Этот большой мир. Тайна пятой планеты (СИ) - Батыршин Борис Борисович
IX
Диму мы взяли на борт быстро, можно сказать — на лету. Радар захватил ложемент лучом и не отпускал, пока Юрка не выловил его в пустоте и не загнал, удерживая обеими руками, в гостеприимно распахнутый кузов «буханки». В точности, как в эпизоде «Москвы-Кассиопеи» — когда Середа отбуксировал прозрачный мусорный пакет-пирамидку с Федькой Лбом в шлюз. Я ещё подумал, что происходи дело в оставленном мною двадцать первом веке, можно было бы смонтировать ролик из вырезанных кадров фильма и фрагментов видеозаписи — благо, та велась непрерывно, и с борта грузовика, и с нашлемной камеры Юркиного «Кондора».
Опасения Кащея оказались напрасны. Дима не пострадал, хотя долго ещё не мог опомниться от того. Он то пытался что-то расспрашивать, то болтал без умолку, перескакивая с темы на тему, то вдруг принимался оправдываться. Я его не слушал — велел Юрке отстегнуть «спасённого» от ложемента и затащить в узкий переходной тамбур, отделявший кабину от открытого «кузова». Сам же не отрывал взгляда от двух крошечных точек на кругляше радарного экрана. Они неумолимо сближались, дальномер бесстрастно рисовал дистанцию — триста пятьдесят, триста сорок семь, триста сорок три… На отметке '«триста тридцать пять» точки слились в одну — так, Шарль догнал японскую торпеду и пытается «оседлать» её — подошёл к начинённое ней, лёг на строго параллельный курс, развернулся брюхом — и, стреляя короткими выхлопами из маневровых, сокращает дистанцию. А когда подойдёт вплотную — пара манипуляторов выдвинутся из носового отсека «Скиф-Алефа», плотно обхватят корпус и, Шарль, врубив оставшийся комплект бустеров, развернёт его в сторону от «Зари». А там — пусть себе летит! Скорректировать её курс японцы уже не смогут, почти всё топливо наверняка израсходовано на этапе разгона. Места в Солнечной системе достаточно, и вероятность того, что начинённая термоядерным адом сигара попадёт хоть куда-нибудь в ближайшие пару миллионов лет, куда ниже шанса встретить на московской улице живого динозавра. Хотя… как в том анекдоте? Пятьдесят на пятьдесят, либо встречу, либо нет…
Динамик ожил.
— Алекс, слышишь меня?
— Шарль? — у меня словно гора с плеч свалилась. — Ты её поймал?
— Поймал. — подтвердил гасконец. — А вы его поймали?
— Конечно. — подтвердил я. — Сейчас сидят с Кащеем в кузове буханки, в себя приходят. Слушай, зачем это всё было, а? Теперь замучаемся объяснительные писать! Ты же знаешь Волынова, с живых не слезет…
— Ничего, как-нибудь… — я словно наяву увидел, как он весело скалится за прозрачным забралом. — А что вот так, неожиданно — прости, не захотел подвергать Диму лишнему риску. Ты же знаешь этих японцев, они… как это по-русски, совсем безбашенные, да?
Это слово он произнёс с ударением на последний слог. Я улыбнулся.
— И потом, это же я во всём виноват! Не затяни я тогда с посланием Стивена — ничего этого и не было бы… наверное…
— То-то, что наверное! — мне остро захотелось обложить Шарля матом. — О каком риске ты говоришь? Нет никакого риска, всё уже позади! Сейчас отработаешь бустерами, расцепляйся — и пусть это дерьмо летит себе хоть до самой Тау Кита!
'… В далёком созвездии Тау Кита
Всё стало для нас непонятно,
Сигнал посылаем — вы что это там?
А нас посылают обратно…« — пропел Шарль куплет песенки, Высоцкого, знакомой ещё с артековской 'космической» смены. — Так что ли, Алексис?
