Дмитрий Казаков - Высшая раса
Оно смотрелось великолепно даже на столь невыигрышном фоне, как сегодняшнее небо. Этого бригаденфюрер не мог не признать. Величественно возносились к небу стройные колонны, формируя фасад, вполне подходящий для храма какого-либо из олимпийских божеств. Сжимала копье слегка попорченная пулями, но всё равно великолепная богиня Афина. Распахнула крылья на ее ладони готовая сорваться с руки Ника-Победа. Фигуры на фронтоне были плохо различимы, да Беккер особенно и не вглядывался, полагая, что там изображен какой-то сюжет из древнегреческой мифологии.
Грузно топая, словно слон, подошел штандартенфюрер Циклер. Бригаденфюрер так и не отпускал его от себя, сделав кем-то вроде персонального телохранителя. Штандартенфюреру это не очень нравилось, но ослушаться приказов армана он не мог.
– Как там саперы? – поинтересовался Беккер, не поднимая головы. Он знал, что минирование будет закончено не ранее чем через час, но все равно спросил.
– Работают, – гулко вздохнул Циклер. – Не ленятся. И зачем мы так рано приехали?
На этот вопрос бригаденфюрер не смог бы ответить при всем желании. Какое-то непонятное чувство заставило его утром покинуть теплое и сухое помещение и выйти на улицу, где погода более соответствовала октябрю, чем последнему месяцу лета.
– Была такая необходимость, – сказал Беккер, зная по опыту, что сомнения подчиненных в разумности действий командира нужно развеивать сразу. Иначе подобные мысли могут привести к непредсказуемым последствиям. – Присутствие армана необходимо, чтобы заключенное в здании недочеловеческое колдовство не могло повлиять на наших солдат.
– Ага, – Циклер кивнул, вполне удовлетворившись даже таким объяснением.
Где-то в проулке за спиной родился треск мотоцикла. Звук работающего мотора всё усиливался, пока не стих где-то рядом. Беккер не обернулся, а вот Циклер не удержался – посмотрел назад.
– Ого, офицер, – сказал он. – С охраной разговаривает. Ну и вид у него, однако…
Приехавшего на мотоцикле офицера, судя по всему, пропустили, и по мостовой затопали сапоги.
– Герр бригаденфюрер, позвольте обратиться, – прозвучал молодой, звонкий голос.
– Позволяю, – Беккер обернулся. Перед ним стоял совсем юный оберштурмфюрер, и лаза его светились преданностью.
– Донесение от штурмбанфюрера Хинге, – щелкнув каблуками, выпалил оберштурмфюрер. – С запада к Вене приближаются советские танки.
– Что? – В первый момент Беккер не поверил ушам. – С запада – советские танки?
– Они замечены в десяти километрах от города, – сказал молодой офицер. – Идут на Вену.
– Значит, они атаковали через Креме, – задумчиво промолвил бригаденфюрер, заставляя себя смириться с мыслью, что разбитые русские, получившие позавчера хороший урок, вновь осмелились напасть.
– Циклер, – бросил он, оборачиваясь к штандартенфюреру. – Проследите за тем, чтобы минирование было окончено, но без меня не взрывайте. А я пока в Тиргартен – организовывать оборону.
– Вот тебе и раз, – сказал Циклер, глядя на то, как командир усаживается в автомобиль.
Небо, словно отвечая ему, выплюнуло новую порцию влаги, и по мостовым и крышам Вены застучал по-настоящему сильный, не по-летнему холодный дождь.
Верхняя Австрия, окрестности замка Шаунберг
3 августа 1945 года, 10:22 – 11:07
Сорока кружилась над головой и орала, словно рыночная торговка, обиженная покупателем. Мелькало черно-белое оперение, и даже сырая погода не мешала птице выражать негодование.
Надоедливая птица привязалась к группе капитана Радлова час назад, почти в тот же момент, когда разведчики вошли в квадрат, очерченный на сегодня для поисков. Отпугнуть ее не удалось, и с присутствием верещащей птахи пришлось смириться.
Они обшаривали овраг за оврагом, лес за лесом, но даже плащ-палатки не спасали их от сырости. Дождь лил не переставая с середины ночи, и ветви при любом касании щедро делились с людьми влагой.
Сейчас группа отдыхала, собравшись под сенью огромного древнего дуба, где было немного посуше. Сорока умостилась в ветвях и, сверкая бусинками глаз, продолжала выкрикивать ругательства.
– Пальнуть бы в нее, – высказался рядовой Болидзе, с ненавистью глядя на нарядную птицу.
– Ага, и немцам сообщить, что кто-то с оружием вокруг их логова бродит, – лениво отозвался Петр. Он жевал травинку и предавался мрачным размышлениям, стараясь, чтобы пессимизм по поводу поисков не отразился на лице.
