Тверской Баскак (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Выкинув из головы воспоминания, задираю голову и смотрю вверх на колокольню. Там один из моих стрелков ругается со звонарем. Поворачиваюсь к стоящему за спиной новоявленному стратегу и награждаю его выразительным взглядом, мол ты, наконец, решишь проблему или мне самому…

Калида молча скрывается за дверью и вскоре раздается первый удар колокола. Вслед за ним второй, третий, и вот уже над городом уже звучит тревожный перезвон набата.

Дожидаюсь, пока Калида спустится с колокольни, заодно объясняю выскочившему из дома попу.

— Не волнуйся, все хорошо! Просто учебная тревога!

Тот ничего не понял, но мой излучающий уверенность вид его успокоил. Мне этого вполне достаточно, и я киваю Калиде, пошли!

Обойдя колокольню, мы подходим к лестнице на стену, и я спрашиваю, уже шагая по крутым ступеням.

— Значит говоришь, десятников назначил и всем объяснил, что делать в случае тревоги?

Калида, предчувствуя провал, бурчит в ответ что-то невразумительное.

— Да не по разу уже! Толку-то…! Это же бараны какие-то! Им одно, а они тебе в ответ… А ежели у меня покос? А скотину куды девать? А детишек? И без конца, то одно, то другое!

Забираемся на башню, и отсюда мне хорошо видна начавшаяся в городе суматоха. Народ в тревоге выскакивает из домов и, толпясь на улицах, по большей части пялится на колокольню и выспрашивает друг у друга — что случилось-то?

Подождав пару минут и не заметив никакого улучшения в поведении горожан, я поворачиваюсь к своему «верховному главнокомандующему».

— Вижу, первый блин комом! Так что давай-ка иди вниз и собирай всех на площади, будем втолковывать по новой — кто и где должен быть по этому сигналу.

Тяжело вздохнув и показав, что все эти забавы он не одобряет, Калида юркнул в черное нутро лаза, и рассохшиеся ступени заскрипели под его ногами. Вскоре он вынырнул на площадь и сразу же попал в лапы Луготы и троицы разгневанных бояр в накинутых второпях шубах. О чем они говорят мне не слышно, вижу только как Калида махнул в мою сторону и понимаю, что ищут меня. Бояре тут же кинулись ко входу в башню, а мой помощник в другую сторону.

Вскоре по лестнице загрохотали тяжелые шаги, и ко мне на площадку высыпал Лугота и компания. По их багровым лицам видно, что все четверо в бешенстве.

Тысяцкий завопил, едва увидев меня.

— Ты что себе позволяешь, наместник⁈ Зачем людей пугаешь⁈

Не уступая ему завторил Якун.

— Тебе что игра это какая⁈ Без всякой нужды народ от дела отрывать и страх сеять!

Вижу торчащее у него из-под полы исподнее и не могу удержаться от улыбки. Это заводит вельможного боярина еще пуще.

— Так ты издеваешься попросту над нами! — Лицо Якуна кривится от настоящей ненависти, а я спокойно беру Луготу за рукав и подвожу к бойнице.

— Видишь⁈ — Спрашиваю я у затихшего на миг тысяцкого.

— Чего⁈ — Непонимающе переспрашивает он и получает по полной.

— Ворота, Лугота Истомич! Ворота открытые видишь⁈ — Язвительно так вопрошаю и добавляю, не давая ему ничего ответить. — Что же получается⁈ Вы слышите набат, тревогу, и вместо того, чтобы делать то, что вам положено в такой ситуации, вы торопитесь сюда с разборками. Твоя стража, тысяцкий, даже ворота не удосужилась закрыть. А ежели бы действительно беда⁈ Ежели бы татарский набег! Да враг бы сейчас уже улицы кровью тверичей заливал!

— Какая беда⁈ Откуда⁈ — Тысяцкий завертел головой, ища поддержки, и Якун тут же пришел ему на помощь.

— Ты нас не стращай зазря! Ежели напасть придет, мы о ней загодя узнаем. — Он надвинулся на меня всей своей мощной фигурой. — Ты нам ответь лучше, кто тебе право дал непотребство это устраивать, не спросясь ни у кого.

В ответ я недоуменно пожимаю плечами.

