В. Бирюк - Стрелка
– У булгар-то кони, поди, послабее Ильиного Бурушки. Хоть бы вполовину тот свист Соловья-разбойника повторить — у них кони не спотыкаться будут — на сыру-землю попадают. Ну что, богатыри святорусские, насвистите мелодию?
Озаботились богатыри, закручинились. Взговорили они таковы слова:
– Всяких дурней видывали, всяку дурость слышали. А дурней тебя — ещё не было. Вчерась один всё допытывался: чего Илья с тремя дочерьми Соловья, Одихматьего сына исделывал? Но чтоб разбойничий посвист насвистеть, покрик евоный накричать… Да ещё для святого дела, для боя смертного с басурманами…
Муромцы, как оказалось, близко знакомы с медведями. В смысле: «хозяин леса» — каждому по ушам сплясал. Каждый из них выдал собственную оригинальную аранжировку. Разброс… от «Вы жертвою пали» до «Танец с саблями».
Тут малой притащил ведро бражки. За мой счёт, естественно. И мы заговорили за жизнь. За тяжёлую жизнь потомков односельчан великого русского богатыря.
– Он, бл…, пращур, мать его… Прости господи, что худое слово сказал — добрая у него матушка была. Да вот же вырастила на свою голову… и на наши все. Он-то — в Киев ушёл, а мы-то — тута! Какая морда прохожая не заявится — всяк норовит переведаться. Заколебали, Ваня! То насмешки шутят, то глупости спрашивают, то драться лезут. Всякому, вишь ты, лестно хвастаться: Я, де самого Илью Муромца из Карачарова уделал. Ваня, блин! Ни пройти, ни проехать! Как, ить ять, на речке той, на Смородине.
Мужики приняли ещё по одной, всплакнули над своей тяжкой долей и запели. На разные голоса, в разных тональностях, не попадая в ритм, такт и размер, но демонстрируя хорошую память — слова помнили все:
«А у той ли то у Грязи-то у Черноей,
Да у славноей у речки у Смородины,
А и у той ли у березы у покляпыя.
У того креста у Леванидова
Соловей сидит Разбойник Одихмантьев сын.
То как свищет Соловей да по-соловьему,
Как кричит злодей-разбойник по-звериному —
То все травушки-муравы уплетаются.
А лазоревы цветочки осыпаются.
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей — то все мертвы лежат».
Последняя строчка вернула их к моей идее боевого применения оружия массового поражения из арсенала противника их пращура. Идея была воспринята благосклонно. А вот дальше возникли разногласия: половина толковала о том, что надо стариков в селе порасспросить. Другие предлагали сразу пойти в Мордву, набить там морды, и вызнать у тамошних петушиных племён про их свист.
Готовность переправиться через реку и приступить к активному сбору этнографического материала, танцев, песен и прибауток — постепенно нарастала в коллективе. По мере усиления ощущения недопития.
Тональность высказываний всё более отдавала былинностью: «Развернись рука, раззудись плечо». И, конечно: «Как махнём слегка — будет улочка. Отмахнёмся мы — переулочек».
Приближающийся апофеоз градостроительства вызывал опасения. Пришлось раскошелиться ещё на два ведра. Карачаровцы и примкнувшие к ним ильи из других муромских селений, занялись увлекательнейшим делом потребления халявы, а я слинял по-английски.
Настроение было хорошее, а тут ещё знакомая физиономия замаячила.
Встретить здесь, за тысячу вёрст от дома, знакомого по Пердуновке… Как к родному! Полный восторг и расслабление!
– Боже мой! Кого я вижу! Маноха! Вот уж не ждал — не гадал! Радость-то какая! Здрав будь палач княжеский!
Маноха аж растерялся. Всё-таки, бурная радость при встрече с личным палачом Бешеного Китайца — явление не типическое. Несколько недоуменно разглядывая меня, он теребил свою густую чёрную бороду лопатой.
– Чего, не признал? Так это ж я — боярич Иван, сын славного сотника храбрых смоленских стрелков Акима Рябины! Да вы ж у нас в Рябиновке на постой останавливались! Там ещё князь Андрей с мачехой своей спорился. Когда ты её арфиста утопил. Потом я ножички кидал, а князь меч свой показывал. Там ещё мы с тобой насчёт грамотки говорили.
К концу монолога мой энтузиазм несколько спал. Можно сказать — умер. Поскольку я, хоть и с запаздыванием, но сообразил, что воспоминание о той грамотке Манохе могут быть весьма неприятны.
Тема, вроде бы, была закрыта. Но… «только мёртвый — не проболтается».
Он узнал меня, вспомнил. Теперь, пропуская бороду сквозь пальцы, соображал: чего со мной следует… сделать. Но начал не с той давней истории, а с особенностей текущего момента:
– И много вас здесь таких?