— Так и есть! — согласился я. — Хороший такой сигнал, мегатонны на полторы, если верить Стивену. Ты уж давай, не тяни, хорошо? Заканчивай — и назад! А насчёт послания, тоне бери в голову, ни в чём ты не виноват, сколько раз повто…
Впереди, там, где согласно показаниям радара, должна была находиться торпеда с прилепившимся к ней ботом, вспыхнула яркая точка. По барабанным перепонкам хлестнул пронзительный взвизг, шкалы, циферблаты, экраны мигнули — и всё, только в центре радарного экрана расплывалась светящаяся клякса. Я обмер. Может, это мне только привиделось, или случился сбой электроники — немудрено, по соседству с этим тахионным чудищем…
Щелчок, тумблер на частоту маячка «Скиф-Алефа» — в эфире только вой помех. В окошечке регистратора рентгеновского излучения всплеск — не такой уж и сильный для полуторамегатонного взрыва…
Нет… конечно же, нет! Сам-то себя не обманывай, какие видения, какой сбой? Случилось то самое, непоправимое, чего опасался Шарль и о чём прямо-таки вопила мой интуиция.
Это Джордж Лукас мог в ответ на упрёк в звуковых эффектах, сопровождающих взрывы планет в его саге ответить: «Это моя вселенная, и в ней планеты взрываются с грохотом!» Но я-то живу в реальном мире (или в том, который привык считать за таковой уже несколько лет кряду) — и был прекрасно осведомлён, что звук взрывов в космическом пространстве, существует лишь в воображении сценаристов — в реальном, не кинематографическом космосе им попросту неоткуда взяться. Не может быть ни гигантской ослепительной вспышки, ни смертоносного теплового излучения, выжигающего на стенах силуэты людей, ни разбегающейся от эпицентра кольцеобразной призрачной волны, способной разрезать пополам некстати подвернувшийся астероид, ни даже губительный для аппаратуры электромагнитный импульс. В наше время даже десятикласснику, не пренебрегавшему уроками физики и НВП, было известно, что всё это — следствие многократного поглощения и переизлучения энергии взрыва атомам газов, составляющих атмосферу и прочих сопутствующих явлений. В межпланетном же пространстве спецэффекты сведены к минимуму, за исключением, разве что, всплеска в рентгеновском диапазоне — как раз такого, что зарегистрирован бортовой аппаратурой «буханки»…
За спиной заскрипело, залязгало, в кабину протиснулся Кащей в скафандре. Из-за его спины выглядывал Дима. Забрала шлемов у обоих откинуты, на лицах — ни тени страха или беспокойства. Ну конечно, откуда — они же не видели яркой, но совсем не страшной точки посреди экрана…
— Что за помехи? — Юрка ткнул пальцем вперёд и вниз, туда, где должен сейчас находиться «звёздный обруч». — Опять эта штука фокусничает?
Я стиснул до хруста зубы — только бы не заорать от безнадёжности…
— Это не «обруч». Японская торпеда самоликвидировалась… а может они сознательно дали команду на подрыв, с этих сволочей станется!
Он непонимающе уставился на меня.
— Самоликвидировалась… взорвалась то есть? Это что, был ядерный взрыв? Но, как же… там ведь «Скиф-Алеф», Шарль?
Меня трясло — ещё немного, и не выдержу, сорвусь, начну биться, словно в эпилептическом припадке…
— Ты что, не понимаешь, Юр? Бот оказался в самом эпицентре термоядерного взрыва! Их даже не на атомы разнесло — на элементарные частицы, кварки!
Юрка ошарашенно охнул. Я повернулся к пульту — свет шкал и экранов приборов смешивался в отсветами мириад безнадёжно далёких звёзд, заполнивших черноту, в которой развеялось то, что совсем недавно было десантным ботом и живым человеком.
Что ж, и на том спасибо… Я постучал согнутым пальцем по корпусу передатчика. Привычный, почти инстинктивный жест, вроде того, как стучат по крышке лампового телевизора, когда тот начинает барахлить.
Но этого не требовалось — на панели загорелась зелёная лампочка, засветились шкалы, и в динамиках сквозь трески и шорохи потревоженного эфира прорвался голос.
— «Гнездо» вызывает «Птичек». — заговорил Волынов. Монахов, Шарль, ответьте «Заре». Наши приборы с ума посходили, что у вас там стряслось?
Ответить я не смог. Горло перехватило, вместо слов наружу рвался какой-то вой, и я с трудом его удерживал.
Кащей вовремя оценил моё состояние — перекувырнулся через мою голову, зацепив башмаками «Кондора» потолок кабины, выругался, устроился в ложементе щёлкнул замком пристяжных ремней и завладел микрофоном.
— «Гнездо», у нас нештатная ситуация. Японская торпеда сдетонировала. Вероятно, получила команду на самоликвидацию.
Пауза тянулась невыносимо долго.