Андрей Посняков - Удар судьбы
— Но он же не умеет писать!
— Вот как раз и научится.
Лешку приятели не особо спрашивали, да он и не выступал — сказать по правде, давно надоело уже рыть канавы да таскать тяжести — все руки в кровь сбил. Он же не бульдозер, в конце концов, а человек — хомо сапиенс! Вообще-то, конечно, Лешка хотел бы поскорее отправиться в дальний путь — на поиски Черного болота и трактора, но понимал, что пока — рано. Слишком рано. Для начала нужно просто начать здесь жить, и по возможности — хорошо, ну — и ловить удобный случай.
Таким вот образом буквально на следующий день после встречи с Георгием, Лешка в сопровождении Владоса уже шагал к Амастридскому форуму — именно там и располагался Секрет богоугодных заведений.
Парень никогда раньше не был в большом городе — если не считать нескольких быстрых экскурсионных поездок в Москву и Питер — а потому смотрел по сторонам, округлив глаза. Да ведь и было на что посмотреть! Беломраморные здания, великолепнейшие, украшенные позолотой дворцы, улицы, гладкие, словно стекло, статуи и стелы, аккуратно подстриженные деревья — все это не только радовало глаз, но и вселяло в души ромеев чувство законной гордости за свой город. Правда, кое-где попадались старинные развалины.
— Памятники старины? — кивнув, пошутил Лешка. Владос помрачнел:
— Нет. Крестоносцы.
Было ранее солнечное утро, и широкие улицы великого города заполнялись народом. Хвастливо – небрежно поправляя разноцветные плащи, деловито шагали на работу многочисленные мелкие бюрократы-чиновники, чиновники рангом повыше ехали на службу в раззолоченных носилках – паланкинах, перед которыми, расчищая дорогу, бежал громкоголосый слуга. Уступая дорогу чинуше, расступались по сторонам мастеровые, поденщики, мелкие торговцы, толкающие перед собой тележки с зеленью, сыром, оливками. Разогнав народ, слаженно протопал отряд воинов в блестящих кольчугах и панцирях, в круглых, с забралами, шлемах, украшенных страусиными перьями. Как пояснил Владос — это менялась ночная стража.
Амастридский форум — небольшая площадь, застроенная беломраморными зданиями с колоннами и треугольными крышами — портики, так называл их грек — тоже радовала глаз. Чистая, с красивыми статуями по углам и целым роем торговцев, зазывающих посетителей. Спешащие на работу чиновники с охотою покупали жареные каштаны и копченых цыплят — видать, не успели перекусить дома либо затоваривались к обеду. Крича, носились из стороны в сторону мальчишки с серебряными кувшинами — торговцы водой.
— Нам сюда, — справившись о дальнейшем пути у подвернувшегося водоноса, Владос свернул в узенький переулок. Пахнуло нечистотами и мочою. Лешка поморщился — ага, оказывается, и у них не все в порядке. Пройдя переулком, друзья очутились на неширокой, но вполне аккуратной и чистой улочке, и, немного пройдя по ней, остановились перед невысокой оградой, за которой росли каштаны и кипарисы.
— Что вам угодно? — открывая калитку, важно осведомился привратник — сгорбленный седенький старичок в. серой тунике и складчатой накидке – далматике — падавшей до самой земли.
— Мы к господину Велизарию Цикосу. Куратору, — так же важно отозвался Владос. — Ему должны были про нас говорить.
— Придется подождать, — привратник гостеприимно распахнул калитку пошире. — Господин куратор еще не явился. Вон там, у фонтана, есть скамейки.
Друзья там и уселись, следя, как, жемчугом сверкая на солнце, падают вниз струи фонтана, устроенного в виде львиной морды. Владос о чем-то задумался, видно, прикидывал, как ловчее начать бизнес с нуля, а Лешка, вытянув ноги, с любопытством осматривал двор. Он был небольшой, этот тенистый, усаженный кустарником и деревьями дворик, но прибранный, чистый… Впрочем, нет — в дальнем углу, у ограды, громоздилась изрядная куча мусора, мраморное ограждение фонтана местами потрескалось, позолота на львиной морде облезла, а газоны вокруг заросли бурной травой и чертополохом.
— Остатки былой роскоши, — негромко промолвил Лешка.
— А? Что? — Владос обернулся к нему. — А, вот ты о чем… Ну да, действительно — остатки. Как и везде в городе… Как и сам город… Впрочем, ты еще увидишь.
— Что увижу?
— А, не вникай! Смотри, кажется, кто-то едет! Седенький привратник, бросив метлу, которой только что подметал ведущую к портику аллею, с неожиданной резвостью бросился… нет, не к калитке, а к воротам. Поднатужась, распахнул широкие створки, пропуская во двор изящную двуколку, запряженную белой лошадью. В двуколке, кроме кучера, сидел какой-то человек лет сорока, в синем, вышитом серебряной нитью, плаще, в широкополой — от солнца — шляпе и с несколько обрюзгшим лицом, игриво обрамленным темной кудрявой бородкой.
