Шарлатан 3 (СИ) - Номен Квинтус
А Иосиф Виссарионович расспросил меня (дома, в Кунцево, в неофициальной обстановке) о том, как я вижу будущее вычислительных машин, затем поинтересовался, требуется ли какая-то специальная помощь для скорейшего пуска завода Карачевского завода, а затем, уже под конец нашей довольно непродолжительной беседы он спросил:
— Вот скажите мне, товарищ Шарлатан, как это у вас получилось изготовить вычислительную машину, которая, по словам товарища Берга, в десять тысяч раз считает быстрее, чем машина товарища Лебедева?
— Аксель Иванович все же немного в цифрах ошибся, наша машина считает в двадцать пять тысяч раз быстрее его БЭСМ. Но это даже специального технического объяснения не требует, все и так понятно. Товарищ Лебедев старался сделать свою машины как можно быстрее… как можно скорее, и вообще не думал о том, из чего он будет ее делать, а брал то, что уже в производстве имелось. Мы вот так же свою деревню перестроили, Кишкино, я имею в виду. И так же в Ворсме дома начали строить, в Павлово и немного в Горьком. Получалось в целом неплохо, но… медленно получалось и дороговато. А вы, имея перед глазами Кишкинский опыт, не бросились его повторять, а обдумали — и потратили три года на создание целой индустрии стройматериалов, и теперь дома строятся и гораздо быстрее, на порядки быстрее, чем раньше, и заметно дешевле — но при этом они стали куда как более удобными для людей. А я поступил так же: посчитал, что машину, раз в пять превосходящую нынешнюю машину Лебедева, мы могли еще два года назад сделать, но получилось бы у нас дорого и не очень и хорошо. Поэтому мы продумали первым делом вопрос о том, что на самом деле нужно для постройки настоящей вычислительной машины и три года просто создавали требуемую технологическую базу. А создавая ее, мы думали и о том, как в будущем на этой базе можно получить максимально качественный результат. У Лебедева платы инженеры кривыми руками рисуют, а у нас отдельное производство, причем высокотехнологичное, для этого создано. И его платы на более высокой частоте просто работать не смогут из-за перекрестных помех, а у нас трассировку плат делали подготовленные радиофизики, все побочные эффекты учитывающие — и мы вышли на рабочую частоту в триста мегагерц, а у Лебедева просто потому, что печатные платы никак специалистами не обсчитывались, понять частоту больше сотни килогерц в принципе невозможно.
— То есть если дать товарищу Лебедеву вашу… элементную базу, он тоже сможет быстро достичь вашей производительности?
— Нет. В ближайшие года три, а, скорее, даже в следующие лет пять — точно нет. У нас сама элементная база разрабатывалась в тесной привязке к архитектуре создаваемой машины, например, сигнал, идущий от желудя — это у нас используются лампы такие, желудевого типа…
— Да, я знаю, что вы называете желудем.
— Так вот, сигнал с лампы без заметных искажений может идти на расстояние в районе семидесяти-восьмидесяти сантиметров, причем только по специально спроектированной линии. У нас расчетом топологии печатных плат занимаются целиком кафедра в университете, кафедра радиофизики, и еще столько же народу делает то же самое в политехе. Но это — специально обученные таким расчетам люди, а чтобы Лебедев или Рамеев могли так же платы рассчитывать, нужно студентов минимум три года такому обучать. Еще время на разработку самой машины им потребуется… нет, не смогут.
— То есть вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что отменять работу Рамеева или Лебедева нельзя, они придумывают очень интересные и перспективные архитектурные решения, а вот превращать архитектуру в готовые изделия — просто не их работа. Мы ведь тоже не сами все придумали, а, можно сказать, творчески переработали то, что они придумали. Как у нас в строительстве: да, товарищ Ильгаров в Ворсме разработал прекрасные жилые дома — но чтобы их начать массово строить, страна долго и упорно готовилась.
— Ну, насчет строительства я понял, спасибо. Тогда последний вопрос: Аксель Иванович желал бы в максимально короткое время получить хотя бы одну вашу вычислительную машину.
