Андрей Валентинов - Мне не больно
– ВРТ? Маленькая государственная тайна, за разглашение которой ставят к стенке. Тоже сокращение, может быть, инициалы негодяя, который сие придумал… Лет двадцать назад один химик выделил возбудитель болезни. Уж не знаю, чего хотел он сам, но в восемнадцатом году красные начали вводить эту дрянь живым… и мертвым…
– Что?! – Чиф даже привстал.
– Да. Вначале добровольцам, а потом всем, кто попадался. Я, бывший офицер русской армии, попал в ЧК, и мне предложили выбор: расстрел или участие в научном эксперименте. Видит Бог – сплоховал, надо было стать под пули вместе с однополчанами. А потом отступать было поздно. Живые становились такими, как я… А недавно умершие превращались в големов – без мыслей, без чувств, – идеальные солдаты. Волков командовал одним из таких полков. По-моему, он не особо разделял идеи Коммунии, но я его понимаю. Он живет дольше нас всех и имеет право мстить за себя…
– А эта девушка? – Чиф оглянулся туда, где на ящиках лежало неподвижное тело. Полковник вздохнул:
– Вера Лапина, молодая и очень талантливая актриса. Ей ввели сильную дозу – она чуть не погибла. У нее плохо с психикой – вы видели. Волков и я помогаем чем можем, но лучше бы ей просто умереть… Хотите выпить?
– Чаю? – брякнул Чиф. Фраучи улыбнулся:
– Нет, кое-чего покрепче.
Чиф подумал и кивнул: ситуация была не менее экстремальная, чем в Долине Больших Ветров, когда дорогу отрезало и ударил сорокаградусный мороз…
Живой огонь пробежал по телу, Чиф закрыл глаза и с наслаждением почувствовал, что нервы начинают отпускать. Что ж, он узнал еще одну тайну – еще одну маленькую грязную тайну этой странной планеты…
– Добрый день… Я… Как я здесь?.. Чиф открыл глаза – Вера Лапина стояла рядом, держась рукой за край стола. Она дрожала: тело бил крупный озноб, но глаза были живые, в них стояла боль…
– Вера! Вам холодно? – Фраучи вскочил и снял со стены висевший на гвозде ватник. Девушка благодарно кивнула, с трудом набросила ватник на плечи и без сил опустилась на табуретку, которую поспешил уступить Чиф.
– У меня… опять?
Фраучи кивнул. Вера уронила голову на сжатые руки и беззвучно заплакала. Чиф поспешил отвернуться.
– Ничего, Вера, – успокаивающе проговорил полковник, – скоро это должно пройти…
– Почему… почему вы не прикончите меня? Ведь убивают же смертельно раненных!
– Вера… Послушайте… Вы сильная девушка, вы должны выжить…
– Это не жизнь! – Вера оторвала руки от лица, и Чиф поразился: она уже ничем не походила на ту, что протягивала руки к его горлу. Лицо казалось обычным – живым, только очень бледным, с темными пятнами под глазами и запекшейся кровью на искусанных губах.
– Это жизнь, Вера. Иной у нас не осталось. Вы же знаете, пуля вас не убьет, будет лишь очень больно. Вы можете только потерять разум, как те, в подвале…
Словно в ответ, из-под земли донесся приглушенный вой, вновь загрохотал потревоженный люк.
Полковник налил девушке спирту – та выпила одним глотком, даже не закашлявшись. Затем виновато взглянула на Чифа:
– Извините, я вас даже не заметила. Надеюсь, когда я… Вас здесь не было?
– Нет, – попытался улыбнуться Косухин, – я только что пришел.
В дверь заглянул сторож. Фраучи кивком указал на девушку, тот кивнул в ответ и, подойдя, осторожно взял ее за плечи:
– Пойдем… Тебе лежать надо. Иначе плохо будет…
Вера кивнула и послушно встала. Через минуту дверь хлопнула, и Косухин с Фраучи остались одни.
– Я, может, ошибаюсь, – нерешительно начал Чиф, – но что, если попробовать переливание крови? Или пересадку костного мозга? Если мы с вами не верим в нечистую силу, то, значит, болезнь можно лечить.
– Переливание крови помогает только на самой начальной стадии. Оно не лечит, но задерживает развитие болезни – иногда надолго… Увы, это все… Правда, среди нас ходит легенда, что где-то на Востоке умеют лечить по-настоящему, но, боюсь, это уже сказки… Я, кажется, удовлетворил ваше любопытство?
– Более чем, – согласился Чиф, вновь попытавшись улыбнуться. – Всегда интересно узнать о себе кое-что новое… Фраучи кивнул:
– Тогда, если не возражаете, вопрос есть у меня. Зачем вам враждовать с Всеславом? Он многим помогает, в свое время здорово выручил меня, да и не только меня. У нас его все уважают: он сумел добиться, чтобы нас перестали травить, как бешеных собак…
Чиф ответил не сразу. Говорить о Всеславе не хотелось.
