Выпускник. Журналист (СИ) - Купцов Мэт

Марина замученно вскрикивает и падает лицом на стол, плачет.

Не пойму только от радости, или печали. То ли расстроилась, то ли наоборот отпустило ее.

— Томилина — мать Максима Звонарева. Из–за того, что сын «прославил» ее фамилию, женщинепришлось взять свою девичью, чтобы ее не связывали со Звонарём. Так что, Макар, вы ей прямо в руки внучка отдали.

— Я не знал.

— Знали–не знали, а чутье вас не подвело.

— Можете увести Ольховскую, — дает распоряжение майор, и Марину уводят.

— Её задержали?

— До установления всех деталей происшествия. Дает показания, касающиеся смерти любовника, следователю по уголовным делам.

— Где ее нашли? При чем здесь Игнатов? Его взяли? С валютой?

— Взяли. Сначала отдали валютчикам, а теперь вот выясняется, что судить его будут еще и за убийство, и за создание ОПГ.

— Убийство? — сглатываю ком в горле.

— Он главный подозреваемый в деле Звонарева.

— Вот значит, как? Деньги не поделили?

— Судя по всему, женщину.

В голове не укладывается. Этот лошок Григорий Игнатов, друг и бывший однокурсник Ольховской — убийца ее любовника и отца Вани.

Смотрю вопросительно на майора, он на меня.

— Зачем тебе знать подробности дела? Всё равно ты об этом никогда не напишешь.

— А вдруг на пенсии я примусь строчить мемуары. Появятся волшебные печатные машинки, будут называться компьютерами, они будут хранить в себе всю информацию, и их клавиатуры будут настолько комфортны и быстры, что я буду строчить днем и ночью.

Майор смотрит на меня как на чужестранца, легкая улыбка касается его губ.

— Ника Королева работала на нас. Сколько себя помню, сначала ее отец, потом она. Но как ты понял, дамочка она не из простых, поэтому в какой–то момент задрала таксу, и начала нанимать своих людей, для выполнения заданий. Когда однокурсница просила ее подсобить с работой, Ника устроила ее через своего отца внештатным корреспондентом. И отправила на задание, собирать материалы по спекуляции, набирающей обороты.

— Но газета «Правда» не пишет о спекулянтах, с чего вдруг Нике влезать в это?

— Золотое дно, ты еще этого не понял?

Мотаю головой.

Я-то надеялся, что майор сейчас признается в любовной связи с Королевой, но он крепкий орешек, не хочет, не доверяет.

— Сомов, какие твои годы. Ты сколько в столице?

— Три месяца.

— Вот. Всего три, а глаза уже открываются. Многие всю жизнь проживают, да так и не узнают, что есть две столицы — одна для всех, а другая — для избранных.

— В Советском Союзе все равны! — бубню я.

— Нет. Для некоторых светлое завтра давно наступило. Только об этом не обязательно знать всем, потому что на всех его не хватит.

— Чего его?

— Добра.

— Чушь! Нужно всего лишь правильно распределить. Возможно достичь коммунизма, зная про ошибки наперед!

— Ладно, комсомолец, живи, ошибайся, шишки набивай. Тебе восемнадцать, вся жизнь еще впереди. Ты же журналист, значит, всегда будешь тереться там, где деньги делаются, или на поле поедешь, отчеты колхозников собирать. Сам сделаешь выбор.

— Но вам интереснее, чтобы я как Марина Ольховская был пешкой в ваших играх, всё время на поле боя собирал для вас информацию, которую вы потом используете в своих целях?

— Марина уходит от Ники, переходи и ты в газету «Труд».

— Не суть, это не меняет нашего с вами разговора.

Волков молчит, смотрит исподлобья.

Я злюсь. Не люблю, когда меня используют, даже если это сильные мира сего.

— Тебе же понравилось писать статью? Что не так? Тебе даешь, а ты говоришь «мало».

— Статья выйдет под фамилией Королевой Ники, вы прекрасно знали, что никто не позволит мне поставить свою статью. К тому же в этой самой статье пару строк от меня осталось.

— Дашь добро, станешь работать на нас на постоянной основе, собирать информацию, выйдет под твоей фамилией.

— А если я не хочу?

— Тогда всё, что тебе следует знать по делу Ольховской я тебе расскажу, а дальше всё. Свободен. Ника больше не предложит тебе работу, будешь бегать по митингам и предприятиям. Таков твой выбор, студент.

Киваю.