– Так она на нас немцев и наведет! – сказал другой солдат, узкоглазый и смуглый. Фамилия его была Моносов, а родом, как знал капитан, был он откуда-то из сибирской тайги.
– Нет, не наведет, – покачал он головой. – Сверхчеловеки эти не привыкли по сторонам смотреть да на всякие мелочи вроде сорок внимание обращать. Гордые шибко.
– А, ну-ну, – хмыкнул презрительно узкоглазый солдат, явно считавший умение замечать подобное признаком настоящего человека.
– Ладно, пойдем, – сказал Петр, поднимаясь. Земля под ним чавкнула, на плащ-палатке, на которой сидел, наверняка остался грязный след.
Он раздвинул резко пахнущие ветви какого-то кустарника и пошел вперед, стараясь как можно меньше шуметь. Вряд ли фрицы сунутся в лес в такую погоду, но кто знает, что взбредет в сумасшедшие арийские головы?
Вступили в небольшую лощину, сплошь заросшую орешником. Одним концом она уходила в лес, а другим – выбиралась на дорогу, идущую из Шаунберга на юг, в сторону Эффердинга.
В тот момент, когда сапог капитана ступил на коричневый грунт, со стороны замка донесся шум мотора. Приближалась машина, и, судя по тональности двигателя – легковая.
– Засаду устроим! – сказал за спиной Болидзе, и отчаянное желание боя слышалось в его возгласе.
– Посмотрим, – отозвался Петр. – Ты и еще трое – на ту сторону. Стрелять только после меня. Ясно?
– Так точно, – бойцы, растопырившись грязно-зелеными спинами плащ-палаток, перебежали дорогу и скрылись в зарослях.
Гул мотора стал громче, и на дорогу вынырнул черный «опель», смотревшийся неестественно нарядным на фоне мокрых зарослей и грязной дороги.
Решив, что вряд ли в такой машине везут рядовых солдат, Петр поднял автомат к плечу. Короткая отдача сотрясла тело, и раздался свист пробитой покрышки.
С другой стороны дороги открыли огонь Болидзе со товарищи. Петр видел, как паутина очередей тянется к машине. «Опель» вздрогнул и начал разворачиваться, словно собираясь лечь на бок, подставив под пули брюхо. Во все стороны летела жидкая грязь, из машины доносились испуганные крики…
Но за рулем сидел, судя по всему, опытный водитель. Он сумел сбросить скорость и погасить движение. Черная громада «опеля» замерла на самом краю дороги, упершись в траву породистым носом.
Дверцы распахнулись, и под дождь выскочили несколько эсэсовцев со штурмовыми винтовками. Быстрота движений подсказала Петру, что перед ним – сверхчеловеки.
Вместо того чтобы броситься в лес и уйти, как поступил бы любой на их месте, не зная количества противника и имея преимущество в скорости, они ринулись в атаку на засаду.
Штурмовые винтовки послали перед собой веер пуль, и эсэсовцы, низко пригибаясь, бросились туда, где сидел Болидзе.
– Огонь! – скомандовал Петр и дернул спусковой крючок.
Стрельба продолжалась всего несколько секунд и быстро стихла. Немцы, поняв самоубийственность собственной тактики, попадали на дорогу, и Петр надеялся, что хоть кто-нибудь из них убит.
За дорогой кто-то громко стонал, там явно зацепило одного из бойцов.
– Вот сволочи, – буркнул Петр, и рука его сама нащупала на поясе лимонку.
Он сорвал кольцо, выждал, сколько мог, зная, что малейшим шансом швырнуть гранату назад любой из эсэсовцев воспользуется гораздо лучше, чем обычный солдат, и бросил гранату. Затем уткнулся лицом в сырую и холодную землю.
Громыхнул взрыв.
Прошелестели над головой осколки, и Петр, крикнув во всю мощь «Вперед!», выскочил на дорогу.
Но сражаться оказалось не с кем. Немцев было всего трое. Одного положили автоматной очередью, а двум другим сильно досталось от гранаты.
– Проверьте, что в машине, – бросил Петр бойцам и перевел автомат на стрельбу одиночными.
Он знал, что сверхчеловеки гораздо более живучи, чем обычные люди. Его ППШ рявкнул три раза. Только после этого капитан полностью уверился в том, что одержал победу в маленьком, но от этого не менее тяжелом бою.
– Товарищ капитан, тут фриц! – крикнули от машины.
– Подождите, – махнул он рукой и двинулся на другую сторону дороги, где скрывалась вторая часть засады.
– Вот, Болидзе убили, – сказал Моносов, тяжко вздохнув.
Пуля попала грузину в горло, и в течение нескольких минут он просто истек кровью. На лице солдата застыло удивленное выражение, словно в последние моменты перед смертью он увидел нечто прекрасное, неземное…
