшка, ты все время учился, и близко не приближаясь к хозяйству. Женился, оставив жену в отцовском доме и опять весь в учебе, только наездами и бывал. Батюшки нет уже два года, твоя учеба в университете закончилась, от службы ты освобожден, но домой не спешишь. Ведешь себя как ветрогон. Сплошные разъезды, исколесил всю губернию, карты, женщины… Да, да я знаю все о твоих похождениях. Хорошо хоть Лена в неведении. Но ведь найдется какой доброхот, обскажет. А она, видит Бог, этого не заслуживает.
— Не уводи разговор в сторону. Ты знаешь, что за утаивание доходов, можно оказаться привлеченной по суду?
— Разумеется я это знаю, — с явным сарказмом произнесла девушка. — Ведь это я с десяти лет бегала за батюшкой хвостиком, а с шестнадцати взяла на себя заботу об имении. О твоем имении, между прочим. Так что, в этих делах я разбираюсь куда лучше тебя. Погоди. А к чему ты лазил по учетным книгам? Ты проигрался, — вовсе не вопрос, а догадка, или даже озарение, ну и гневный взгляд, куда же без него.
— Что за вздор, — отмахнулся Иван.
— Вздор? Ты же сам говорил, что тебе везет в играх и тех выигрышей тебе хватает и на жизнь и на твои исследования, от того и не пользуешься доходами от имения. Вот только ты ничего не исследуешь, а эта капризная античная богиня по имени Фортуна, имеет свойство отворачиваться от своих почитателей.
— Нет. Я не проигрался. И в твои учетные книги…
— Ах вот как! Мои, значит!? — Возмущенно оборвала брата девушка. — Тебе опять напомнить чье это имение? Да мое там только то, что ты посчитаешь нужным дать в приданное.
— Господи, ну в кого ты такая уродилась? И батюшка, и матушка были спокойными и степенными, ты же подобна вьюге или взорвавшемуся пороху.