— Марина собирала для нас информацию про фарцовщиков, имена, явки, фамилии. Но случилось чрезвычайное происшествие, девушка влюбилась в Звонарева, долго скрывала от нас. Мы с Никой узнали только когда живот на нос полез, зараза скрывала этот факт. Жениться Звонарев не спешил, а вот Игнатов предложил девушке руку и сердце, только она отвергла его. Дескать, он беден.

— Тогда Игнатов решил быстро разбогатеть?

— Да. Друг был у Гриши — Тархан, мелкий бандюган. Он–то его и порекомендовал своим, дескать парень с головой, хорошо считает, бесстрашный. У Игнатова неплохо всё получилось, он сместил старого главу группировки, набрал себе новых людей, не с большими кулаками, а с мозгами.

— Игнатов раскололся? Так быстро?

— Дает показания, наши люди сломили его силу воли.

— А Марина и ее любовник здесь при чем?

— Это самое интересное. Оперативный сотрудник вел Игнатова от гостиницы до дома, и сильно удивился, когда ночью объект вызвал такси и куда–то отправился. Наш за ним махнул, ясное дело. Приехал Гриша в дачный поселок, вошел в дом с двумя пакетами, пробыл там час, вышел пустой, вернулся домой. Другой наш оперативник проверил дачу и нашел там не только Марину Ольховскую, привязанную к кровати, но и оружие убийства, то самое, которым Максима Звонарёва убили.

— Маньяк, похититель, фарцовщик, убийца. Всё это об Игнатове Грише. Ему же вышка светит?

— Еще драки и мошенничество в составе группы, — задумчиво отвечает майор. — Не мы будем его судить, а судья.

— Гриша убил Звонаря только за то, что Марина любила его, а ему не ответила взаимностью, даже когда он бросил к ее ногам пачки денег?

— Правильно мыслишь. Мы, когда нашли ее, сильно удивились — вместо матраса он заставил ее спать на пачках денег.

— Урод!

— Именно. Ни о какой любви там давно речи не шло. Любовь была лишь прикрытием. Банда Игнатова, во главе с ним, задумала передел на рынке спекуляций — они начали убирать с дороги людей Звонарева и ставить своих «утюгов» и фирмачей по всем «рыбным» точкам. А Маринку он закрыл, и пел ей о любви, только по одной причине — чтобы раньше времени не взболтнула где–нибудь о том, что за переделом он — Григорий стоит. К тому же, она по случайности свидетельницей убийства стала.

Поверить не могу. Жучара решил, что он умнее всех в городе?

А Дед–то был прав, сразу сказал, что Звонаря не просто так убрали.

— Так что дело мы громкое раскрутим, а ты подумай, работать на нас или нет. На тебя многие зуб точат, засветился ты парень. Не знаю, кто тебя сдал, но обязательно узнаю. Так что не уйти тебе от сотрудничества. Всё равно придется или под ментов идти, или под бандитов, или под спекулянтов.

КГБ забыл упомянуть, — думаю про себя, криво усмехаюсь.

Майор Волков, зараза, ты меня втянул во всё это дерьмецо. Да Ника твоя. А теперь оба в кусты, а мне расхлебывать.

— Пропуск подпиши, — говорю жестко.

Спустя пять минут стою на улице, вдыхаю свежий воздух. Только он не приносит облегчения, потому что я встрял по самое не балуй.

Выбор у меня действительно не велик — работать на людей в погонах или самому занять их место.

Декабрь проносится, как по рельсам электричка — мимо станций, мимо людей, мимо жизни.

Вроде только что сидел в тепле, глядя на первые снежинки, а уже последний вагон года на подходе, и он громко скрипит, не намереваясь притормаживать ради меня.

А мне и не нужно.

Гонка со временем? Да, почему бы и нет.

Только я не собираюсь её проигрывать, как сделал это в прошлой жизни.

В этой у меня всё по-другому.

Зачёты сдал на ура, это не больше чем репетиция перед сессией. Я на деле подхожу к зачетам так — главное — не потерять форму перед экзаменами в январе. А форма у меня на уровне.

По — прежнему работаю в «Правде» внештатным корреспондентом. Хотя в последнее время что–то всё не так весело, как хотелось бы. Ника Королёва, та, что с пером, острием и укором, держит меня на дистанции. Задания даёт редакционные, строго по делу обращается, никаких личных заданий. Ни тебе на передовую, ни в глубокий тыл. Всё ровно и уныло, как лекция по марксизму.