— Как кто⁈ Вы, да народ тверской, мне такое право и дали! — Глядя на их искреннее возмущение, растолковываю. — Вы Калиду стратегом избрали для чего⁈ Для того, чтобы он учил народ город оборонять. А как он это делать будет, мы не обговаривали и на его разумение оставили. Вот он и учит, чего вы возмущаетесь⁈

На такое им ответить нечего, и я добиваю их.

— Так что, господа, вот вам первая оценка — плохо! Даже очень плохо! Набат звенит, а ворота настежь, народ безоружный на улицах глаза таращит, а бояре, защитники народные, вместо того, чтобы оборону организовывать, ищут наместника дабы обиды свои излить. Так мы от врага не убережемся! — Дав им минуту усвоить сказанное, говорю уже смягчив тон. — Через час на площади соберется весь город, будет разбор нынешнего безобразия. Ежели вы все придете в полной броне и оружии, так сказать, покажете пример, то я принародно поминать про ваши косяки не буду. Мне ваш позор ни к чему, мне дело от вас нужно!

Выхожу на площадь и меня сразу же встречает гул недовольных голосов. Окидываю взглядом выстроенные по периметру разномастные шеренги горожан и думаю:

«Да уж, организовать этот хаос будет не просто».

Взгляд скользит по линии зипунов, валенок и лаптей, а ближе к княжому терему упирается в загнутые носы дорогих сапог и воротники собольих шуб.

«Бояре пришли, это уже хорошо, — мелькает в голове, — пусть народ видит, что верхушка города мои действия одобряет».

У входа в башню меня ждет десяток алебардщиков. Это мои лучшие бойцы, из первого пехотного взвода. Одеты они тоже показательно в новенькие сапоги и шинели из валяной шерсти. На груди блестят вызывающие восторг медные пуговицы, а в руках зажаты отполированные ясеневые древки алебард с грозными лезвиями топоров. На головах привлекающие внимание бронзовые каски, и в отличие от нестройной толпы горожан эти вымуштрованы как парадные гвардейцы.

Взводный командует смирно, и я, отдав честь, направляюсь к ближайшей шеренге. Чеканя шаг, десяток следует за мной, и все это производит на площадь то впечатление, которое мне требуется. Стоящий над головами гул затихает, и все с интересом рассматривают печатающий шаг отряд.

Подхожу ближе, жестом останавливаю своих бойцов и иду вдоль строя горожан уже в одиночестве. Молча отмечаю, что ни мечей, ни кольчуг, нет и в помине. У трети в руках зажаты рукояти топоров, а у остальных или копья разной длины или вообще дубины.

«Да уж, вояки что надо!» — Хмыкаю про себя и, не торопясь, всматриваюсь в хмурые бородатые лица.

Гончарный конец сменяется суконным, потом плотницким и кожевенным, но общая картина не меняется. Вооружение у всех почти одинаковое. Получше дела обстоят разве что у кузнецов. В их рядах поблескивает несколько кольчуг, да и при топорах почти все.

Строй заканчивается, и я вижу, как Калида, прекратив орать на кого-то из задних рядов, спешит присоединиться ко мне. Не дожидаясь его, молча разворачиваюсь и иду обратно. Если честно, это не какой-то хитрый ход, это растерянность. Я не знаю с чего начать. Проблем не счесть! Это же не бойцы, а стадо какое-то! Как их учить, как вообще до них достучаться⁈ А оружие⁈ С таким вооружением от них пользы немного! Их надо учить, их надо вооружать, а на какие шишы⁈

«Может рановато я все это затеял⁈ — Мелькает в голове пораженческая мысль. — Поднакопил бы сначала деньжат, собрал бы вокруг себя сторонников, да гвардейцев бы нанял побольше, а потом уж и за гражданское общество принимался».

Неожиданно проникаюсь пониманием, что со всей глыбой сразу не справиться и надо бы задачу разделить на этапы.

«Для начала было бы лучше, если бы по тревоге выходил не весь город, а хотя бы та часть, которую сегодня можно удовлетворительно вооружить». — Задумавшись, застываю на месте, и тут напряженную тишину вдруг нарушает недовольный возглас.

— Так это, наместник, долго нам еще тут торчать-то⁈ Ты звал, мы собрались! Коли все, наигрались, так отпускай народ, у всех дома дела неотложные ждут!

Останавливаюсь и меряю взглядом крепкого невысокого мужика со злыми глазами на заросшем черной бородой лице. Сзади негромко звучит голос Калиды:

— Десятник, Истома Глина, он же выборный староста гончарного конца.