Таких не берут в космонавты. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

О Морозове я утром спросил у Иришки, когда мы с сестрой шли в школу.

— Вениамин Морозов, — повторила Лукина. — Звучит знакомо. Он в нашей школе учился?

— Мне самому это интересно, — ответил я.

— Слышала я о каком-то Вене Морозове, — сказала Иришка. — Только не помню, где и от кого.

Тот же вопрос перед началом классного часа я задал Черепанову.

Лёша пожал плечами и ответил:

— Я слышал только о Павлике Морозове. Может, Вениамином звали его брата?

— Может быть, — сказал я.

— Зачем тебе этот Вениамин понадобился? — спросил Алексей.

Черепанов положил на парту учебник и тетрадь.

— Со вчерашнего дня это имя в голове вертится, — сказал я. — Не соображу, кто такой этот Морозов.

— Вспомнишь, — пообещал Алексей. — Или забудешь о нём.

Он вздохнул, чуть склонился в мою сторону и тихо спросил:

— Василий, ты не возражаешь, если я с Надей Степановой сегодня после школы пойду в кино?

Я усмехнулся.

— Идите. С чего бы это я возражал?

Лёша покачал головой.

— Вася, ты не понял. Я пригласил её в кино. Только её. Понимаешь? Мы вдвоём туда собрались. А потом я сообразил, что вы с Иришкой обидитесь… наверное. Из-за того, что мы вас с собой не позвали.

Черепанов взглянул на затылок сидевшей перед ним Иришки.

— Не обидимся, — заверил я. — Мне в кино не интересно. Иришка бы туда пошла, но не с нами.

Алексей неуверенно улыбнулся.

— Тюляев её ещё не приглашал? — спросил он.

— Пока нет. Ещё не решился.

— Пригласит. Скоро. Там сейчас снова «Гиперболоид инженера Гарина» показывают.

— Обязательно пригласит, — согласился я. — Никуда не денется.

Черепанов вздохнул и сказал:

— Сегодня я в кино. А завтра я снова приду к вам на репетицию. Вась, ты уже решил, какие песни споёшь на следующем концерте? На том, что будет восьмого марта? Нас ведь и туда позовут. Мне так кажется.

— Обязательно, позовут, — сказал я. — Тут без вариантов. Мы с тобой и там всех удивим. Песни я пока не выбрал. Но идей много. Как раз сегодня этим и займусь: подумаю над нашим мартовским репертуаром.

Учебная неделя началась с политинформации.

Лукина встала около парты, развернула в руках газету «Правда».

— «Неделя Луны», захватившая весь мир с того памятного вечера третьего февраля, — сказала она, — когда точно по расписанию, в двадцать один час сорок пять минут тридцать секунд по московскому времени, советская автоматическая станция «Луна-9» осуществила мягкую посадку на поверхность Луны, десятого февраля завершилась пресс-конференцией советских и иностранных журналистов в Московском доме учёных…

На уроке истории меня опять вызвали к доске (второй урок подряд). Словно учительница прошлый мой ответ посчитала случайностью и проверила меня снова. Я доложил о результатах девятнадцатого съезда КПСС, состоявшегося в пятьдесят втором году. Процитировал выдержки из докладов. Получил ещё одну пятёрку (в классный журнал и в дневник). Вернулся за парту и подумал о том, что если бы я вернулся в прошлое на полгода раньше, то наверняка бы заверил обучение в школе с золотой медалью.

После уроков я заглянул в кабинет директрисы.

Клавдия Ивановна Кульженко выглядела она задумчивой. Она замерла со скрещенными на груди руками около окна. Будто бы прислушивалась к постукиванию падавших с крыши капель.

Мне показалось, что я отвлёк её от разглядывания школьного двора.

— Входи, Василий, — сказала директриса. — Есть для тебя письмо. Одно. Вон, на столе лежит. Забирай.

Клавдия Ивановна кивнула в сторону своего стола.

Я прогулялся за письмом.

Спросил:

— Ждёте весну, Клавдия Ивановна?

— Жду, как ни странно, — ответила директриса. — Уже представляю, сколько работы нам предстоит. До двадцать третьего февраля снег, скорее всего, долежит. А вот к восьмому марта нам предстоит уборка территории.

Я пожал плечами.

— Уберём, какие проблемы.

Кульженко вздохнула и произнесла:

— Уберём, конечно.

Она снова выглянула в окно.

— Клавдия Ивановна, — сказал я, — вам знакомо такое имя: Вениамин Олегович Морозов?

