В. Бирюк - Стрелка
А остальные-то здесь зачем?! Численность изображать?! Чтобы на «полчище» — линия строя видна была?!
Воин должен убивать врага. А мы своих убитых хороним. Большинство из которых ни одного врага не убили. То есть — не-воины. Так зачем они здесь?!
Неправильно это…
* * *Неся эту… байдару с раненым командиром, обходя трупы, над которыми уже стояли столбами рои мух, пиная прибежавших откуда-то собак, жадно слизывающих лужи крови с песка, отгоняя обнаглевших ворон, норовящих выклёвывать мёртвым мозг через глазницы, посматривая, как мужички «на счёт три» выкидывают в Оку трупы язычников и мусульман, очищая приглянувшийся кусочек пляжа, я всё чётче понимал, что эта катастрофа — безвозвратная потеря половины личного состава хоругви — моя личная вина. Следствие моего… идиотского героизма.
Моя храбрость, явленная в Бряхимовском бою, была князем Андреем замечена и оценена. Публичная милость государя подняла мой авторитет, упрёков — не было. Но я и сам понял собственную глупость. Такой уровень потерь в личном составе нашей и соседних хоругвей были следствием моей личной слабости.
Я, лично и конкретно, не выдержал обстрела стрелами противника. Неприятного, но не разгромного. Просто — безответного. От чего и взбесился.
Прямо скажу — испугался. Страшно стало. Не совладал с собой. Как солдат в окопе перед танками. Хочется бежать. Хоть куда. Но сзади — овраг. А впереди — враг. И нестерпимо хочется двигаться, делать хоть что-то! Такая… храбрость от трусости.
Задёргался, засуетился. Велел Сухану метать сулицы. Указал убить какого-то местного «панка». И положить насмерть кучку простых воинов. Чем спровоцировал атаку противостоящего мордовского отряда.
Потерпел бы — они ещё с полчаса вялым стрелометанием позанимались бы. Лезть в драку, головы свои подставлять… никому особо не хочется.
После внезапной, массовой, «нечестной» гибели своих — они просто обязаны были отомстить. Начался настоящий, ближний, кровавый бой. Сеча. И тут я просто проспал! Пропустил момент общего, всего-то на пару-тройку шагов, отступления общей линии войска. «Потерял строй»! По нерасторопности, по невнимательности — оказался в окружении.
Там бы меня и должны были прирезать. Но я, со своими сильно крутыми воинскими навыками и «ходячим мертвецом», побил несколько много мордовских воинов. Потянув за собой в атаку хоругви Лазаря и соседей. Личным примером провоцируя обострение. Втягивая в «сечу лютую» именно моих людей!
Именно на такого «идеалиста без опыта» как Лазарь, мой пример и подействовал. Соседний-то командир — стрый Божедара — хоругвь в атаку не пустил. Лазарь полез вперёд — «наших бьют!». А Резан не мог оставить его посреди супостатов. Хоругвь пошла вперёд, сломала строй… Эти ж парни… Они ж копейщики-щитоносцы! Их же ничему другому толком не учили! Ведь сам же втолковывал: выжить — только купно. А их оторвало, разнесло в стороны.
«Топорники» мордовские возле меня — повалялись или разбежались, лучники — набежали. Когда бьют в упор, с 5-10 шагов… Мне ничего не оставалось, как кинуться на них. Потом народ, увлёкшись преследованием, ссыпался на бережок и резался уже там.
А это всё — не надо! Надо просто стоять, просто терпеть! Пока замысел князя Андрея реализуется. Противостоящие нам отряды мордвы были бы, после относительно спокойного, дистанционного по преимуществу, линейного боя, порублены и затоптаны с тыла. И мы смогли бы спокойно добить раненых врагов, поймать бегающих…
Анализ средневековых битв показывает, что потери сторон в бою — примерно одинаковы. Кратная разница возникает тогда, когда бой переходит в избиение. Когда одна из армий обращается в бегство, и их просто режут как овец.
Причин бегства три: существенное превосходство в вооружении (как у Кортеса против ацтеков), удачное тактическое решение (как у Ганнибала под Каннами), просто паника у врага. Или — их сочетание.
По тактике Боголюбский переиграл эмира. Дальше неизбежна резня «друзей эмира». Нужно было просто не мешать! Наши потери были бы значительно меньшими, у противника… пожалуй и побольше.
Вот же — и храбрецом меня зовут, и в воинском искусстве — умельцем, а это — во вред!
Просто явил я эти качества — не вовремя. Неуместно. И никто мне слова худого не скажет. Даже и матери через мою глупость убиенных мальчишек:
– Ты ж бился яро, старался. Ворогов множество посёк-порубил.
Просто никому невдомёк, что ненужный это был героизм, эти ярость да храбрость.
А князь Андрей, который понимает — тоже не скажет. Он от воина ума не ждёт. Были бы стойкость да ярость. Хоть что яви из этого — уже хорошо. А что не вовремя, не в лад… Победа-то за нами? — Ну и ладно. Герой? — Прославим. Как пример. Может, в другой раз пригодится.
* * *Бряхимовский бой был моим первым воинским боем. Заставил прочувствовать, примерить на себя долю рядового бойца. С огромным количеством тяжёлой, тупой, кажущейся бессмысленной, работы. С состоянием беспомощности, когда от тебя ничего не зависит. Даже и сама жизнь твоя. С постоянным дерьмом вокруг, неустроенностью, тревогой, страхом… С острым непониманием вокруг происходящего, с ненужностью даже и лучших чувств человеческих в походе, в бою.
Посидев на лодейной банке с веслом, постояв на полчище с копьём, потыкав в супостатов «огрызками», выкопав могилы для погибших и наслушавшись стонов раненых… Своих. Одностяжников. Ребятишек. Я напрочь избавился от… от «игры в солдатики», от радости при виде: «реют стяги над полками», от восторга выровненных, слитно, ровно марширующих парадных «коробок» военных отрядов.
Просто воображение позволяло представить себя самого — там, внутри, в …ом ряду, … цатым слева. И предвидеть, предчувствовать: они/мы, в большинстве своём — погибнут, они умрут впустую — не убив ни одного врага. Измучившись сами, испортив многое в себе и вокруг себя. Без пользы.
Солнце поднялось высоко, заливая своим теплом уже и Окское правобережье. Было жарко и тяжко. Тошнотворно-сладковато пахло кровью, тревожно-горьковато — пожарищем.
Надо было помочь нашим раненным и похоронить убитых. Вычистить оружие, найти новые штаны и сапоги, какую-то замену потерянному щиту и копью… Как-то вытащить Лазаря — я же обещал! Объясниться с Манохой. Не пропустить делёжку хабара и полона, что-то делать с полу-уничтоженной хоругвью, определится с собственной судьбой…
Бой закончился. А жизнь — нет. Даже этот день — ещё нет.
«Спите себе, братцы, — все придет опять:
Новые родятся командиры,
Новые солдаты будут получать
Вечные казенные квартиры.
Спите себе, братцы, — все начнется вновь,
Все должно в природе повториться:
И слова, и пули, и любовь, и кровь…
Времени не будет помириться».
Сладковатым тянет — от мертвецов.
В этот раз — не от меня.
Конец шестидесятой части