– К-каких? Рябиновских? Слуга мой до я.
– Смоленских. Сам князь подослал или кто из ближников?
Факеншит! Идиот! Я, конечно.
Я про себя думаю: «ах, какой я уникальный! Ах, какой я единственный, неповторимый, ни на кого не похожий!». А посторонние видят «ещё один из…». Из наброди, из бояр, из смоленских… Член множества. И распространяют своё отношение к данному множеству — и на члена. В смысле — на меня.
«Все мужики — козлы!» — типичный пример.
Смоленские с суздальскими не в ладах. Десятилетия княжеских усобиц. «Горячая война» — лет шесть как закончилась, но осталась взаимная подозрительность, ожидание гадостей с той стороны, готовность сделать такое же — со своей. Сдерживание, давление, работа с оппозицией… И, прежде всего — шпионаж.
И для защиты, и для нападения — нужна информация. А уж оставить без присмотра такое грандиозное мероприятие как Бряхимовский поход… Где ещё оценить реальную боеспособность и мобилизационные возможности? Смоленские соглядатые просто обязаны здесь быть.
Для Манохи я очень подходящий кандидат на эту роль. Типа, смоленские думают: сопляк, боярич — не боярин. Попадётся — взятки-гладки: молодь неразумная. Сынок Акима Рябины, который, типа, в опале. Мне позволительно даже намекнуть:
– Ребята! Я сам обиженный! Мы, молодая Пердуновская оппозиция, все как один, дружными рядами, спим и видим…
И войти к суздальским в доверие.
А что полез прямо к Манохе… Так княжеский палач — очень для сопредельной разведки интересный объект разработки. А что так вот прямо… — так наглый недоросль. Да ещё и выпивши.
Вот если взять этого петушка, кукарекнувшего не подумавши, в застенок… да расспросить… В войске и другие лазутчики быть должны…
Осознав собственную ошибку, я несколько задёргался. И попытался исправить совершённую глупость ещё большей: совершением благодеяния в форме предсказания.
Я ж прогрессор! Мне ж их будущее — далёкое прошлое! Да я всю их судьбу по учебнику истории знаю! Сща как предскажу!
– Никто не подсылал! Я сам пришёл! Кстати, ты ж к князь Андрею вхож? Ты бы предупредил государя, чтобы он сына своего, Изяслава Андреевича, в бой не пускал.
– С чего это?
– Ну… Сердце вещует. Вроде бы, будет княжич ранен. Мнится мне — стрелой или копьём.
– Ваши в спину ударят или из наших воров кто осмелится?
Мать моя женщина! Да что ж я сегодня одну глупость за другой леплю?!
Ведь понятно же: человек, который может такие вещи предвидеть — в деле. Член ОПГ, близкий к руководству. Или — член ДРГ. Вражеский агент, обладающий частичной информацией о готовящейся диверсии в форме покушения на убийство члена правящего дома. А вовсе не чудак-отличник по истории очень средних веков в высшей мере средней школе.
Взять да припечь. Огоньком по пяткам. Глядишь, что и интересное выплывет.
– Нет, что ты! Там же басурманы будут! В бою княжича ранят. Блазнится мне…
Тут из-под полога, где происходил воинский совет, густо повалил народ. Я старательно честными глазами «ел» Маноху, когда меня вдруг крутануло, и ко мне на шею кинулся восторженный Лазарь.
– Ваня! Спасибо тебе! Я всё как ты сказывал — князь Андрею выложил! Они там все… хаять меня. Дурень, де, молоко, де, не обсохло, едва из-под мамкиного подола, де, а уже войско вести…! А князь говорит: умно сказано, зерно есть, голова светлая. Только, говорит, мозгов добавить надобно.
Лазарь в восторге закружил меня на месте.
– Ваня! Князь! Сам! «Голова светлая»! Это ж ни кто-нибудь! Это ж сам Боголюбский! Пойдём, Ваня, нашим сказать надо, порадовать!
И он потянул меня к перевозу. Я извиняюще развёл руками и осторожненько, на каждом шагу ожидая Манохиного оклика:
– Стоять! Имать!
потопал за возбуждённым Лазарем.
В нашем лагере рассказ о военном совете был повторён раз двадцать. Каждый раз обрастая всё новыми подробностями. Подходили слушатели из других хоругвей, и Лазарь снова и снова пересказывал «в лицах».
Как многочисленное собрание «вятших» провело молебен перед чудотворной иконой:
– Она такая… чудотворная! Я даже расплакался!
Как начали спрашивать мнения, по обычаю начиная с младших:
– А я из хоругвенных — самый младший. А государь и говорит: что, по разумению твоему, боярич Лазарь, делать нам надобно, как победить супостатов безбожных? А я, с духом собравши, тайком перекрестивши, Богородицу поминувшии, ему в ответ, как Иван прежде сказывал…
