Александр Мазин - Легион против Империи
— Сам с ними пойду, — ответил префект лагеря. — Не беспокойся, легат! Тебе останется только открыть рот и сказать: «Доброе утро, принцепс!».
Глава седьмая
Рим. Палатин. «Доброе утро, принцепс!»
— Доброе утро, принцепс!
Коршунов даже не потрудился спешиться. Оно конечно неуважение к царственной особе. Но если ты намерен выкатить этой особе категорический ультиматум, то к чему глупые церемонии.
— Ты привел в Рим легионеров! — звонкий голос юного императора прозвучал гневно…
И неубедительно.
После тренированного легатского рыка. Но по сути — верно. Тем более, что Коршунов привел войска не только в Рим, но прямо на территорию Палатина.
— Ты нарушил закон!
— Сожалею, — без малейшего раскаяния ответил Алексей. — Я, знаешь ли, не совсем римлянин. И не все римские законы знаю хорошо. Мой брат Геннадий Павел знает их намного лучше. И что толку? Зато, император, я очень хорошо знаю другой закон: гость священен!
Сделал паузу, словно бы ожидая реакции Гордиана.
— Что ты имеешь в виду? — Похоже, речь Коршунова сбила его с толку. — Что еще за закон такой?
— Я сказал то, что сказал! — отрезал Алексей. И продолжил, размеренно и четко выговаривая слова, будто вбивая гвозди:
— Мы знаем этот закон! Я и мои воины! И еще мы знаем: тот, кто обидел гостя — преступил перед богами! Вот почему я и мои воины, узнав о том, что наш брат и вождь Геннадий Павел, вопреки божьим законам был лишен свободы и обречен на смерть, поспешили к тебе! Чтобы уберечь тебя от гнева богов, принцепс!
Гордиан справился с замешательством. И задрал кверху мальчишески-гладкий подбородок.
— Что еще за «гость священен»? Я вправе карать и миловать! Ты продолжаешь испытывать мое терпение, легат! Не хочешь ли ты испытать силу моего гнева?
«Отлично сказано, мальчик!» — мысленно похвалил его Алексей. Но вслух произнес другое:
— Гнев человека, даже вознесшегося на самую макушку этого холма — всего лишь гнев человека, — спокойно сказал Коршунов. — Ужель ты думаешь, что мы устрашимся его более, чем гнева Небес? Или ты, император, надеешься, что жалкая кучка петушков с черными гребешками, — жест в сторону чахлой цепочки преторианцев, — способна уберечь от гнева наших богов? Жаль тебя огорчать, император, но ты вновь ошибаешься. — И, прежним, командным голосом, по-готски:
— Копья — к бою!
Обычно эта команда отдавалась на латыни, однако готы-катафрактарии поняли ее прекрасно.
Миг — и линия конницы ощетинилась остриями копий.
Коршунов знал, как это выглядит. Железная стена в два с половиной метра высотой. И сверкающие копейные жала. И каждое будто смотрит прямо на тебя…
Железная стена угрожающе качнулась вперед (ровно один шаг лошади), качнулась и снова застыла. Одно слово — и катафрактарии двинут вперед, сметая и нервничающих преторианцев, и юного Августа, рискнувшего лично выйти к протестному электорату…
Ну да, Коршунов никогда не отдал бы подобной команды. Атаковать в сплошном строю сначала лестницу, а потом довольно-таки узкую (с точки зрения конной атаки) дверь — чистейшая глупость. Если понадобится применить силу, у Алексея наготове «спецназ»…
Но чтобы произвести впечатление катафрактарии — самое то!
Ах, какое они уже произвели впечатление! Можно было искренне посочувствовать и молодому Гордиану, и его многочисленным дворцовым «домочадцам», когда они утречком увидели на Палатинском холме грозные шеренги парфянских (доспехи-то персидские!) конных латников.
То есть это был сюрприз не только для Августа, но и для всей столицы, но во дворце его прочувствовали особенно остро.
Надо полагать, царедворцы даже испытали некоторое облегчение, узнав, что это не воины Ардашира, чудесным образом перенесенные в Вечный Город, а всего лишь когорты Первого Германского легиона.
Матушка императора тут же слилась в дальний чулан (дескать, решать подобные вопросы — дело мужчин) и там притихла.
Так что выстраивать диалог между властью и армией вышел префект претория.
Гордо так выступил, в окружении доброй полусотни подчиненных.
— Я — Гай Фурий Сабин Аквила Тимесифей! — провозгласил командир преторианцев[82]. — А тебя, легат, я не знаю!