Я остановился в шаге от двери.

Директриса повернула в мою сторону лицо.

— Олежка Морозов? — переспросила она. — Это который брат нашей Леночки Зосимовой?

Я удивлённо вскинул брови.

Переспросил:

— Морозов брат Зосимовой? Двоюродный?

— Сводный, — сказала Клавдия Ивановна. — Насколько мне известно. Олежка два года назад нашу школу окончил. Хороший парень. Лена говорила, что он сейчас в нашем университете учится на филологическом факультете.

Я покачал головой и пробормотал:

— Понятно.

— Что случилось, Василий? — спросила директриса. — Зачем тебе понадобился Морозов?

Она взглянула на меня пристально, будто во время допроса.

— Так… — ответил я. — Повздорил с одним студентом. Ничего серьёзного. Мне сказали, что его зовут Веня Морозов, и что он брат Лены Зосимовой из одиннадцатого «А» класса. Фамилии у них разные. И отчества. Вот я и усомнился.

Клавдия Ивановна нахмурила брови.

— По какой причине поссорились? — спросила она.

Я дёрнул плечом, повторил:

— Ничего серьёзного, Клавдия Ивановна. Не сошлись во взглядах на дальнейшее развитие космонавтики. До драки дело не дошло. Но каждый остался при своём мнении. Так что Лена не обидится.

Директриса покачала головой.

— Поспорил? — удивилась она. — С Олежкой? На него это не похоже. Морозов никогда не был спорщиком.

Она чуть сощурилась и спросила:

— Как выглядел этот студент?

Я изобразил задумчивость.

Сказал:

— Чуть пониже меня. С русыми волосами…

— Это не Олежка Морозов, — заявила директриса. — Василий, тебя обманули.

Клавдия Ивановна прошла к шкафу, открыла дверцу. Взяла из стопки большой толстый альбом, отнесла его на стол. Я стоял около двери и наблюдал за тем, как директриса переворачивала страницы.

— Так… выпуск шестьдесят четвёртого года… — тихо произнесла Кульженко.

Она выпрямилась, обернулась.

— Вот, — сказала она. — Взгляни.

Я подошёл к столу, увидел в альбоме чёрно-белую фотографию группы старшеклассников. Почти все парни на ней были в костюмах, на девчонках — платья с белыми воротниками. Под фото на странице я заметил надпись: «Одиннадцатый „А“, выпуск 1964 года».

— Вот он, Олежка Морозов, — сказала Клавдия Ивановна и указала на стоявшего во втором ряду парня. — Самый высокий и очень худой. Это с ним ты, Василий, повздорил?

Я сразу отметил: Морозов выделялся на фоне своих одноклассников. Он был почти на полголовы выше всех парней, что позировали для фото. Я увидел стоявшую в центре снимка математичку — в сравнении с Олегом Морозовым она казалась коротышкой.

— Точно не он, — сказал я. — Похоже, меня обманули.

Клавдия Ивановна улыбнулась.

— Олежка Морозов всегда был спокойным, тихим, воспитанным и стеснительным мальчиком, — сообщила она. — Олег никогда не был таким решительным, как его сестра. Потому я и удивилась, что ты с ним повздорил.

Я снова покачал головой и заявил:

— Нет, Клавдия Ивановна. Этого парня я никогда раньше не видел. С ним я пока не ссорился.

Я вышел из кабинета директрисы и спросил:

«Эмма, что ты вчера говорила? Этот тихий и стеснительный белокурый мальчик пробил голову милиционеру? Директриса бы в такое точно не поверила. Stille Wasser sind tief. Или если по-русски: в тихом омуте черти водятся. Все мы тихие, спокойные и воспитанные, скажу я тебе, Эмма. Пока трезвые».

В понедельник мы шли домой в компании Гены Тюляева.

Геннадия мы будто бы случайно встретили в гардеробе уже после моего визита к директрисе (хотя у одиннадцатого «Б» сегодня было на один урок меньше, чем у нас). Черепанов и Степанова к Лукиным не пошли. Они виновато вздохнули и попрощались с нами до завтра. А вот Генке было с нами по пути. Он пристроился рядом с Иришкой (Лукина тут же взяла его под руку, но не выпустила и мой локоть). Лукина отработала на Геннадии «тактику вопросов» — Тюляев охотно рассказал нам о своей работе на тракторном заводе, где одиннадцатиклассники сорок восьмой школы проходили трудовое обучение.