— Добрый день, почтеннейший господин Цикос, — низко поклонился привратник. — Как спалось? Все ли по-хорошему?
— Твоими молитвами, Аргир! Владос толкнул Лешку локтем:
— Кажется, нам пора.
Подбежав, они в ожидании застыли у портика.
— Господин Велизарий Цикос? — почтительно осведомился Владос у проходившего мимо чиновника. — О нас говорил Георгий Кардай…
— Он говорил об одном, — скосив глаза, бросил господин Цикос.
— Да, вот о нем, — Владос кивнул на Лешку.
— Пусть ждет, — махнув рукой, чиновник скрылся в здании.
Невысокое, в три этажа, с портиком и эркерами, оно чем-то напоминало Лешке господский дом в какой-нибудь дворянской усадьбе середины позапрошлого века, какие в изобилии имелись на рисунках в учебнике истории.
— Ну, я, пожалуй, пойду, — тихо промолвил Владос. — Сам понимаешь, времени лишнего мало. Ты, как все сделаешь, жди здесь, я обязательно за тобой зайду ближе к вечеру, не то еще заплутаешь.
— Не заплутаю, — Лешка обиделся. — Ты уж меня совсем за малое дите принимаешь или за какого-нибудь варвара. Чего тут идти-то? До площади Быка доберусь — тут почти рядом, а дальше почти все прямо. Дойду до стены Константина, а там спрошу.
— Ну, молодец! — вполне искренне восхитился грек. — Дорогу запомнил. Ну, тогда тем лучше. Значит, встретимся дома. Удачи!
— Удачи! — прощаясь с другом, улыбнулся Лешка. Он просидел в саду почти до полудня. Поначалу в нетерпении прохаживался около портика, даже перекинулся парой слов с привратником — говорили о погоде, — но потом старик, закончив подметать аллею, устроился подремать в воротной будке, и Лешка, вздохнув, вновь отправился на скамейку, к фонтану. Короткая, давно истрепавшаяся туника его внизу расползлась по шву, и юноша только сейчас заметил это. Эх, надо было зашить. А, может, нитка с иголкой найдется и у старика-привратника? Юноша поднялся на ноги…
— Эй, парень! — вдруг прокричали с крыльца. Лешка радостно обернулся.
— Ты, ты! — кричавший — молодой человек, ненамного старше Лешки, вихрастый, одетый в длинный складчатый далматин — махал с верхней ступеньки руками. — Господин куратор желает видеть тебя.
Лешка вмиг подбежал к крыльцу и, пригладив волосы рукой, вслед за вихрастым парнем вошел в полутемное нутро здания. Поднявшись по лестнице на второй этаж, они оказались в довольно обширном помещении, со стоявшими вдоль стен лавками, покосившимися статуями, светильниками. В противоположной от входа стене помещения блестела позолотой шикарная двухстворчатая дверь.
«Приемная» — догадался Лешка.
— Жди, — обернувшись, прошептал провожатый и, подойдя к двери, подобострастно испросил разрешения зайти для доклада.
Зашел. И тут же вышел, махнув Лешке рукой. Волнуясь, юноша поспешно отворил тяжелую створку:
— Я Алексей… Явился… вот.
Сидевший за обширным, заваленным бумагою и пергаментами столом куратор — тот самый утренний знакомец, подняв голову, скептически оглядел вошедшего. Юноше внезапно вдруг стало стыдно за свой неприглядный вид — за давно нестриженные волосы, за рваную обувь, за исцарапанные, торчавшие из-под короткой туники, коленки.
— Ты пафлагонец? — неожиданно усмехнулся чиновник. — Да-а, у меня уж глаз наметан — пафлагонцев вижу издалека. Такие же черти, как всегда и были — бедные, но гордые… Только ты гордость свою пока спрячь! — господин Цикос резко повысил голос. — В будущем, когда, может быть, добьешься известных степеней усердною службой и благоволением начальства, тогда — да, можешь себе позволить и погордиться… Вот, как я сейчас! Есть чем! Да ты не стой, в ногах правды нет, вон, садись на стул, пафлагонец!
Лешка уселся, безуспешно пытаясь спрятать коленки под подол туники.
— Одежка у тебя, конечно, не очень, — вскользь заметил куратор. — Купишь себе другую в счет жалованья…
— Вот, как раз о жалованье, — Лешка внезапно осмелел. — Хотелось бы узнать…
Чиновник захохотал, замахал руками и смеялся долго, колыхаясь всем своим тучным телом, так, что, казалось, вот-вот рассыплется.
— Жалованье, говоришь? — отсмеявшись, куратор сузил глаза. — Экие вы, пафлагонцы, меркантильные люди! Ишь, сразу ему и жалованье подавай. Пять аспр в день — вот пока твое жалованье. Это, за вычетом праздников и нерабочих дней, получается сто тридцать два иперпира в год! Сто тридцать две золотые монеты! Ты, пафлагонец, держал хоть когда-нибудь столько в руках?