– У нас с ним… нечто вроде вендетты, еще с Гражданской войны. Тогда он командовал бандой убийц…
– Это клевета. Про Всеслава много лгут. Говорят, будто он собрал шайку полузверей – вроде тех, кто заперт там, в подвале, – и по ночам, в подземелье, приводит в исполнение приговоры ОСО. И про Гражданскую всякое придумывали… Будто он некромант, беседует с духами и чуть ли не колдун… Чему удивляться – нас не любят. Он, как и я, занят охраной одного важного объекта – и не более. Всеслав – командир спецотряда, я заместитель. Вот и все…
– Выдаешь государственные тайны? Чиф вздрогнул и обернулся: в дверях стоял Волков. Никто не слышал, как он вошел, даже дверь почему-то не заскрипела.
– Пытаюсь помирить тебя с твоим наследственным врагом, – усмехнулся Фраучи.
– А-а! – Волков чуть скривился и, пододвинув пустой ящик, присел к столу.
– О чем еще толковали?
– О ВРТ, – бросил Чиф, – и о Вере Лапиной. Волков молча достал из кармана портсигар и долго выбирал папиросу.
– А о вас, Косухин, говорили? Товарищ Фраучи объяснил, что вы ничем не лучше таких, как мы?
Тон краснолицего был резким и злым. Чиф сдержался.
– Разве дело в биологии? Разве дело в том, что вы когда-то заболели, а мои родители попали под излучение? Впрочем, я хотел поговорить не об этом…
– Ладно, – Волков отвернулся, – поговорим…
– Я пойду. – Фраучи встал, но комбриг жестом остановил его:
– Погоди… Есть новость: меня, похоже, переводят. Ты остаешься командиром «Подольска». Будем поддерживать связь…
– Тебя? Но за что? Волков пожал плечами:
– А за что тебя забрали в ВЧК в восемнадцатом? Постараюсь еще побарахтаться, а если что – уйду на дно. Живым меня не возьмут! Ладно, иди – и покуда никому…
Фраучи кивнул, застегнул шинель и, дружески усмехнувшись Чифу, вышел. Волков подождал, покуда дверь за ним закроется, и резко повернулся:
– Ну! Я вас слушаю!
И тут Чиф понял, что совершенно не готов к разговору. Слишком многое довелось узнать за последний час и слишком страшен тот, кто сидел рядом…
– Вы взяли не ту кличку, Венцлав! – Это было первым, что пришло в голову. – Вам надо называться «Янусом». Оказывается, вы любите помогать слабым и больным, защищаете обиженных…
Волков дернул щекой:
– Вы дурак, Иван Косухин! Те, что здесь, такие же, как и я! Пора вам кое-что понять: люди нам чужие. Покамест у вас есть друзья, подруги, знакомые, – а потом они же будут считать вас монстром и потащат на костер…
Косухин вспомнил свою беседу с Лу. Пока он здоров… Пока он почти такой же, как все…
– Но вы не рассказываете им о своих подвигах? О том, что делали в Гражданскую и раньше? Комбриг снисходительно хмыкнул:
– Косухин, чего вы, собственно, хотите? Что вы пытаетесь доказать? Я не обязан быть откровенным со всеми. Кстати, Фраучи мне многим обязан, он просто не поверит в ваши, так сказать, разоблачения. А я делаю то, что считаю нужным… Все, об этом хватит! Вы сказали, что Степан велел мне что-то передать?
– Да, велел… – Краснолицый сам подсказывал, как лучше начать беседу. – Я рассказал отцу о нашей встрече. Ему и дяде Семену. То есть Президенту Богоразу.
– И что Богораз? – недобро усмехнулся Волков.
– Он ответил: «Я тоже помню!» А отец… – Тут Чиф на мгновение умолк, стараясь вспомнить все, слово в слово: – Отец велел сказать так: «Ты ему передай: пусть помнит про молодого солдата». Чифу показалось, что пунцовое лицо комбрига на миг побледнело. Похоже, слова отца пришлись к месту…
– Степан забыл… – Комбриг вновь стал прежним и даже улыбнулся: – Я употребил слово «воин», а не «солдат». Это все?
– Нет! – Чиф понял, что наступил решительный момент, и выпалил: – Мы знаем, что вы не в лучших отношениях с вашим… самым главным. Вы не желаете его усиления. Наши интересы совпадают…
Чиф вовсе не был уверен в том, что сейчас сказал. Это была догадка – не более. Похоже, Волков не воспринял ее всерьез:
– Вы что, Косухин, желаете меня завербовать? Может, еще пообещаете написать донос о том, что я отпустил вас на Донском? Или напомните Ежову, что в двадцатом я не смог предотвратить запуск «Мономаха»? Вот что, забирайте вашу команду и убирайтесь отсюда подобру-поздорову. Ваш отец был действительно опасен, а вы – просто мелкий шпик с провинциальными замашками…
У Чифа запылали уши: стало стыдно. Волков разговаривал с ним как с мальчишкой, даже не удостаивая ненависти. Кровь ударила в голову: этот краснолицый гад хотел убить отца! Из-за него погибли тысячи хороших людей, а он, Косухин, ведет с ним беседу, вместо того чтобы выстрелить в упор! Хотелось вскочить, закричать, но в последний миг Чиф сдержался: Волков определенно желал вывести его из равновесия. Позволить ему подобное было нельзя.