— Это легко исправить, Гай Фурий… прости, забыл, как дальше. Мое имя Алексий Виктор Мильв, легат Первого Германского легиона. Ты удовлетворен?
— Первого Германского Императорского легиона! — внес поправку префект претория. — Хочу тебя огорчить, Алексий Виктор Мильв — ты более не легат! Император уже назначил другого легата, который…
— …который будет никудышным командиром! — подхватил Коршунов. — Так что не думаю, что это — хорошая идея.
— Почему это — никудышным? — Кажется, префект претория удивился. — Ты знаешь, кто это будет?
— Я думаю, — с улыбкой произнес Алексей, — не может получиться хороший легат из мертвеца. Так что я еще немного покомандую своим легионом. Что же до императоров, то меня сделали легатом целых два Августа: Бальбин и Пупиен. Я слыхал, их убили твои солдаты, префект? — Тимесифей побагровел открыл рот… Но Коршунов не дал ему высказаться. — Впрочем, здесь в Риме императоров убивают часто. Я бы, пожалуй, не согласился стать императором. А ты, Гай? Ты — хочешь?
Судя по выражению лица префекта, единственное, чего он сейчас хотел, это отделить голову Коршунова от туловища. Но с одной когортой преторианцев (вряд ли он располагал сейчас большими силами) выступить против целого легиона — это даже не смешно.
Вот почему префект взял себя в руки, а быка — за рога:
— Так чего же ты хочешь, легат?
— Для начала — поговорить с новым императором! — спокойно сообщил Коршунов и подмигнул префекту.
Тот сделал каменное лицо. Ей-богу, мужик отлично держался. Алексей его даже зауважал.
— Потом, если мы договоримся, — ровным голосом продолжал Коршунов, — я бы хотел накормить моих людей. Мы ведь не на войне, префект, верно? — Алексей сделал многозначительную паузу. — А раз так, что завтрак должен происходить вовремя. Надеюсь, моим воинам сегодня не придется самим добывать себе завтрак?
Вдоль железных шеренг будто ветерок пробежал. Легонький такой гул сотен негромких, приглушенных масками-забралами голосов. Ах, с каким бы удовольствием эти парни, с храбростью которых могла конкурировать только их алчность, поискали бы себе завтрак в этих прекрасных дворцах!
Судя по физиономиям преторианцев, зловещий гул не прибавил им оптимизма. Но лицо префекта осталось непроницаемым.
— Я спрошу принцепса, захочет ли Он говорить с тобой!
— Уж будь любезен! И пожалуйста поторопись! Мои люди голодны!
И вот теперь единовластный (во всяком случае — юридически) господин Великой Римской империи стоит перед восседающим на коне мятежным легатом и очень-очень беспокоится! Нет, всё-таки они обнаглели от собственной мировой власти, эти могучие римляне! Город — без стен. Император — практически без охраны…
— Геннадий Павел Кальва! — четко произносит Коршунов. — Немного загостился в твоем доме, принцепс! Он опоздал на нашу встречу, однако я готов подождать его еще… — Коршунов достал из сумки соларио[83], карманные часики жителя столицы. — Еще некоторое время. Не более часа.
Сделал знак рукой — и опущенные копья единым движением обратились к небу.
Преторианцы сомкнулись вокруг Гордиана, и император удалился.
Время пошло…
Глава восьмая
Палатин. Переговоры на высшем уровне
— Сальве, совершенный муж!
«Надо же, — подумал Черепанов. — Какие мы стали вежливые! „Совершенный муж“. Неплохая карьера для государственного преступника. Надо полагать, Лёха с братвой уже здесь?»
— Твои вещи, совершенный муж!
Вчера у него забрали всё, кроме туники и набедренной повязки. И даже пожрать не дали! А ведь это законное право осужденного на смерть.
Ого! Вернули не только одежду, но и драгоценности. Даже кинжал. Что же, мы больше не в опале?
— Позволь, я помогу тебе надеть тогу!
Черепанов благосклонно кивнул. Его домашний раб справился бы с этим делом намного лучше, чем преторианский опцион, однако сам Геннадий не справился бы вовсе.
— Принцепс желает тебя видеть. Следуй за мной, совершенный муж!
Принцепс или его мамаша? Или оба вместе? Хотя какой смысл гадать? Скоро всё станет ясно.
И стало.
— Я в затруднении, Геннадий Павел, — мягким, почти нежным голосом произнес повелитель Великой Римской империи.