— Вот заработает завод в Карачево — и он получит машин столько, сколько захочет. То есть… некоторое количество получит, но если он изыщет какие-то дополнительные средства, я бы посоветовал ему еще один такой завод уже для себя выстроить. Вы же сами сейчас понимаете, что машин много никогда не будет…
На этом мое общение со Сталиным по поводу вычислительных машин закончилось — и я искренне надеялся, что надолго. Но, похоже, в чем-то я Лебедева перехвалил и теперь приходилось еще и перфокартами заниматься… слава богу, не мне. Но все равно было обидно, что в политехе грамотные специалисты тратят свое время и знания на всякую фигню вместо того, чтобы заниматься «настоящей» работой — однако, как я уже успел понять, начальству нужно живьем показывать то, что превращает «ненужных товарищей» в моральные ничтожества в глазах этого начальства — и я старался именно этим и заниматься.
А заниматься именно этим после учреждения факультета вычислительной техники стало куда как проще. Вообще-то его «учредила» Зинаида Михайловна — сразу после того, как я ей рассказал «о трудностях составления программ». То есть она просто поехала в Москву, поговорила с министром просвещения — и «вопрос утрясла». Ей это было сделать очень просто: в СССР общего министерства просвещения просто не существовало, а Минпрос РСФСР юридически был «на одном уровне» с Минместпромом — а уж по «могуществу» местная промышленность на голову выше «просвещенцев» была. И когда Зинаида Михайловна рассказала Ивану Андреевичу Каирову, что стране и конкретно министерству просвещения может обломиться после такого незначительного в рамках всего министерства изменения учебных курсов, вопрос решился буквально за минуту. Причем не только в отношении Горьковского университета, в РСФСР одновременно более чем в десятке ВУЗов такие факультеты были организованы,, а уж отдельных кафедр на математических факультетах появилось чуть ли не полсотни. Даже в каждом педагогическом институте они были созданы — но, понятное дело, Горьковскому университету «досталось больше всех»: Зинаида Михайловна тут же и строительство отдельного корпуса профинансировала, да и на исследовательскую работу копеечку не пожалела. Все же матмех очень неплохо своих студентов готовил, его выпускники прекрасно понимали, зачем математика нужна стране.
В конце февраля мне из политеха принесли, наконец, давно заказанное устройство. Даже два устройства принесли, хотя второе я вообще ожидал увидеть в лучшем случае в конце года. Но в начале прошлого года в Москве наладили массовое производство полупроводниковых диодов ДГ-Ц1, и массовость им помогло обеспечить тесное сотрудничество с Горьковсим заводом электронных ламп: у москвичей были серьезные проблемы с получением от смежников керамических корпусов, а горьковчане в цеху, где изготавливались панельки для «желудей», любую малогабаритную керамику могли хоть вагонами выпускать. И взамен из Москвы разработчики вычислительной техники получали готовые диоды в очень приличных количествах. А когда москвичи перешли на стеклянные корпуса для своих диодов, они в благодарность за прежнюю помощь (которая помогла им несколько орденов заработать) поставки готовых диодов в Горький даже увеличили, в том числе и потому, что в Горьком заводы местпрома (и не только они) москвичам и часть оборудования изготовили (и продолжали изготавливать для следующей производственной линии), и довольно дефицитный кадмий поставляли и много очень нужного для производства диодов свинца, которые извлекались из пиритового огарка на заводе в Скопине. В общем, все были взаимно счастливы — а в политехе ребята, пользуясь «диодным изобилием», изготовили диодную матрицу для знакогенератора. Могучую такую матрицу (и довольно дорогую, ведь каждый диод стоил по два рубля): в ней больше восьми тысяч диодов стояло. Зато с ее помощью парни разработали алфавитно-цифровой монитор. Пока что с довольно скромными параметрами: двенадцать строк по сорок восемь символов — но и такой уже был настоящим прорывом. То есть даже сам по себе монитор с клавиатурой был прорывом, но ребята сделали вообще «все правильно»: к монитору прилагался контроллер (или к контроллеру монитор, что было все равно), и с помощью этого контроллера устройство можно было присоединить через стандартный интерфейс в существующему уже каналу вычислительной машины. Или в к другому устройству с таким же интерфейсом — и вот последнее было для меня самым интересным потому что буквально несколькими неделями раньше другие ребята закончили изготовление накопителя данных на магнитом диске.
